Наполеон - спаситель России — страница 67 из 76

ена и Коленкура, которые нашли смерть в расцвете своей славы; она поведает о том, как наши канониры, открытые на ровном поле, вели огонь против более многочисленных и хорошо укрепленных батарей, и об этих бесстрашных пехотинцах, которые в наиболее критический момент, когда командовавший ими генерал хотел их ободрить, крикнули ему: «Спокойно, все твои солдаты решили сегодня победить, и они победят!»

Уже через год, в 1817 году, Наполеон рассказал о еще бо­лее блистательной победе над еще более многочисленным врагом: «С 80 000-й армией я устремился на русских, состо­явших в 250 000, вооруженных до зубов и разбил их».

Тогда же, сразу после битвы, Наполеон провозгласил ее победой, но так... довольно уклончиво. Он произвел в графы московские Нея и преуменьшил свои потери раза в 4 или в 6.

Выиграли русские, потому что французы не смогли до­биться своих целей. Русская армия не была разгромлена. В сумерках 25 августа она стояла молчаливо и грозно. На следующий день она готова была продолжить бой.

Но Кутузов вовсе не считал, что надо продолжать сра­жение. Он берег жизни русских солдат больше, чем сами русские солдаты. Резервов у него не было, кроме тех са­мых ополченцев с пиками. Тогда за нежелание бросить их в бой Кутузова осуждали. Согласны ли с этим осуждением мы, потомки уцелевших?

А к Наполеону уже подошли подкрепления — свежие дивизии Пино и Делаборда (около 11 тысяч человек). Это при том, что численность армии Наполеона до начала сра­жения оценивалась в 160-180 тысяч человек[144].

Кутузов принял очередное непопулярное решение от­ступать. Насколько непопулярное, говорит такой факт: 2 сентября русская армия прошла через Москву и вышла на Рязанскую дорогу (юго-восток от Москвы). Кутузов об­ратился к войскам с классическим:

— Здорово, ребята!

Армия молчала. Солдаты шли, отвернув лица от ко­мандующего. В первый и последний раз ему не кричали «ура». Спустя месяц солдаты кланялись в пояс, просили прощения.

Французские историки считают итогом сражения по­следующее отступление русской армии и оставление Москвы. Но Кутузов дал Бородинское сражение против своей воли. Он не ставил целью сражения остановить На­полеона и удержать Москву.

В наше время полагается считать, что он был просто великим реалистом: и хотел удержать Москву, но пола­гал, что отступление и сдача Москвы неизбежны. Но мы не знаем, действительно ли Кутузов считал такой большой ценностью оборону Москвы.

Кутузов объявлял Бородинское сражение своей побе­дой. В своей реляции Александру I он писал: «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место бата­лии нами одержано совершенно, и неприятель ретировал­ся тогда в ту позицию, в которой пришел нас атаковать»[145].

Александр I объявил о Бородинском сражении как о победе. Князь Кутузов был произведен в фельдмаршалы с пожалованием 100 тыс. рублей. Всем бывшим в сраже­нии нижним чинам было пожаловано по пяти рублей на каждого.

Кутузов же повторил то, что делали и до него под Ви­тебском, потом под Смоленском. Он послал казаков жечь костры, а утром 27-го отступать с великим шумом. Напо­леон поверил и пошел за казаками, как бы преследуя всю армию. Кутузов же увел армию со Смоленской дороги на Рязанскую и увел ее от места столкновения с неприятелем. Наполеон потерял русскую армию. Со страхом наблюдали его маршалы и генералы, как Наполеон катается по земле, психует и прыгает, обзывает Кутузова «старой северной лисой» и «паршивым обманщиком».

Кутузов же в деревне Фили в 4 часа дня 1 сентября собрал военный совет. Большинство генералов хотели нового генерального сражения с Наполеоном. Вот тогда Кутузов и оборвал заседание, произнеся свое крылатое: «Погубим армию — и будет погублена Россия. А пока цела армия, живы Москва и Россия». Он заявил, что приказыва­ет отступать. Тогда ему и не кричали «ура».

Наполеон же 3 сентября стоял на Поклонной горе, смо­трел на громадный город, почти покинутый жителями. Он ждал, что Москва принесет ему красивые ключи на поду­шечке. Не дождался.

Только вечером, устав ждать, основные силы Наполеона вошли в город вечером тремя колоннами (Фили, Дорогоми­лово, Лужники). Наполеон остался на ночь в Дорогомилове. В эту ночь в городе вспыхнули первые разрозненные пожа­ры в Китай-городе и Яузской части.

А русская армия, сопровождаемая полчищами бежен­цев, еще утром прошла через Дорогомилово, Арбат, Яуз­скую улицу — и по дороге на Рязань.

3 сентября Наполеон прибыл в Кремль. А пожар охва­тил весь Китай-город. 4-5 сентября Наполеон вынужден был бежать из Кремля и вернулся в него только 6-го — ког­да пожар, уничтожив три четверти города, стих. Еще горе­ло, еще дымилось, но главное уже было сделано.

У нас сильно преувеличивают число беженцев из Мо­сквы. У некоторых авторов получается так, что в городе вообще почти никого не осталось. В действительности, по одним данным, население Москвы сократилось только с 270 000 до 215 000 человек. По другим, в городе оста­валось не менее 80 тысяч человек.

Французы заняли полупустой город, и в нем тут же вспыхнули пожары... Причины этих пожаров остаются до сих пор не известны и вызывают споры. Поджигали сами французы? Более чем вероятно. Поджигали русские? Ско­рее всего, поджигали. Во всяком случае, в Смоленске мно­гие жители и правда поджигали свои дома, уходя вместе с армией. Как заявлял Загоскин, «мы никому не уступим чести московского пожара!»[146] Почему не могли в Москве? Город загорался сам, потому что был брошен жителями?

Очагов пожаров было много, скорее всего, действовали все причины.

В огне чудовищного пожарища сгинули 6496 из 9151 жилых домов, 8251 лавок и складов, 122 из 329 храмов (без учета разграбленных). В огне погибли до 2000 раненых российских солдат, оставленных в городе. Были уничтоже­ны университет, библиотека Бутурлина, Петровский и Ар­батский театры, погибли (во дворце А.И. Мусина-Пушкина на Разгуляе) рукопись «Слово о полку Игореве», а также подлинник Троицкой летописи[147].

С 6 сентября по 7 октября 1812 года Наполеон нахо­дился в Кремле. Он полностью добился того, чего хотел: находился в сердце вражеской земли, в столице России. Он поразил ее в сердце. Он блистательно завершил рус­скую кампанию: стремительное наступление, и вот мы здесь! ...Интересно, а о чем он думал светлыми от пожаров ночами, под шелест огня и мелких осенних дождичков? Он ведь не мог не понимать, что на самом деле полностью и безнадежно проиграл.

Еще что-то делалось, какие-то судорожные движения, как в агонии. Еще пытались навести порядок, с 12 сентя­бря прошли первые расстрелы «поджигателей» по решению французского трибунала. Но армии не было. Было только сборище голодных и агрессивных обормотов. Великая армия была полуголодной уже к Витебску. Наполеон бросил ее к Смоленску, и кое-как, грабежами и насилием, армия дожи­ла до Москвы, становясь по пути все более голодной и рас­христанной. В Москве она окончательно стала неуправляе­мой, потому что накануне зимы не имела ни теплой одежды, ни продовольствия, ни осмысленных реальных перспектив.

Бородино — слава русского оружия независимо от того, было оно победой или нет. Но Москва — вершина тактиче­ского гения Александра I, Барклая-де-Толли, Пфуля, Куту­зова и всех, кто заманил Наполеона в Москву. Заманил к зиме — без теплой одежды и горючего.

Весь «Второй польский поход» Наполеона с июня 1812г. обнаруживает черты спешки, торопливости, непродуманности, экспромта. С августа стратегическая инициатива пе­реходит к русской армии. После Бородина не изменилось решительно ничего. Разве что морковки в виде русской армии генерального сражения уже не нужно было вешать под носом Наполеона. Кутузов и убрал эту «морковку», ког­да свернул на Рязанскую дорогу.

6-7 октября началось отступление французской армии из Москвы. А точнее будет сказать: началось паническое бегство неорганизованной, дичающей на глазах, все силь­нее голодающей толпы.

Под Бородином Наполеон мог еще принимать картин­ные позы, жаловать маршалов княжескими титулами и поздравлять солдат с победой. Уже в Москве он старал­ся не попадаться своим солдатам на глаза. «Спасайся, кто может!» Наполеон спасался вместе со всеми, и не было в этом судорожном отвратительном драпеже ни малейших признаков ни величия, ни чести, ни даже соблюдения приличий.

Ловушка захлопнулась. Крысы не получили приманки, вынесли дверцу и толпой кинулись обратно, в свою нору.

Глава 3.КАК НАПОЛЕОН СДЕЛАЛ ВОЙНУ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Со­жжение городов и деревень, отступление после сраже­ний, удар Бородина и опять отступление, пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война — все это были отступления от правил... Несмо­тря на жалобы французов о неисполнении правил, не­смотря на то, что высшим по положению русским людям казалось почему-то стыдным драться дубиной... дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.

Граф Л. Н. Толстой

Война красивая и некрасивая

После кошмарных войн XX века, грязи и ужаса око­пов и блиндажей, войну 1812 года принято считать эдакой рыцарской, красивой, благородной. Противники в краси­вых мундирах сходились на обширных полях. Шли друг на друга в рост. Не бежали, а именно маршировали. Плотные белые клубы дыма вылетали из дул орудий, стрелявших черным дымным порохом, постепенно образовывали над полем боя эдакие рукотворные живописные облака.