Поражение экспедиционных сил было встречено в Британии с испугом. Первой реакцией, как и следовало ожидать, были яростные дебаты в парламенте. Недовольство усилилось еще больше, когда мнение офицеров армии, которое сначала нашло отражение в личных взаимоотношениях, стало известно широкой публике. Армия не считала себя побежденной, но была убеждена в том, что ее подвел высший командный состав. Одним из проявлений такого мнения было послание командиров бригад и Брента Спенсера, в котором они писали Уэлсли:
Желая выразить высокую признательность и уважение, которое мы испытываем по отношению к вам, а также величайшее удовлетворение тем, что нам по счастливой случайности выпало служить под вашим началом, мы сегодня заказали столовое серебро стоимостью в тысячу гиней, которое подготовят и вручат вам.
Этот подарок с выгравированными именами дарителей и их подписями был свидетельством глубокого уважения, которое они питали к нему как к человеку, и безграничного доверия, которое они оказывали ему как офицеру. Об этом жесте, естественно, стало известно публике, и он еще больше усилил недовольство бездарными действиями Дэлримпла и Баррарда. Кроме того, этот факт косвенным образом свидетельствовал о том, что офицеры не доверяют этим двум генералам. В стране продолжало расти негодование, вызванное провалом экспедиции. Даже Уильям Уодсворт поспешно написал не слишком талантливую поэму под названием «Посвящение Договору в Масейре».
Масейра! Масейра! Будь проклято имя твое,
Там, где полки Альбиона должны были славу стяжать,
Все обернулось прахом, печальна участь солдат…
Проправительственная пресса сосредоточила свое внимание на Дэлримпле и Баррарде, хотя гораздо более резкой критике подвергла министерство, которое их назначило. В то же время газеты, не отличавшиеся лояльностью к правительству, ставили под сомнение саму идею оказания помощи Испании. Уильям Коббет, который был самым яростным критиком министерства, предвидя, что Британия возобновит войну на Иберийском полуострове, заявил, что эта военная кампания приведет «лишь к истощению страны, не имея ни малейшего шанса принести хоть какую-то видимую пользу… чем раньше мы откажемся от нее, тем лучше… Это может привести к тому, что Франция понесет определенные расходы и потери, но в то же самое время мы ослабим сами себя в десять раз больше, чем Францию».
Неудивительно, что министерство и те, кто его поддерживал, стремились сосредоточить внимание на заслугах Уэлсли, которого называли «победителем Ролики» (тем самым преувеличивая значимость этой победы), однако другие были менее великодушны. Многие говорили о том, что Уэлсли оказывают поддержку его друзья в правительстве и указывали на связи его семьи. Так, Коббет, выступая с речью в Уинчестере, говоря о возвращении Уэлсли из Португалии, заявил, что его семья ежегодно получает из казны около 23 766 фунтов, что, по его словам, равнялось скудным ежегодным бюджетам шестидесяти округов. Газета «Ньюс» в таком же стиле отмечала, что даже если бы Уэлсли был освобожден от ответственности за провал экспедиции, «то те, кто стал свидетелем зловещих усилий его друзей, не усомнится в том, что он обязан своим оправданием в гораздо большей степени именно этим усилиям, а не тому, что утратил свои иллюзии, особенно если сравнить его с другими генералами, у которых мало влиятельных друзей, в силу чего они не получили такой поддержки».
Фактически эти генералы отделались лишь легким испугом и почти неофициальным порицанием. Правительство не испытывало ни малейшего желания повторять разбирательства военного трибунала, которые имели место в отношении Уайтлока (под руководством этого генерала операция экспедиционных сил в Южной Америке закончилась полным провалом) и лишь недавно закончились. Хотя и была образована следственная комиссия по Масейре, однако она быстро закончила свою работу, преуменьшив вину командования экспедицией. Тем не менее ни Баррарду, ни Дэлримплу впредь не доверяли командование действующей армией, и оба были опорочены критикой. Наглядным примером такой критики была строчка Байрона: Для полководцев вроде наших цветенье лавра ни к чему. Неудачи, казалось, преследовали несчастного Баррарда. Вскоре после окончания работы следственной комиссии он потерял своего младшего сына, который служил гардемарином в Королевском флоте и погиб в результате того, что шлюпка с королевской яхты «Ройал Соверейн» перевернулась в гавани Уэймута. И все же спустя примерно пять лет Дэлримпл подал прошение о компенсации того морального ущерба, который был нанесен критикой его действий в Португалии. В результате он получил титул баронета.
Впоследствии
Жюно и французы избежали подобных трудностей, хотя и столкнулись с другими проблемами. Победа при Вимейро, и особенно результаты договора, заключенного в Масейре, принесли Жюно не только заслуженные почести, но и то, чего он так страстно желал – жезл Маршала Франции. (Неудивительно, что Келлерманн, который всегда считал, что его атака, сыгравшая решающую роль в битве при Маренго, недостаточно вознаграждена, в частных беседах выражал недовольство тем, что умение, которое он проявил, ведя переговоры в Масейре, не получило должной оценки). Изгнание англичан из Португалии восстановило на Иберийском полуострове позиции французов, которые пошатнулись после капитуляции Дюпона при Байлене (19 июля 1808 года), хотя эта капитуляция и не имела решающего значения. Битва при Вимейро ослабила армию Жюно сильнее, чем он того ожидал. И хотя Жюно мог по-прежнему удерживать Лиссабон и центральную часть Португалии, тем не менее он был вынужден просить подкреплений, без которых не смог бы подавить движение повстанцев на севере и юге страны. Уход британцев в этот решающий момент позволил Наполеону сосредоточить свои силы против испанских армий, не отвлекая их на то, чтобы справиться с иностранным экспедиционным корпусом, который оказывал помощь местным армиям. Таким образом, Наполеону представилась реальная возможность завершить войну на Иберийском полуострове, избежав долгих лет напряженного противостояния, которое могло истощить ресурсы его империи и оказать негативное влияние на ход военных кампаний в других районах Европы.
Воистину серьезной проблемой, возникшей вследствие битвы при Вимейро, была та, с которой столкнулось британское правительство после возвращения потерпевших поражение экспедиционных сил. Тот факт, что сами участники экспедиции не считали себя побежденными, лишь усиливал давление на кабинет министров и ставил его перед необходимостью как можно быстрее принять решение о том, как следует действовать в дальнейшем. Ни один из возможных вариантов не казался слишком привлекательным. Уйти с Иберийского полуострова, как того требовала оппозиция, и ждать другого удобного случая оказать противодействие Наполеону в каком-либо другом месте – значило бы отказаться от уже принятой политики оказания поддержки всем тем, кто сражался с французами, и опровергнуть собственные гарантии, уже предоставленные испанским и португальским лидерам. Британия располагала силами, необходимыми для возобновления войны на полуострове, причем не только теми, которые вернулись из Португалии, так и не высадившись на берег. Однако если решение возобновить боевые действия было принято без всяких сомнений, то конкретное место высадки оставалось под вопросом. Одним из возможных вариантов было оказание помощи испанцам посредством высадки в Кадисе, но не слишком дружелюбная реакция последних на предложение, уже сделанное Спенсером (еще до того, как он присоединился к Уэлсли), заставляла усомниться в целесообразности этой идеи. Оставалась возможность высадки в северной Испании, возможно, в Ферроле (где в 1800 году уже высаживалась экспедиция, которая закончилась безрезультатно), Корунье или Виго. Кроме того, можно было еще раз высадиться в Португалии, но в этом случае надо было действовать без промедления, а лучше всего – произвести высадку еще до того, как подкрепления позволили бы Жюно разбить силы португальцев, даже несмотря на то, что благоприятное для боевых действий время года уже подходило к концу. В связи с этим Уэлсли заметил, что по мере приближения зимы будет ухудшаться состояние дорог, армии потребуются зимние квартиры, а флот сможет оказать поддержку (и пополнять запасы армии) лишь в районе Лиссабона или Опорто.
Другой проблемой, с которой столкнулось правительство, был вопрос о назначении командующего новой экспедицией. Мур дал ясно понять, что он (весьма великодушно) отказывается от любых претензий на высшее командование в пользу Уэллесли, так как последний достиг успехов на ранних этапах минувшей кампании. Кроме того, он считал, что если французы одержат победу в Испании, то поражение в Португалии не будет иметь никаких оправданий. Таким образом, Уэлсли мог ожидать того, что министерство может назначить его верховным командующим в случае, если будет санкционирован еще один рейд на территорию полуострова. Однако в этом случае его задача была бы гораздо более сложной, чем если бы Жюно проиграл битву при Вимейро и если бы не британцы, а французы были бы изгнаны из Португалии. Более того, чем дольше откладывалась бы высадка британских войск, тем больший урон нанесли бы французы испанским и португальским силам. Нельзя было не учитывать возможность второго и еще более тяжелого поражения британских сил, которое правительство уже не смогло бы выдержать. И даже если бы имелась возможность изгнать французов из Португалии, это потребовало бы таких усилий, которые значительно снизили бы возможности англичан немедленно оказать поддержку испанским силам, которые еще сражались против войск Наполеона. При сложившихся обстоятельствах, даже для того, чтобы удержать Португалию, потребовались бы годы изнурительной войны.
Такими были чреватые опасностями перспективы, с которыми столкнулось британское правительство. Курс, который был выбран, является официально зарегистрированным фактом, однако не вызывает сомнений то, что все сложилось бы совсем по-другому, если бы Жюно не был столь удачлив в битве при Вимейро.