В своей крепкой позиции Блюхер соединил три корпуса армии, что составляло до 80 000 человек; четвертый же, под командой Бюлова – генерала, отличавшегося во время кампании 1814 г. – квартировавший между Льежем и Ганнутом, к нему еще не подоспел. Силы неприятельские простирались, как видно из прусских депеш, до 130 000 человек; но так как Ней при Катрбра имел не менее 30 000 человек, то, по всей вероятности, войско, находившееся под командой Бонапарта в сражении при Линьи, считая в том числе резерв, составленный из всей первой дивизии, не превышало 100 000 человек. Таким образом, обе армии были почти равны числом; они были также равно воодушевлены мужеством и воинским жаром.
Пруссаки никогда не забудут тех бедствий, которыми французы обременили их отечество после Йенского поражения. Разорение мирных сел, сопровождаемое всеми ужасами, какие только могут выдумать распутство, грабительство и бесчеловечие; убиение братьев и детей, насилие, причиненное женам и дочерям, – вот что было предметом разговора на биваках, вокруг огней, между солдатами прусского Ландвера и возбуждало в них ненасытное мщение. Счастливая кампания 1814 года была слишком коротка для утоления их мести; теперь настало благоприятное время, в которое они надеялись вполне насытить жажду оной.
Французы также питали к пруссакам личную ненависть, не менее их воодушевлявшую. Как, думали они, сии пруссаки, сохранившие свою независимость единственно по милости императора, который одним словом мог обратить государство их в провинцию, сии самые пруссаки, коим мы так великодушно позволили участвовать в наших победах, первые осмелились поднять против нас знамя бунта, когда ярость стихий истребила армии, ведомые Бонапартом для завоевания России?! Но сего не довольно: они вторглись в священные пределы Франции, разбили наши войска на нашей же земле и сильно вспомоществовали занятию столицы. Кроме того, ими командовал Блюхер, непримиримый враг французов, которого никакое поражение не могло ослабить, никакой успех – удовольствовать. Даже когда Парижский договор принят был полномочными других держав, как для всех выгодный, сей непреклонный полководец явно изъявил свое неудовольствие, видя Францию столь счастливо окончившей борьбу. Посреди радостных кликов и всеобщих поздравлений на лице его изображалось (так думали парижане) свирепое негодование.
Теперь сей непримиримый враг был пред ними и предводительствовал войсками, воодушевленными подобными чувствами и составлявшими авангард бесчисленной армии, которая, если бы не была решительно разбита, наводнила бы Францию и исполнила мстительный план свой, в прошлом году столь странно уничтоженный.
Воспламененные национальной ненавистью, обе партии отвергнули обыкновенные законы войны и ту взаимную разборчивость в сношениях, которая умеряет иногда жестокость оной. Пруссаки объявили свое намерение – ни давать, ни просить никакой пощады; две французские дивизии выставили черное знамя в знак такого же объявления. Меня уверяли, что они, для изъявления смертельной ненависти своей, искажали или отрезывали уши пленным, попавшимся в их руки при переходе чрез Самбру.
Сражение началось жестокой канонадой, с помощью которой Третий корпус французской армии, предводимый Вандаммом, атаковал деревню Сен-Аман. Пруссаки встретили французов с величайшей неустрашимостью; несмотря на то, последние, ударив в штыки, успели овладеть деревней и утвердиться в церкви и на кладбище.
Пруссаки употребляли величайшие усилия, чтобы возвратить сей пост, служивший ключом к правому их крылу. Сам Блюхер повел батальон и произвел столь удачный напор, что один край деревни был занят снова, и пруссаки овладели той частью находящихся позади оной высот, которую успехи Вандамма принудили оставить.
Деревня Линьи, будучи атакуема и защищаема с одинаковой яростью, беспрерывно переходила из рук в руки, обе стороны попеременно были подкрепляемы пехотными отрядами, расположенными позади деревни. Многие дома, окруженные, по фламандскому обыкновению, дворами, служили отдельными редутами, на которые одни нападали, а другие защищали с равным ожесточением. Невозможно представить ярости обеих войск: казалось, каждый солдат отмщал свое собственное оскорбление – и в тесных улицах деревни битва продолжалась целых пять часов.
Беспрерывная канонада с обеих сторон гремела все послеполуденное время; но такой образ сражения для пруссаков был невыгоден. Будучи расположены на вершине и по бокам высот, находящихся позади деревень, они подвергались огню более, нежели французы, пользовавшиеся рытвинами и неровностями своего места. В продолжении сего упорного сражения Бонапарт, вероятно, усомнился в успехе, и потому, чтобы удержать за собой Сен-Аманский пост, приказал Первому пехотному корпусу, стоявшему при Фрасне, а также одной дивизии Второго корпуса, предводимого Жераром и назначенного в резерв маршалу Нею, перейти на правую сторону для подкрепления своей армии. Ней в письме своем к Фуше жаловался на это распоряжение, лишившее его средств удержать за собой победу при Карт-Бра. Но сие подкрепление было бесполезно; ибо Вандамм около семи часов, после многократных усилий, преодолел упорство пруссаков при Сен-Амане, а Жерар овладел деревней Линьи. Сомбреф, находившийся по левую сторону прусской линии, с успехом защищаем был саксонским генералом Тельманом против маршала Груши; и пруссаки, несмотря на то, что были вытеснены из деревень, расположенных на краю амфитеатра, образуемого холмами, сохранили еще свой алиньеман на возвышении, ожидая с нетерпением подкрепления или от англичан, или от своей Четвертой дивизии[126], шедшей под начальством Бюлова. Но герцог Веллингтон сам был довольно занят при Катрбра, а Бюлов не мог преодолеть затруднений, неразлучных с долгим походом по дурным дорогам скудной страны. Между тем Бонапарт кончил сражение одним из тех смелых и искусных маневров, которые характеризируют его тактику.
Овладев деревней Линьи, находящейся на краю центра прусской линии, он сосредоточил в сем пункте императорскую гвардию, бывшую до тех пор в резерве; восемь батальонов славной старой пехоты, соединенные в одну страшную колонну, подкрепляемую четырьмя эскадронами кавалерии, двумя кирасирскими полками и гренадерами конной гвардии, прошли деревню Линьи, спустились в овраг, отделяющий ее от высот, и начали на них восходить под губительным огнем пуль и картечи. Они выдержали ужасный залп с удивительным мужеством и, приблизившись к прусской линии, произвели такой натиск на ряды, ее составляющие, что почти расторгли центр армии и прервали всякое сообщение между обоими крылами; в то же самое время французская кавалерия ударила и опрокинула прусскую.
В сию критическую минуту Европа едва не претерпела невозвратимой потери: участь ее зависела от смерти или плена неукротимого Блюхера, которому он было подвергнулся. Храбрый маршал сам выступил против французской кавалерии; но был отражен: под ним убили лошадь – и он упал на землю. Адъютант его подпал такой же участи; первые слова князя, как только стал он приходить в чувства, изъявляли заклинание, чтобы сей верный офицер лучше умертвил его, нежели допустил впасть в руки французов. Однако же прусская кавалерия опять соединилась, ударила на французов и, отразив их в свою очередь, принудила стремительно отступить, даже за то место, где распростерт был князь, покрытый плащом адъютанта. Генерал, спасенный таким образом, был посажен на лошадь и начал распоряжаться отступлением, сделавшимся уже необходимым.
Прусская артиллерия, будучи расставлена вдоль линии слишком растянутой, не могла быть скоро увезена, и потому многие пушки достались французам; но пехота ретировалась в порядке и рядами своими, непроницаемыми для кавалерии, отряженной ее преследовать, достойно поддержала отличное мнение о своей дисциплине, посредством которой в прошлогодних кампаниях и после ретирады она была в состоянии идти вперед и снова приобрести победу.
Во время отступления, продолжавшегося всю ночь, пруссаки взяли направление к Тельи; на другой день последовал за ними генерал Тельман с левым крылом, которое, оставив деревню Сомбреф, защищаемую им в продолжение прошедшего дня, служило арьергардом Блюхеровой армии. Наконец Четвертый корпус под начальством Бюлова присоединился к прусской армии, снова расположившейся близ деревни Вар, в десяти милях от места, на коем она претерпела первое поражение. Блюхер и прочие начальники ничего не забыли к приведению ее в такое состояние, чтобы она могла твердо выдержать вторичное нападение.
В сей злополучной битве пруссаки претерпели великое поражение. Потери их простирались до 20 000 человек, что составляло четвертую часть всей армии.
Происшествия 16-го числа имели существенное влияние на планы предводителей обеих армий; в то самое время, когда герцог Веллингтон хотел воспользоваться выгодами, приобретенными им при Катрбра, и атаковать Нея при Фрасне, он получил 17-го числа поутру известие, что Блюхер в прошедший день был разбит и ретировался. Посему герцог не мог ничего иного предпринять, как собрать силы свои и занять такую позицию, чтобы иметь сообщение с правым крылом пруссаков; ибо остаться в прежней выдавшейся позиции значило дать случай Бонапарту расположить свою армию между англичанами и пруссаками, или даже, если бы захотел он, устремить все силы свои против герцога, который был гораздо слабее его. И так английский генерал решился отступить к Брюсселю. Сие движение совершенно было в надлежащем порядке, под прикрытием кавалерии, находившейся под командой храброго графа Оксбриджа.
Бонапарт принял свои меры. Разбитие пруссаков позволяло ему преследовать их со всей своей армией, кроме войска, находившегося под начальством маршала Нея, который между тем мог занять герцога; но это значило подвергнуть маршала неизбежному поражению; ибо, ежели он в прошедший день не получил успеха над авангардом английской армии, тем более невозможно ему было сопротивляться ей тогда, когда все силы ее были соединены и снабжены подкреплениями всякого рода. Кроме того, Наполеон знал, с какой быстротой Блюхер соединил пруссаков даже после совершенного поражения; гораздо выгоднее было ему обратить все силы свои против английской армии, оставив только Вандамма и Груши с 25 000 человек для обеспокоивания Блюхера с тыла, следуя за ним при отступлении его от Сомбрефа к Вару, и для воспрепятствования ему принять участие в сражении, предпринимаемом против англичан.