<…>
Одним словом, пришлось кропотливым трудом собирать весь материал по архивам, музеям и частным коллекциям. Источником моей работы служили главным образом: Императорская Публичная Библиотека в Санкт-Петербурге, Румянцевский музей в Москве, архив Французской академии и др. Некоторые из русских песен я записывал по устным преданиям, а у одного из моих друзей (близ Тарутина) я нашел книги и ноты военного оркестра армии Наполеона. Очевидно, вещи эти второпях оставлены были французами после сражения при Тарутине (Армия Мюрата). <…>
Пьеса («В двенадцатом году». — И. Ш.) написана мною не для «бродячих трупп», а для хорошо оборудованного театра, и требует прежде всего интеллигентного и чуткого режиссера».
Ну да, видать, не сыскалось на российских просторах такого режиссера. По крайней мере, мне ни разу не попадалось упоминание о том, что музыкальная пьеса «В двенадцатом году» была где-либо поставлена. Но Гартевельд не унывает — он вычленяет из своего опуса музыкальную составляющую и, слегка подрихтовав формат, организовывает на ее основе серию так называемых исторических концертов, где звучат «собранные этнографом песни времен нашествия Наполеона».
Помните, в зачине повествования я выдвигал предположение, что нечто, связанное с апологией Наполеона, в семействе Гартевельдов явно пестовалось? Получается, наконец-то, на шестом десятке Наполеонычу удалось оформить юношеское увлечение в полноценный, не лишенный оригинальности коммерческий продукт? Оно так, да не совсем. Ибо в данном случае мы имеем дело с очередной попыткой Наполеоныча угадать тренд, попасть в струю. В 1912 году таким трендом стало празднование столетия Отечественной войны. Торжества, растянувшиеся на несколько месяцев, прошли по всей империи — от Варшавы до Владивостока. Грех было не воспользоваться ситуацией, и Наполеоныч, гениально все рассчитав, очень вовремя выкатился со своими историческими концертами на должным образом подготовленную, патриотически настроенную публику. Интереснейший анализ феномена юбилейных российских торжеств образца 1912 года приводит в своей статье «Память как товар. Коммерческая составляющая столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года» современный петербургский историк Владимир Лапин. Процитирую небольшой кусочек из нее.
«Наиболее важным отличием юбилея 1912 года от всего ранее наблюдавшегося в коммеморативной практике России следует считать явление, которое можно назвать «коммерциализацией памяти». Речь идет о том, что исторические символы «великой годины», будучи предложенными в свободную продажу, оказались востребованными и принесли немалую прибыль тем, кто их тиражировал. При этом «спрос на историю» проявился не только в достаточно узком кругу образованной публики, но и среди «народа». Основными формами этого «бизнеса» стали: торговля подлинными и поддельными предметами старины, изделиями с исторической символикой, организация экскурсий, издание путеводителей и популярной тематической литературы, сочинение (исполнение) музыкальных и драматических произведений на юбилейную тему».
Вряд ли Наполеоныч знал значение термина «коммеморация» (сохранение в общественном сознании памяти о значимых событиях прошлого). Но он его интуитивно предугадал. И — не прогадал: программа «Песни 1812 года» пользовалась большим успехом; помимо многочисленных провинциальных театров ее показывали даже на таких престижных площадках, как большие залы Благородных собраний Петербурга и Москвы и сцена Императорского Мариинского театра.
Из газеты «Вечернее время», 4 июня 1912 года:
«Нам сообщают, что директор Императорских театров В. А. Теляковский обратился к министру Двора за разрешением устроить осенью в Мариинском театре специальный вечер песен 12-го года, которые будут исполнены великорусским оркестром и хором императорской оперы. По мысли г. Теляковского будут использованы только что изданные песни 12-го года, которые с большим трудом удалось собрать В. Н. Гартевельду. В Мариинском театре будут исполнены не все собранные г. Гартевельдом песни: многие из них по цензурным условиям невозможны для публичного исполнения, в особенности французские военные песни, сильно отразившие великую французскую революцию».
Сняв сливки с юбилейных торжеств, Гартевельд снова неплохо финансово приподнялся[82].
И под занавес уходящего года, устав от концертных чёсов, позволил себе немного развеяться. Тем паче, средства позволяли. И он отправляется в многодневное и без супруги путешествие в Туркестан.
Важный момент! В то время русская администрация в Туркестанском крае носила полувоенный характер, так как край был сравнительно недавно присоединен к Российской Империи и находился на положении русской колонии, причем Бухарский эмират и Хивинское ханство оставались в качестве вассальных государств по отношению к России. Это я к тому, что иностранцев в эти земли пускали крайне неохотно (требовалось получать огромное количество разрешений). Но вот нашему Наполеонычу отчего-то все дороги открыты: хочешь — на каторгу, хочешь — в Туркестан. И это при том, что былой его как бы покровитель к тому времени больше года как лежал в могиле, сраженный предательской пулей сексота охранки Дмитрия Богрова. (Таковы причуды и превратности судьбы: Петр Столыпин был застрелен в том самом театре, торжественное открытие которого началось с исполнения гартевельдовской кантаты.)
По итогам экзотической поездки в Среднюю Азию (декабрь-март 1913) Гартевельд оперативно издаст книжку путевых впечатлений — с исключительно «попсовым» названием «Среди сыпучих песков и отрубленных голов», но не менее чем «Каторга и бродяги Сибири» занимательную. (Похоже, набил руку?) Эту работу Наполеоныч посвятит своему проводнику в мир большой литературы: «В. Г. Короленко в знак почитания и признательности посвящает свой скромный труд автор»…
Здесь у читателя может сложиться ложное представление о том, что наш Наполеоныч окончательно переквалифицировался в литератора. Но это не так. Летом 1913 года, когда «Сыпучие пески» существовали пока только в рукописи, Гартевельд организовывает новое концертное турне по России с новой программой «Боевые песни балканских славян». Здесь Вильгельм Наполеонович возвращается к своему любимому формату: первое отделение — авторская лекция в исполнении себя, любимого, второе и третье отделения — собственно концерт (ансамбль, составленный из московских оперных артистов и под управлением себя же, любимого). Это было очередное стопроцентное попадание в целевую аудиторию. И здесь примечателен даже не тот факт, что прокат программы пришелся на разгар Второй Балканской войны. Куда более поражает то обстоятельство, что композиционно, практически «под ключ» она была собрана Гартевельдом всего через месяц после начала Первой Балканской войны.
Напомню, что причиной этих двух войн послужило стремление стран коалиции (так называемого Балканского союза): Сербии, Болгарии, Черногории и Греции расширить свои территории. Первая Балканская началась 9 октября 1912 года с нападения черногорской армии на турецкую крепость Шкодер в Албании. 17 октября, когда болгарские, греческие и сербские войска сосредоточились для нападения, Турция объявила войну Афинам, Софии, Белграду и Цетинье. В те дни симпатии русского общества (исключая мусульман) были преимущественно на стороне «братьев-славян». «Турция объявила войну Сербии и Болгарии. Все симпатии были, конечно, на стороне Сербии и Болгарии, все с тревогой следили по газетам за военными действиями и радовались успехам родных нам славянских народов», — запишет в мемуарах московский губернатор Владимир Джунковский (к слову, присутствовавший на триумфальном представлении «каторжных песен» Гартевельда 6 апреля 1909 года). По всей империи ведется благотворительный сбор денежных пожертвований, сотни добровольцев уезжают сражаться против турок в рядах сербской, черногорской и болгарской армий, а штаб-трубач расквартированного в Тамбове 7-го запасного кавалерийского полка Василий Агапкин сочиняет марш «Прощание славянки» с посвящением «всем славянским женщинам».
И вот на этой патриотической волне Вильгельм Наполеонович спешно собирает собственную программу из двух десятков песен. Которые, согласно тексту рекламного буклета, были им (якобы?) записаны и восстановлены по «источникам Исторического Музея в Москве, по документам Императорской Российской Миссии в Цетинье (Черногория) и по устным преданиям Сербских и Болгарских ополченцев». Что ж, как одобрительно сказал бы Остап Бендер, «камни подобраны со вкусом». Взять хотя бы тот факт, что Первую Балканскую развязала маленькая Черногория, короля которой Александр III некогда назвал «единственным другом России» (после армии и флота, разумеется)[83]. Уж не знаю, в курсе ли этих слов был наш Наполеоныч, тем не менее в свою новоиспеченную концертную программу он включил сразу две песни, написанные на стихи Его Величества Черногорского короля Николая (Никола I). Здесь речь идет о «Застольной песне» и так называемом песенном боевом кличе «Туда», текст которого Никола I сочинил еще в 1867 году и который стал гимном черногорского народа:
Туда, за мною, — за эти горы.
Туда, где пали с далеких гор
Царей палаты и где, волнуясь,
Шумел когда-то юнацкий сбор.
Туда, за мною! Увижу Призрен[84],
Домой стремится душа давно!