Манит былое… В страну родную
Войти с оружьем мне суждено!..
Не берусь сказать: какие на самом деле архивы (а главное — с какой скоростью?) прошерстил осенью 1912 года Гартевельд, но уже 27 ноября в Большом зале Московской консерватории в ходе публичного заседания Общества славянской культуры состоялось первое представление «Боевых песен балканских славян». Оперативность потрясающая! Ну, а дальше: сделал дело — гуляй смело. Застолбив за собой выигрышную тему, Гартевельд преспокойно отправился в путешествие по Туркестану. С тем чтобы по возвращении из оного начать патриотическое гастрольное турне уже по всей стране. Ай, молодца!..
Да, а что же каторжные песни? Все? Прошла любовь, завяли помидоры?
Похоже, так и есть. «Каждому овощу — свое время». Ну, разве что изредка подворачивался подходящий, заведомо обреченный на успех случай. Например такой, что имел место в ходе путешествия Гартевельда по Туркестану. Тогда, уже на финишной прямой Вильгельм Наполеонович остановился в Ташкенте. Город и местное общество понравились ему чрезвычайно. Плюс в Ташкенте имелась неплохая «концертная площадка», а главное — не избалованная визитами иностранных артистов публика, к числу которой принадлежала и семья опального, высланного в Туркестан великого князя Николая Константиновича. По совокупности, для нашего Наполеоныча — самое то, было где и перед кем блистать.
«…Великий князь, живущий в Ташкенте, пользуется большой любовью и популярностью среди ташкентцев. Его семья часто посещает театр Общественного Собрания, где имеется специальная великокняжеская ложа.
В этом Собрании я читал свой доклад о сибирской каторге и сибирских бродягах, вообще о своем путешествии по Сибири в 1908 году, причем было демонстрировано несколько номеров из записанных мною песен каторжан… Зал был переполнен, и присутствовавший на вечере генерал-губернатор Самсонов выразил мне удовольствие несколькими любезными словами[85]…»
И хотя концерты, подобные ташкентскому, отныне для Гартевельда скорее исключение, нежели правило, в 1915 году он предпримет еще одну попытку «войти в ту же реку». Правда, на сей раз при помощи стремительно вошедшего в моду синематографа.
Из журнала «Сине-Фоно», 19 сентября 1915 года (рекламный текст от кинематографической фабрики А. О. Дранкова):
«Вся Россия безусловно заинтересуется небывалой, единственной в своем роде картиной, которая будет иметь огромное историческое значение: СИБИРСКАЯ КАТОРГА (Жизнь и быт сибирских каторжан). Снято с натуры профессором В. Н. Гартевельдом в сотрудничестве с режиссером М. М. Бонч-Томашевским. Единственный экземпляр, снятый с разрешения Министерства Юстиции (Главное Тюремное Управление), выданного В. Н. Гартевельду от 17-го июля 1915 года за № 21262 и с разрешения Тобольского губернатора».
Впечатляет, не правда ли? Семь лет назад наш доставучий друг раздобыл «проходку» на посещение каторжных тюрем для рукописной записи песенного фольклора, а теперь еще и заполучил эксклюзивное право на проведение в оных киносъемки. Пронырливость просто феноменальная! Впрочем, в данном случае явно не обошлось без деятельного участия кинопродюсера Александра Дранкова, который по жизни был не меньшим, чем Гартевельд, авантюристом. И которому, судя по всему, Вильгельм Наполеонович отписал права на экранизацию своего, авторским правом защищенного песенно-каторжного материала.
Знакомьтесь: гигант мысли, отец русской кинематографии Александр Осипович (Абрам Иосифович) Дранков (1886, Феодосия — 1949, Сан-Франциско). Суперпрофессионал без образования, предприимчивый авантюрист, жуликоватый делец, мастер эпатажа и король сенсаций. В 1907 году, заразившись «синема», фотограф Дранков создает в Петербурге свое первое киноателье и за десять лет умудрится не только выпустить под сотню фильмов, но и попутно изобрести ряд новаторских приемов и фишек, до сих пор активно использующихся в киноиндустрии.
В качестве примера приведу лишь несколько из дранковских «придумок»:
1. Прежде чем подступить к игровому кино, Александр Осипович набивает руку на хронике — снимает новостные движущиеся картинки: «Буксирное движение на Неве», «Смотр Преображенского полка в Царском Селе», «Вестингаузский трамвай»… Каждую неделю — новые сюжеты. При этом Дранков — первый отечественный папарацци, использовавший метод скрытой камеры. В 1908 году для получения эксклюзивных кадров он тайно проникает на территорию Ясной Поляны, прячется в туалете и сквозь щель снимает, как Лев Толстой прогуливается. По легенде, в какой-то момент классик подошел к будке, дернул было за ручку, но, поняв, что «занято», деликатно удалился… Впоследствии, проявив недюжинную смекалку, Дранков также сумеет снять видовую фильму «Максим Горький на Капри» и сюжет, запечатлевший завтрак Петра Столыпина в кругу друзей в Елагином дворце.
2. Уловив в обществе спрос на патриотизм, Дранков выступает против господствовавших на кинорынке заграничных картин и снимает первый отечественный игровой фильм — «Понизовая вольница» («Стенька Разин»), премьера которого состоялась 15 (28) октября 1908 года. «Вольница» стала и первым фильмом, показ которого сопровождался оригинальным звуком: по заказу Дранкова музыкальная увертюра композитора Ипполитова-Иванова была записана на пластинку, которую рассылали вместе с копиями ленты. Наконец, при съемках именно этого фильма впервые в мире был применен операторский наезд камеры: после титра «Ревность заговорила» камера «наехала» на страдающую физиономию Стеньки, возревновавшего княжну к принцу Гасану.
3. Дранков первым изобретает новый вид кинорекламы: он выпускает открытки с кадрами из фильмов, а также размещает сцены из фильмов на киноафишах. Повышая индекс узнаваемости (свой и фирмы), он носит попугайских раскрасок костюмы и разъезжает на канареечного цвета кабриолете, на борту которого красуется лейбл его киноателье — два целующихся голубых павлина. Последнее — неспроста: в жизни Александр Осипович больше всего любил женщин и птиц.
Первый отечественный многосерийный фильм («Сонька Золотая Ручка»), первая в России школа кинооператоров, организация первого конкурса сценаристов, экспорт русских фильмов за границу, плагиат творческих идей и воровство сценариусов — всё это Александр Осипович Дранков. Человек, который… нет, не изменил кинематографический мир России. Он его… придумал.
Одна из самых скандальных киноработ, спродюсированных Дранковым, — «Уход великого старца» (другое название «Жизнь Л. Н. Толстого», 1912), фильм Якова Протазанова и Елизаветы Тиман по мотивам свидетельств о последнем периоде жизни Льва Толстого. Этот фильм не был выпущен в прокат в России после протестов семьи Толстого и близких к нему людей и демонстрировался только за рубежом.
В нашем случае примечательно, что режиссерский дебют Якова Протазанова (в будущем — маститого советского кинорежиссера, заслуженного деятеля искусств РСФСР) состоялся годом ранее на картине «Песня каторжника». История гласит, что однажды во время съемок в Киеве, когда актеры отдыхали в ресторанчике, актер Владимир Шатерников с чувством спел некую песнь каторжанина. Участник съемочной группы Протазанов, впечатлившись, тут же карандашом набросал одноименный сценарий, который был куплен студией, и постановку картины поручили Протазанову. По версии советского искусствоведа, историка русской эстрады Алексея Лопатина, в основе сюжета этого фильма лежала песня «Зачем я, мальчик, уродился», записанная Гартевельдом в Тобольске.
Зачем я, мальчик, уродился,
Зачем тебя я полюбил?
Ведь мне назначено судьбою
Идти в сибирские края!
В Сибирь жестокую далеко
Судом я в ссылку осужден,
Где монумент за покоренье
В честь Ермака сооружен.
Дебютная картина Протазанова до наших дней не сохранилась. «Как преобразовал этот сюжет Протазанов, догадаться нетрудно, — писал Алексей Лопатин. — Зерном стала история трагического падения личности. Каторжная песня дает для этого более чем богатый материал. По этому же принципу, видимо, выстраивались сюжеты и других киноромансов, снятых режиссером».
Но вернемся к проанонсированному журналом «Синема-Фоно» фильму «Сибирская каторга». За чей счет состоялся сей съемочный банкет, понятно — выезд на натуру в Сибирь финансировал продюсер Дранков. Соответственно, Гартевельд выступал в качестве консультанта и, будучи обладателем «бумаг с печатями», решал организационные вопросы на местах и отвечал за «связи с общественностью». Не вполне очевиден выбор режиссера — двадцативосьмилетний Михаил Бонч-Томашевский к тому моменту только начинал делать первые шаги в кино, после того как прогорел на ниве театрально-эстрадного шоу-бизнеса. А вот к оператору фильма — никаких вопросов: им был родственник Дранкова, бывший фотограф, а ныне кинооператор Григорий Моисеевич Лемберг[86]. Именно благодаря Лембергу Дранков в свое время овладел основами фотографии, позже основав с братом Львом собственную фотостудию. Имелся в составе этой киноэкспедиции и «почетный пассажир» — в кои-то веки в очередную поездку Гартевельд захватил с собой супругу. Судя по всему, решил похвастаться и показать жене места своей «боевой славы».