[94]. А еще Ларс был одним из самых преданных фанатов Гартевельда и его Marcia Carious Rex.
И так случилось, что он же, будучи увлеченным, пытливым исследователем всего, что связано с романтической эпохой короля-воина, стал невольным разоблачителем нашего Наполеоныча.
В 1973 году на микрофильме, полученном из московской библиотеки им. Ленина, Хультен обнаружил «прообраз» Carlos Rex. Так его многолетние поиски увенчались успехом, вот только прообраз сей имел название… «Маршъ Московскаго ополченія». И представлял собой печатный клавир одного из номеров гартевельдовского юбилейного монтажа «1812 год: 35 русских и французских песен, маршей, танцев и пр. эпохи вторжения Наполеона I в Россию в 1812 году». Так раскрылась тайна, возможно, что и не последней, но уж точно — самой тонкой и яркой мистификации Наполеоныча.
Нетрудно представить состояние исследователя, сделавшего столь неприятное для себя открытие. И все же честный каролинец нашел в себе мужество не «замотать» эту информацию, а выступить в печати с самоопровержением: «Я ошибался: Marcia Carious Rex всего шестьдесят лет». Впрочем, не желая допустить полного развенчания кумира, Хультен тут же выдвинул новую версию в защиту Гартевельда: дескать, композитор сочинил гениальный марш из чувства долга перед Родиной и великодушно уступил авторство Карлу XII. Красивая версия, если только не обращать внимания на одно маленькое «но»: исходный «Марш московского ополчения» являлся авторской обработкой, а не оригинальным сочинением нашего Наполеоныча. То бишь производная от производной. Вот что напишет по этому поводу в статье «IPSE DIXIT, или Возвращенные трофеи» Марина Демина:
«Гартевельд, на десятилетия опередив свое время по части смекалки и искусства манипулирования массами, сначала талантливо определил, с какой беспроигрышной наклейкой-брендом следует выходить на шведский культурный рынок в 1920 году (историческая аутентичность), подобрал материал (по логической схеме: Карл — Полтава — сражение — музыка — марш), продумал ее лингвистический дизайн (заглавие с латинским шиком — старинно, интеллектуально), подвел научную базу (серпент) и, наконец, инструментовал «во весь голос» — духовыми и ударными. И покатился бренд, как клубочек с горки, раскручивая одновременно и себя, и своего создателя».
Разоблачение Хультена стало сенсацией на сравнительно недолгий период. Буквально за несколько лет история с мистификацией авторства Гартевельда позабылась, а его марш не просто остался, но и продолжил исполняться как полноправное классическое произведение.
Пять лет назад, начиная работу над этой книгой, я общался со своим знакомым — известным шведским тележурналистом Малькольмом Дикселиусом. К немалому огорчению выяснилось, что он практически ничего не знает о своем соотечественнике Гартевельде. Но едва в разговоре всплыл Marcia Carious Rex, Малькольм оживился и тут же насвистел мелодию. Со слов Малькольма, у шведов она сидит в подкорке уже почти на генетическом уровне. Достаточно сказать, что до недавнего времени фрагмент Marcia Carolus Rex служил лейтмотивом местной юмористической телепрограммы «Парламентет» (аналог нашего «Прожекторперисхилтон»), равно как и по сей день продолжает озвучивать факельные шествия шведских националистов. Последнее обстоятельство лично мне — особенно симпатично. Приятно сознавать, что потомки викингов и Карла вышагивают под звуки строевой музыки московских героев-ополченцев…
Прах Вильгельма Гартевельда покоился на кладбище Скугсширкугорден (Skogskyrkogården) в Стокгольме на протяжении сорока пяти лет, после чего были проданы как сама могила, так и надгробный камень. Впоследствии, благодаря вмешательству Общества военных музыкантов, и в первую очередь по-прежнему преданного композитору Ларса Хультена[95], кинувшего клич о сборе средств, примерно в том же месте, где находилась могила, установили памятник Гартевельду. На камне — надпись: «Память о нем живет в бессмертных звуках Marcia Carolus Rex», а ниже — нотная строчка, партия двенадцатизвучной фанфары из марша.
И это — абсолютно справедливо. Впрочем, так же как и то, что не менее уместно здесь смотрелась бы и вторая нотная строка. Из «Подкандального марша». Ибо частичка памяти о Наполеоныче, несомненно, присутствует и в звуках этого гимна сибирской каторги.
Вместо эпилога
В 1985 году великий советский композитор Валерий Гаврилин был удостоен Государственной премии СССР за свое монументальное музыкальное сочинение — хоровую симфонию-действо «Перезвоны. По прочтении В. М. Шукшина».
«Это грандиозная фреска истории человека и его народа, их общей судьбы, — напишет об этой работе Гаврилина руководитель Московского камерного хора Владимир Минин. — Она складывается из самых разных номеров — массовых народных сцен, монологов героя, колоритных зарисовок народной жизни. Партитура произведения концентрирует в себе самые разные принципы изложения: «вокальный инструментализм», старинную лексику русского девственного пения и… частушки под язык». В сочинении Гаврилина критики увидели образец современной музыки, что по складу была и остается народной, но наиболее точно определил сущность «Перезвонов» композитор Георгий Свиридов: «Это написано кровью сердца».
В центре сюжета «Перезвонов» — собирательный образ героя, сотканный из образов атамана Степана Разина, вольных казаков, русского мужика, который передается то солисту, то чтецу, то дисканту в конце. Необычность гаврилинского «симфо-действа» в том, что оно предназначается не для оркестра, а для хора (из музыкальных инструментов задействованы лишь ударные и гобой). По своей структуре сочинение состоит из двадцати частей, начиная от № 1 («Весело на душе») и заканчивая № 20 («Дорога»). По сути номера 1 и 20 — это обрамление, внутри которого разворачиваются разнообразные картины и сцены. И именно в финальной «Дороге» неожиданно звучит до боли знакомый Наполеонычу текст:
Сбоку шпаната и кобылки,
Духи за нами по пятам.
Скоро этап, а там бутылку,
Может, поставит нам Иван…
Однако текст на этом не заканчивается:
…Чёрные черти чертят чёрно,
Бесы за нами по пятам.
Скоро этап, а там, ребята,
Будет хороший тарарам!
Второго куплета «Подкандального марша» в записях Гартевельда не встречается. Да его и не существовало вовсе — специально для «Перезвонов» его дописал сам Гаврилин, который, по воспоминаниям современников, сочиняя тексты, частично использовал русские народные, в том числе разбойничьи песни.
Вот такие, понимаешь, перезвоны. Зародившиеся от ритмичного бряцания «потемкинских» кандалов в тобольских казематах 1908 года. И гулким эхом прокатившиеся по XX столетию.
М-да… Пойду-ка я, позвоню знакомому «Ивану». Пусть поставит бутылку, что ли.
Надо бы и в самом деле, как некогда советовал Гартевельд, выпить по маленькой.
В помин души крестного отца русского шансона Вильгельма Наполеоновича.
Да под «Мечту узника»:
Звезда, прости, пора мне спать,
Но жаль расстаться мне с тобою.
С тобою я привык мечтать,
Ведь я живу одной мечтою…
А ты, прелестная звезда,
Порою ярко так сияешь
И сердцу бедному тогда
О лучших днях напоминаешь…
Туда, где ярко светишь ты,
Стремятся все мои желанья,
Там сбудутся мои мечты.
Звезда, прости и до свиданья.
Игорь Шушарин,
июнь 2018, Санкт-Петербург
В. Н. Гартевельд пробовал себя в разных жанрах: