Она взяла с полки книгу и протянула мне.
– Они забрали твоего ребенка. Ты никогда этого не забудешь. Так что решай здесь и сейчас. Ты хочешь жить со своей тоской или хочешь умереть от нее?
Этот вопрос ударил меня под дых – в самое нутро, где больше не было моей дочери. Иви не читала мне мораль. Во многом это вышло как раз наоборот. Она не говорила, что я переживу то, что чувствую, или что потом станет легче. Она говорила, что это – несчастье, которое сейчас со мной, – и есть моя новая реальность. И я могу или научиться жить с ней, или позволить ей поглотить меня.
Я сглотнула и ответила:
– Я буду с этим жить.
Иви улыбнулась и сжала мне плечо.
– Ну вот то-то, мамочка.
Иви не знала, что в тот день своей грубой честностью она спасла мне жизнь. Она была права. Моя реальность никогда уже не станет прежней. Она не была прежней с тех пор, как я потеряла тебя, а утрата дочери только оттолкнула меня еще дальше от хоть какого-то внутреннего равновесия.
То, что я чувствовала, когда ее забрали у меня – это такое же полное несчастье, какое я чувствую сейчас.
Леджер и понятия не имеет, насколько то, что он сделал сегодня, разбило несколько оставшихся от меня кусочков.
Иви так и не знает, насколько те ее слова, сказанные почти пять лет назад, до сих пор как-то спасают меня.
Может, я так и назову своего котенка. Иви.
С любовью,
Кенна.
14Леджер
Пока я ехал домой, Патрик позвонил мне три раза, но я не стал отвечать, потому что слишком сильно злился на Кенну, чтобы еще и разговаривать про нее. Я надеялся, что Ландри не слышали, как она билась в их дверь, но, судя по всему, слышали.
Когда я подъехал к дому, Патрик ждал меня во дворе. Он заговорил, когда я еще не вышел из машины.
– Чего ей надо? – спросил он. – Грейс в ужасе. Как ты думаешь, она будет бороться против лишения прав? Адвокат говорил, что это невозможно. – Идя за мной в кухню, он продолжал сыпать вопросами.
Я кинул ключи на стол.
– Патрик, я не знаю.
– Не стоит ли нам получить запрет на приближение?
– Не думаю, что у вас есть основания. Она никому не угрожает.
Патрик мерил шагами кухню, а мне казалось, что он становится меньше ростом. Я налил стакан воды и дал ему. Он выпил его залпом, сел на стул и закрыл голову руками. – Последнее, что нужно Диэм, чтобы эта женщина появлялась и исчезала из ее жизни. После того, что она сделала со Скотти… Мы не можем…
– Она тут больше не появится, – сказал я. – Она слишком боится того, что мы вызовем полицию.
Мое замечание только обеспокоило его еще больше.
– Почему? Она что, старается не испортить свою историю на случай, если сможет подать на нас в суд?
– Она живет в дыре. Не думаю, чтоб у нее были деньги на адвоката.
Он поднялся.
– Так она живет тут?
Я кивнул.
– В «Райских апартаментах». Не знаю, сколько она собирается тут оставаться.
– Черт, – пробормотал он. – Это убьет Грейс. Я не знаю, что делать.
У меня не было для него совета. Как бы я ни участвовал в их жизни, я не был отцом Диэм. Я не растил ее с тех пор, как она родилась. Это не моя битва, хоть я каким-то образом и оказался в нее замешан.
Может, у меня нет законных прав, но у меня есть мнение. И уверенное. Поскольку вся ситуация не имеет ни одного решения, устраивающего всех, простая правда заключается в том, что участие в жизни Диэм – это привилегия. Которую Кенна утратила в ту ночь, когда решила, что ее свобода ценнее, чем жизнь Скотти.
У Грейс не достанет сил общаться с Кенной. Патрику может их хватить, но Патрик всегда старался хотя бы делать вид, что он силен настолько, насколько это нужно Грейс.
В ее присутствии он никогда не бывал сильно расстроенным. Он старался держать себя в руках после смерти Скотти, пока это не становилось слишком тяжело. В такие минуты он уходил и плакал один на заднем дворе.
Иногда я видел, как они оба начинают сдавать. Это всегда случалось в феврале, месяце, когда Скотти родился. Но потом приближался день рождения Диэм, в мае, и это снова вдыхало в них жизнь.
И Кенна должна это понять. Грейс и Патрик живут только ради Диэм. Она – та ниточка, которая держит их здесь.
И в этой картине Кенне нет места. Что-то можно простить, но иногда поступок бывает настолько тяжел, что сама память о нем может разрушить человека даже спустя десять лет. Патрик и Грейс живы потому, что мы с Диэм помогаем им забыть, что случилось со Скотти, настолько, что они могут прожить каждый следующий день. Но если Кенна будет рядом, его смерть будет бить им в лицо снова, снова и снова.
Патрик сидел с закрытыми глазами, сложив руки и поставив на них подбородок. Казалось, он молился про себя.
Я наклонился к нему и постарался, чтобы мой голос прозвучал убедительно:
– Диэм сейчас в безопасности. Кенна слишком боится полиции, и у нее нет средств начать борьбу за опеку. У вас есть преимущество. Я уверен, после сегодняшнего она сделает вывод и уедет обратно в Денвер.
Секунд десять Патрик смотрел вниз, на пол. Я видел, как на его плечах лежит тяжесть всего, что ему пришлось пережить.
– Надеюсь, – только и сказал он. Встал, прошагал через кухню и вышел. Когда за ним закрылась дверь, я выдохнул и закрыл глаза.
Все, что я сказал ему в утешение, было ложью. Судя по тому, что я уже знал о Кенне – хотя и очень мало, – у меня возникло ощущение, что до финала еще очень далеко.
– Ты какой-то рассеянный, – сказал Роман. Он взял у меня стакан и налил пива клиенту, который уже три раза заказывал его мне. – Может, тебе передохнуть. Ты тормозишь всю работу.
– Я в порядке.
Роман знал, что это не так. Всякий раз, оглядываясь на него, я ловил на себе его взгляд. Он пытался понять, что же со мной происходит.
Я еще час пытался сосредоточиться, но в баре было шумно, и, даже несмотря на то что у нас по субботам работал третий бармен, Роман не ошибся: я тормозил и только мешал всем, так что пришлось-таки взять чертов перерыв.
Я сидел на ступеньках в проезде, смотрел на небо и думал, что бы сейчас сделал Скотти. Он всегда был такой рассудительный. Хотя не думаю, что это в нем от родителей. А может, и так, не знаю. Может, после того, как у них разбились сердца, им стало труднее оставаться рассудительными.
За моей спиной открылась дверь. Я оглянулся через плечо – на улицу вышел Роман. Он сел рядом со мной, ничего не говоря. Это его манера показать, что он готов слушать.
– Кенна вернулась.
– Мать Диэм?
Я кивнул.
– Черт.
Я потер пальцами глаза, пытаясь ослабить головную боль, которая нарастала весь день.
– Я едва не трахнул ее вчера вечером. В моей машине после закрытия бара.
Он никак не среагировал на это. Я взглянул на него, но он смотрел куда-то перед собой. Потом поднял руку и с силой потер подбородок.
– Ты что?
Роман поднялся и прошел по проезду, глядя под ноги, словно до него только что начали доходить мои слова. Он казался таким же потрясенным, как и я, когда сложил два и два возле своего дома.
– Я думал, ты ненавидишь мать Диэм.
– Вчера вечером я не знал, что это ее мать.
– Как ты мог этого не знать? Она же была девушкой твоего лучшего друга?
– Я никогда ее не видел. Только однажды на фото. Ну и в газетах тоже. Но тогда у нее были длинные светлые волосы – она выглядела совсем по-другому.
– Вау, – сказал Роман. – А она знала, кто ты?
Я не знал, что ответить, и просто пожал плечами. Она, кажется, не удивилась, увидев меня у моего дома. Она расстроилась.
– Она явилась сегодня и попыталась увидеть Диэм. И теперь… – Я покачал головой. – Я бешусь, Роман. Патрик с Грейс этого не заслужили.
– У нее есть родительские права?
– Она лишена прав из-за долгого срока заключения. Мы надеялись, что она не появится и не захочет влезть в жизнь дочери. В смысле, они этого боялись. Мы все. Думаю, мы сейчас поняли, что получили предупреждение.
Роман кашлянул.
– Ну, знаешь, если по совести, то эта женщина родила Диэм. Как по мне, это и было предупреждение. – Роман любит во всем играть в адвоката дьявола. Так что и сейчас меня это не удивило. – И какой у них план? Они собираются дать Диэм встретиться с матерью, узнав, что она хочет этого?
– Патрику с Грейс будет слишком тяжело, если Кенна вернется в их жизнь.
Роман сморщился.
– А как к этому относится Кенна?
– Я не знаю, что там чувствует Кенна. Но никого нельзя заставить устраивать встречи ребенка с убийцей его отца, их сына.
Роман приподнял бровь.
– Убийцей. Это слегка перебор. Да, ее действия привели к смерти Скотти. Но эта девушка все же не хладнокровный убийца. Мне всегда казалось, что они уж слишком жестоко относятся к ней.
Мы с Романом не были знакомы в то время, когда умер Скотти. Он знал только саму историю. Но если бы он был тут пять лет назад и видел, как это на всех повлияло, и все равно сказал бы то, что сказал, я бы его ударил.
Но Роман – это Роман. Адвокат дьявола. Неофициальный.
– И что было, когда она пришла? Что они ей сказали?
– Она до них не добралась. Я перехватил ее на улице и отвез домой. И велел ей убираться обратно в Денвер.
Роман засунул руки в карманы. Я вгляделся ему в лицо, ища ответа.
– Когда это произошло? – спросил он.
– Часа четыре назад.
– И ты о ней не подумал?
– О ком? О Диэм?
Он, слегка рассмеявшись, качнул головой, как будто я не понял.
– Я говорю про Кенну. У нее есть тут родные? Друзья? Или ты просто бросил ее на дороге и велел убираться?
Я встал и отряхнул джинсы сзади. Я понял, к чему он клонит, но это все-таки не моя проблема. По крайней мере, я так себе говорил.
– Может, тебе сходить проверить, как она, – предложил он.
– Я не собираюсь ее проверять.
Роман, казалось, был разочарован.
– Ты лучше, чем хочешь казаться.