Но я все равно улыбалась твоим бормотаниям, потому что ты в первый раз заговорил о помолвке. Я думаю, ты и сам понял, что сказал, потому что вдруг как-то притих.
Когда все резиновые ручки были надеты, я коснулась руками твоих щек. Это вышло ужасно смешно. Ты улыбнулся, обхватил обеими руками мои запястья и поцеловал каждую ладонь.
А потом поцеловал ладошки всех десяти моих резиновых ручек.
– У меня теперь вон сколько пальцев, – сказала я. – Сможешь купить по кольцу на каждый из них?
Ты рассмеялся и обнял меня.
– Я что-нибудь придумаю. Ограблю банк. Или своего лучшего друга. Этот счастливчик скоро станет богатым.
Ты говорил про Леджера, хотя я не уверена, что знала это тогда, потому что не была с ним знакома. Он только что подписал контракт с «Бронко». А я ничего не понимала в спорте и ничего не знала о твоих друзьях.
Мы были настолько поглощены друг другом, что у нас не оставалось времени больше ни на кого. Весь день ты учился, а я работала, и те несколько часов, что мы могли встречаться, мы проводили только вдвоем.
Я думала, со временем это изменится. Просто в тот момент нашей жизни мы стояли друг у друга на первом месте, и никто из нас не видел в этом ничего плохого, потому что это было прекрасно.
Ты показал на что-то в витрине магазина на другой стороне улицы, схватил меня за одну из крошечных резиновых ручек, и мы пошли в ту сторону.
Я мечтала, как ты однажды сделаешь мне предложение и мы поженимся, заведем детей и будем вместе растить их в этом городе, потому что ты любил его, а мне нравилось место, где хотел жить ты. Но ты умер, и мы не дожили до исполнения нашей мечты.
И теперь она никогда не исполнится, потому что жизнь – очень жестокая штука и сама выбирает, кого уничтожить. Тебе выдают какие угодно дерьмовые обстоятельства, а общество заявляет, что ты тоже можешь исполнить Американскую мечту. Вот только забывает добавить, что мечты почти никогда не сбываются.
Вот поэтому это все и зовут Американской мечтой, а не Американской реальностью.
А наша реальность в том, что ты умер, а я сижу на инструктаже на дерьмовую работу за минимальную плату, а нашу дочь растят другие люди, а не мы.
До чертиков депрессивная реальность.
Как и эта работа.
Но я, наверное, все равно должна к ней вернуться.
С любовью,
Кенна.
Когда закончились три часа инструктажа, Эми сразу поставила меня на участок. Сначала я боялась, потому что думала, что в первый день буду работать под чьим-то присмотром, но Эми просто сказала:
– Клади тяжелые вещи на дно, береги хлеб и яйца, как младенцев, и все будет нормально.
И она оказалась права. Я уже два часа паковала продукты и носила их в машины покупателей, и это была обычная низкооплачиваемая работа.
Но никто не предупредил меня о рабочих осложнениях этого первого дня.
Это осложнение звали Леджер, и, хотя я не видела его самого, я заметила на парковке его оранжевый грузовик.
Мой пульс забился, потому что мне не хотелось, чтобы он устроил скандал. Я не видела его с тех пор, как он явился в воскресенье ко мне домой.
Думаю, что я неплохо держалась. Кажется, он испытывал неловкость из-за того, что так обошелся со мной, но я сохраняла спокойствие и держала себя в руках, хотя его возвращение сильно выбило меня из колеи.
Это дало мне какую-то надежду. Если он переживает, что плохо со мной обошелся, может быть, все же есть вероятность, что постепенно он сможет проникнуться сочувствием к моему положению.
Я понимаю, что это очень небольшой шанс, но все же это шанс.
Может быть, я не должна избегать его. Если он будет видеть меня, то сможет понять, что я не такое уж чудовище, как он считает.
Я вернулась в магазин и поставила тележку на стойку. Эми стояла у окошка помощи покупателям.
– Можно мне сходить в туалет?
– Ты можешь не спрашивать разрешения пописать, – ответила она. – Помнишь, где мы с тобой встретились? Я притворяюсь, что мне надо писать каждый час, что я тут. Это единственный способ не спятить.
Она правда мне нравилась.
Мне не нужно было в туалет. Я хотела пройтись и увидеть Леджера. Какая-то часть меня надеялась, что Диэм будет с ним, но я знала, что это навряд ли. Он видел, что я нанимаюсь сюда на работу, и это означало, что он, скорее всего, никогда больше не приедет в этот магазин с Диэм.
Я обнаружила его в ряду с хлопьями. Я собиралась последить за ним, пока он делает покупки, но он стоял у того же края ряда, к которому подошла и я, и мы заметили друг друга одновременно. Мы стояли метрах в двух один от другого, он держал пачку фруктовых колечек.
Может быть, для Диэм.
– Ты получила работу, – сказал Леджер. В его голосе не прозвучало ни малейшего намека на то, что он чувствует – радуется за меня или беспокоится. Но я уверена, если бы его это беспокоило, он бы пошел за покупками куда-нибудь еще. Он же знал, что я пытаюсь устроиться в этот магазин.
А если ему это не нравится, он может найти себе другой магазин, потому что я не собираюсь никуда уходить. Я просто не могу. Меня нигде больше не наймут.
Я подняла глаза от коробки в его руках и тут же пожалела об этом. Сегодня он казался другим. Может, из-за флюоресцентного освещения, а может, из-за меня. Я старалась не рассматривать его. Но тут, в магазине, он был очень ярко освещен.
Это свинство, что под искусственным светом он выглядит еще лучше. Как такое вообще возможно? Но его глаза казались дружелюбнее, рот – еще более манящим, а мне совсем не нравилось, что я хорошо думаю про человека, который уволок меня от дома, где жила моя дочь.
Я отошла от ряда с хлопьями, ощущая в горле новый комок.
Я передумала: не хочу общаться с ним по-хорошему. Он осуждал меня все эти пять лет. И я не стану уговаривать его переменить мнение обо мне между рядами продуктового магазина, и мне слишком неуютно в его присутствии, чтобы произвести на него хоть сколько-то хорошее впечатление.
Я попыталась рассчитать время так, чтобы оказаться занятой, когда он придет на кассу, но карма устроила так, что в этот момент все остальные раскладчики продуктов оказались загружены делами. Меня вызвали к его кассе паковать покупки, что означало – я должна пойти с ним к его машине, разговаривать с ним и вести себя дружелюбно и мило.
Я не смотрела ему в глаза, но чувствовала, что он наблюдает, как я раскладываю его продукты по пакетам.
В том, что ты знаешь, кто и что покупает себе в этом городе, есть нечто интимное. Мне казалось, что я могу по товарам понять, что представляет собой каждый посетитель магазина. Одинокие женщины покупают много полезных продуктов. Одинокие мужчины покупают стейки и замороженные готовые обеды. Большие семьи покупают сырое мясо и готовят сами.
Леджер купил несколько замороженных обедов, стейк, вустерский соус, чипсы, сухое печенье в виде зверушек, фруктовые колечки, молоко, шоколадное молоко и упаковку спортивных напитков. Судя по продуктовому набору, этот одинокий мужчина много времени проводит с моей дочерью.
Последними кассир посчитал три банки готовых спагетти. Я даже позавидовала тому, что Леджер знает вкусы моей дочери, и эта зависть выразилась в том, что я засунула эти банки в пакет и грохнула его в тележку с громким стуком.
Пока Леджер расплачивался, кассир покосился на меня. Леджер взял чек, сложил его и на ходу убрал в бумажник.
– Я сам донесу.
– Я должна, – без выражения ответила я. – Так положено.
Кивнув, он пошел по направлению к машине.
Мне не нравилось то, что я продолжаю считать его привлекательным. Пока мы шли по парковке, я старалась смотреть куда угодно, только не на него.
Когда я сидела тем вечером в баре, еще не зная, кому он принадлежит, я не могла не заметить, какие разные люди здесь работают. И это заставило меня уважать хозяина бара. Два бармена, Рейзи и Роман, были черными, одна из официанток – испанкой.
Мне нравилось, что Леджер участвует в жизни моей дочери. Мне хочется, чтобы ее растили хорошие люди, и даже притом что я едва знаю Леджера, он кажется очень достойным человеком.
Когда мы подошли к машине, Леджер взял упаковку напитков и поставил в багажник, пока я укладывала остальные покупки на заднее сиденье, рядом с детским креслом Диэм. На полу валялась бело-розовая резинка для волос. Сложив все пакеты, я поглядела на нее несколько секунд и протянула к ней руку.
В резинке застряло несколько русых волосков. Я потянула за них: они были сантиметров по двадцать длиной и точно такого же цвета, как у меня.
У нее мои волосы…
Я услышала, что Леджер подошел ко мне сзади, но мне было все равно. Мне хотелось залезть на это заднее сиденье и сидеть там, рядом с ее креслом и ее резинкой, и, может быть, я бы нашла там еще что-то от нее, что подсказало бы мне, как она выглядит и какой жизнью живет.
Я обернулась, все еще держа резинку в руках.
– Она похожа на меня?
Я взглянула на него. Он смотрел на меня, нахмурив брови. Его рука лежала на крыше машины, и я находилась как бы взаперти между ним, дверцей и продуктовой тележкой.
– Да. Похожа.
Он не сказал, насколько и чем она похожа на меня. У нее мои глаза? Рот? Волосы? Или в целом? Мне хотелось спросить, похожи ли мы как люди, но он же совсем меня не знает.
– А сколько ты ее знаешь?
Он сложил руки на груди и опустил глаза, как будто ему было неловко отвечать на такие вопросы.
– С тех пор как ее привезли домой.
Зависть, бурлящая во мне, казалась буквально зримой. Я с дрожью втянула воздух и, сдерживая слезы, задала следующий вопрос.
– Какая она?
Он тяжело вздохнул.
– Кенна. – Он произнес только мое имя, но ясно дал понять, что хватит вопросов. Отвернувшись от меня, он оглядел парковку. – Ты что, ходишь на работу пешком?
Какая удобная смена темы.
– Да.
Теперь он смотрел на небо.
– Сегодня днем обещали дождь.
– Прекрасно.
– Ты можешь вызвать «Убер». – Он снова взглянул мне в глаза. – А «Убер» уже был, когда ты… – Он не договорил.