– Села в тюрьму? – Закончила я за него, округлив глаза. – Да. «Убер» уже существовал. Но у меня все равно нет телефона, так что я не могу его вызвать.
– У тебя нет телефона?
– Был, но я месяц назад его уронила, а новый купить не могу, пока не получу зарплату.
Кто-то с удаленного пульта открыл машину, стоящую неподалеку от нас. Я оглянулась и увидела, что туда идет Леди Диана с полной тележкой покупок и какой-то пожилой парой. Мы им не мешали, но я воспользовалась предлогом, чтобы закрыть дверцу.
Леди Диана, открывая багажник, заметила Леджера. Схватив один из пакетов, она пробормотала:
– Дебил.
Я улыбнулась. Глянула на Леджера, и мне показалось, он тоже улыбается. Мне не нравилось, что он, судя по всему, не был козлом. Было бы гораздо проще ненавидеть его, если бы он им был.
– Резинку оставлю себе, – сказала я, разворачивая тележку.
Мне так хотелось сказать ему, если он собирается здесь закупаться, пусть в следующий раз привезет с собой мою дочь. Но, когда он рядом, я не могла понять, надо ли мне быть вежливой, потому что он – единственное звено, связывающее меня с дочерью, или же лучше быть грубой, потому что он – одно из препятствий, отделяющее меня от нее.
Наверное, мне пока лучше не говорить ничего, даже если хочется высказаться полностью. Направляясь в магазин, я обернулась на него, а он так и стоял, опираясь на машину, и смотрел мне вслед.
Я зашла внутрь, вернула тележку на стойку, завязала хвост на голове резинкой Диэм и носила его так до конца смены.
18Леджер
Едва я зашел в бар, как увидел десяток шоколадных кексов.
– Черт, Роман.
Он каждую неделю таскается в пекарню дальше по улице и покупает эти кексы. Только затем, чтобы иметь предлог пообщаться с хозяйкой пекарни, он же даже их не ест. Что означает, задача поедать их остается за мной. Ну и обычно я беру те, что выжили за ночь, для Диэм.
Я цапнул кекс, как раз когда Роман вышел из двойной двери позади бара.
– Почему ты просто не пригласишь ее куда-нибудь? С тех пор как ты ее встретил, я прибавил пять кило.
– Ее мужу это может не понравиться, – сказал Роман.
Ах вот оно что, она еще и замужем.
– Разумно.
– Ты же знаешь, я с ней даже не разговаривал. Я просто покупаю у нее кексы, потому что считаю, она клевая, и, может, мне нравится мучиться.
– Да ты точно кайфуешь от этих мучений. Ты и здесь работаешь по той же причине.
– Именно, – спокойно ответил Роман, опершись о стойку. – Ну? Есть новости про Кенну?
Я обернулся через плечо.
– Кто-то еще пришел? – Мне не хотелось говорить про Кенну при других. Последнее, что мне было нужно, это чтобы до Ландри дошло, что я общаюсь с ней втайне от них.
– Нет. Мэри Энн придет в семь, а Рейзи сегодня выходной.
Я откусил кекс и сказал с набитым ртом:
– Она устроилась работать в продуктовый на Кантрелл. У нее нет машины. И телефона. Думаю, у нее нет никаких родных. Она ходит на работу пешком. Кексы чертовски вкусные.
– Ты бы видел, какая женщина их печет! – сказал Роман. – Бабушка с дедом Диэм решили, что делать?
Я сунул оставшиеся полкекса обратно в коробку и вытер салфеткой рот.
– Я вчера пытался поговорить с Патриком, но он не собирается даже затрагивать эту тему. Он хочет, чтобы она просто исчезла из города и из их жизни.
– А ты сам?
– Я хочу как лучше для Диэм, – тут же ответил я.
Я всегда хотел того, что лучше для нее. Только не знал, действительно ли то, что, по моему мнению, хорошо для нее, еще и самое для нее лучшее.
Роман ничего не ответил. Он смотрел на кексы. Потом сказал:
– К черту, – и взял один.
– Думаешь, она и готовит так же вкусно, как печет?
– Надеюсь, однажды я это выясню. Практически каждая вторая пара разводится, – сказал он с надеждой в голосе.
– Готов поспорить, Уитни легко найдет тебе хорошую одинокую девушку.
– Иди ты, – пробормотал он. – Я уж лучше подожду, пока распадется брак Хозяйки Кексов.
– А имя-то у нее есть?
– Имя у всех есть.
Это был самый тихий вечер за очень долгое время, может, потому, что был понедельник и шел дождь. Обычно я не замечаю, как открывается дверь в бар, но, поскольку в зале сидело всего три посетителя, то, когда она появилась прямо из-под дождя, на нее обратились все взгляды.
Роман тоже ее заметил. Мы оба смотрели в ее сторону, когда он произнес:
– Мне почему-то кажется, Леджер, что твоя жизнь вот-вот немыслимо усложнится.
Кенна приближалась. Она промокла насквозь. Она села на то же место, что и в свой первый визит сюда. Она стащила с волос резинку Диэм, наклонилась над стойкой бара и схватила стопку салфеток.
– Ну что ж. Ты был прав насчет дождя, – сказала она, вытирая лицо и руки. – Меня нужно подвезти домой.
Я растерялся. Выскочив из моей машины, она так разозлилась на меня, что я был уверен – она никогда в жизни больше в ней не окажется.
– Я должен подвезти?
Она пожала плечами.
– Ты. Или «Убер». Или такси. Мне все равно. Но сперва я хочу кофе. Я слышала, у вас тут теперь есть карамель.
Она была в радостном настроении. Я дал ей чистое полотенце и начал варить ей кофе, пока она вытиралась. Я взглянул на часы – с тех пор, как я ходил в магазин, прошло часов десять. – Ты что, только закончила работать?
– Ага, кто-то заболел, и я взяла вторую смену.
Продуктовый закрывался в девять, а ей почти час идти до дома.
– Тебе не стоит ходить пешком домой так поздно.
– Ну так купи мне машину, – отрезала она.
Я поглядел на нее, а она с вызовом подняла бровь. Я украсил ее кофе вишенкой и пододвинул ей чашку.
– Давно у тебя этот бар? – спросила она.
– Несколько лет.
– А раньше ты занимался профессиональным спортом?
Ее вопрос рассмешил меня. Может, потому, что моя короткая двухлетняя карьера в качестве игрока Национальной лиги часто бывает единственной темой для разговоров с посетителями бара, а Кенна упомянула об этом между делом. – Ага. Играл в футбол за «Бронко».
– И хорошо играл?
Я пожал плечами.
– Ну, в Нацлигу-то меня взяли, значит, не подводил. Но был не настолько хорош, чтобы они продлили мой контракт.
– Скотти тобой гордился, – сказала она. Она смотрела в свою чашку, обнимая ее ладонями.
В первый вечер Кенна показалась мне очень закрытой, но теперь ее личность проявлялась понемногу то там, то тут. Она съела вишенку и отхлебнула кофе.
Я хотел сказать, что она может подняться наверх в квартиру Романа и высушить там одежду, но мне казалось неправильным быть с ней любезным. В последние пару дней у меня в голове шла постоянная борьба на тему, как меня может притягивать к кому-то, кого столько времени ненавидел.
Может, потому, что влечение зародилось в прошлую пятницу, до того, как я узнал, кто она.
А может, потому, что я начал задавать себе вопросы о причинах того, почему же я ее столько ненавидел.
– У тебя есть друзья в городе, которые могли бы возить тебя на работу? Или родные?
Она опустила чашку.
– В этом городе я знаю двух человек. Одна из них – моя дочь, но ей всего четыре, и она пока не умеет водить. А второй – это ты.
Мне не понравилось, что сарказм почему-то сделал ее еще привлекательнее. Мне нужно прекратить с ней общаться. Мне не нужно, чтобы она сидела в моем баре. Кто-нибудь увидит, что я с ней разговариваю, и это дойдет до Грейс и Патрика.
– Когда допьешь кофе, я отвезу тебя домой.
И я ушел в другой конец зала, чтобы оказаться подальше от нее.
Через полчаса мы с Кенной вышли из бара и пошли в сторону моей машины. Мы закрывались через час, но Роман сказал, что обо всем позаботится. Мне просто нужно было увезти Кенну из бара и подальше от себя, так, чтобы никто не видел нас вместе.
Дождь все еще лил, так что я взял зонт и держал его над нею. Хотя это ничего не меняло – она все равно уже насквозь промокла.
Я открыл ей пассажирскую дверцу, и она забралась в грузовик. Когда мы встретились взглядами, нам обоим стало неловко, потому что мы оба не могли не думать о том, что произошло, когда мы в прошлый раз были в этой машине.
Я закрыл дверцу и постарался не вспоминать о том вечере, и о ней, и о том, какая она на вкус.
Когда я сел в машину, она поставила ноги на приборную доску, а в руках крутила резинку Диэм. Я вырулил на улицу.
Я все не мог перестать думать о ее словах – о том, что, кроме меня, она знает в этом городе только Диэм. Если это правда, то ведь она даже не знает дочку. Просто знает, что Диэм существует, а по-настоящему знакома в этом городе только со мной.
И мне это не нравилось.
Людям нужны другие люди.
Где ее семья? Где ее мать? Почему никто из ее родных так и не попытался познакомиться с Диэм? Я никогда не понимал, почему никто, ни другие бабушка с дедушкой, ни хотя бы дядя или тетя так и не попытались связаться с Грейс и Патриком насчет встреч с Диэм.
А если у нее нет телефона, то с кем же она разговаривает?
– Жалеешь, что целовал меня? – спросила она.
Едва она это проговорила, я оторвал взгляд от дороги и уставился на нее. Она выжидательно смотрела на меня, и я только крепче сжал руль и снова повернулся к дороге.
Я кивнул, потому что действительно жалел об этом. Может, и не по тем, как она думала, причинам, но все равно жалел.
После этого всю дорогу до ее дома мы молчали. Припарковав машину, я поглядел на нее. Она сидела, опустив глаза на резинку. Она надела ее на запястье и, даже не взглянув на меня, пробормотала:
– Спасибо, что подвез. – Открыла дверцу и выскочила из машины раньше, чем я обрел голос, чтобы пожелать ей доброй ночи.
19Кенна
Иногда я думаю похитить Диэм, и даже не знаю, почему не решаюсь. Не то чтобы моя жизнь может стать хуже, чем она уже есть. По крайней мере, пока я сидела в тюрьме, у меня была причина не видеть свою дочь.