Люди любят разносить слухи, а если я и была в чем-то успешна, так это в том, чтобы стать пищей для пересудов.
Я никого не виню в этом, кроме себя. Все сложилось бы по-другому, если бы я той ночью не впала в панику. Но я это сделала, и это – последствия, и я принимаю их. Первые несколько лет своего заключения я провела, перебирая каждое принятое мной решение и желая вернуться обратно и получить второй шанс.
Иви как-то сказала мне: Сожаления держат тебя на паузе. И тюрьма тоже. Когда выберешься отсюда, не забудь включить пуск, чтобы не забыть, как надо двигаться вперед.
Но я боюсь. Что, если я могу двигаться вперед, только оставив Диэм позади?
– Можно тебя спросить? – сказал Леджер. Я посмотрела на него, он почти доел свою порцию. А я даже пару раз от своего бургера не откусила.
Леджер красив, но не так, как Скотти. Скотти был таким парнем по соседству. А Леджер не такой. Он выглядит как парень, который может отлупить парня по соседству. Он резкий, и то, что он владеет баром, тоже не смягчает его образ.
Но когда он начинает говорить, это не очень вяжется с его обликом, и это, наверно, самое важное.
– Что будет, если они не дадут тебе встретиться с ней? – спросил он.
Мне совершенно расхотелось есть. Одна только эта мысль вызывала тошноту. Я пожала плечами.
– Ну, думаю, я уеду. Не хочу, чтобы они чувствовали какую-то угрозу. – Я заставила себя съесть ломтик картошки только потому, что не знала, что еще сказать.
Леджер отхлебнул чая. В машине было тихо. Казалось, в воздухе между нами висят извинения, но непонятно чьи.
Леджер поерзал на сиденье и сказал:
– Мне кажется, я должен извиниться перед тобой, что помешал тебе…
– Ничего, – оборвала я его. – Ты сделал то, что считал должным, чтобы защитить Диэм. Как бы я ни злилась… Я рада, что в жизни Диэм есть люди, готовые ее защищать.
Он смотрел на меня, слегка опустив голову. Осмысливал мой ответ, ничем не выдавая, что думает. Потом качнул головой в сторону моей нетронутой еды. – Ты что, не голодная?
– Думаю, что сейчас не смогу ничего проглотить. Я возьму это с собой. – Я сунула бургер в пакет вместе с остатками картошки. Свернула пакет и положила на сиденье между нами. – А мне можно тебя спросить?
– Конечно.
Я откинулась на сиденье и посмотрела ему в лицо.
– Ты меня ненавидишь? – Я сама удивилась, когда этот вопрос вырвался у меня, но мне нужно было знать, на каком мы свете. Иногда, вот как тогда, у него дома, мне кажется, он ненавидит меня так же, как родители Скотти.
А иногда, вот как сейчас, он смотрит на меня, как будто может сочувствовать моему положению. А мне важно понимать, кто мой враг, знать, есть ли хоть кто-нибудь на моей стороне. Если у меня тут только враги, то что я вообще здесь делаю?
Леджер откинулся на сиденье, свесив локоть в раскрытое окно. Глядя прямо перед собой, он потер подбородок.
– После смерти Скотти у меня сложилось твердое мнение о тебе. И все эти годы ты была, как какой-то человек, допустим, онлайн – некто, кого я могу осуждать и обвинять, даже не зная его по-настоящему. Но теперь, когда мы лицом к лицу… Я не уверен, что хочу высказать тебе все то, что всегда хотел сказать.
– Но ты продолжаешь все это чувствовать?
Он затряс головой.
– Кенна, я не знаю. – Он повернулся на сиденье, так что все его внимание переключилось на меня. – В тот первый вечер, когда ты зашла ко мне в бар, я подумал, что ты самая загадочная девушка, какую я видел. Но потом, на следующий день, когда я встретил тебя у дома Грейс и Патрика, я думал, что ты самый отвратительный человек на свете.
От его честности у меня стиснуло сердце.
– А сегодня? – тихо спросила я.
Он поглядел мне в глаза.
– Сегодня… Мне начинает казаться, что ты самая грустная из девушек, каких я когда-либо видел.
Я улыбнулась, и, возможно, это была очень болезненная улыбка, просто потому, что я хотела не заплакать.
– Это верно.
Его улыбка выглядела такой же болезненной.
– Боюсь, что так. – В его взгляде читался вопрос. Множество вопросов. Мне пришлось отвернуться, чтобы избежать их.
Леджер собрал мусор, вышел из машины и подошел к помойному баку. Он помедлил, прежде чем вернуться к машине. Когда он подошел к водительской дверце, то не стал садиться. Просто стоял, держась за крышу, и смотрел на меня.
– А если тебе придется уехать? Каковы твои планы? Твой следующий шаг?
– Не знаю, – со вздохом ответила я. – Я так далеко не задумывалась. Я так боялась расстаться с надеждой, что они могут передумать. – Но, похоже, все начинало двигаться именно в эту сторону. И Леджер лучше всех понимал ход их мыслей. – Как ты думаешь, они когда-нибудь могут дать мне шанс?
Леджер не ответил. Не покачал головой, не кивнул. Он просто полностью проигнорировал мой вопрос, сел в машину и выехал с парковки.
Оставить меня без ответа – тоже ответ.
Я думала об этом всю дорогу до дома. Когда я подведу последнюю черту? Когда приму, что моя жизнь, возможно, совсем не пересечется с жизнью Диэм?
Когда мы подъехали к моему дому, в горле у меня было сухо, а в голове – пусто. Леджер вылез из грузовика, обошел его и открыл мою дверь. Он просто стоял там, покачиваясь взад-вперед. Казалось, он хочет что-то сказать. Скрестив руки на груди, он смотрел себе под ноги.
– Ну, это все не важно выглядело… Его родителям, судье, всем, кто был на суде… Казалось, что ты… – Он не смог закончить фразу.
– Казалось, я – что?
Он встретился со мной взглядом.
– Что ты ни о чем не сожалеешь.
От этих слов я лишилась дыхания. Как кто-то мог подумать, что я не сожалею? Меня буквально уничтожили.
Мне казалось, я сейчас снова заплачу, а я и так сегодня достаточно плакала. Мне надо уйти отсюда. Я схватила сумку и остатки еды, Леджер отступил в сторону, чтобы я могла вылезти. Едва коснувшись ногами земли, я тут же пошла прочь, стараясь обрести дыхание. Я не могла, не хотела и не знала, что ответить на то, что он только что мне сказал.
Так они поэтому не дают мне увидеть мою дочь? Они думают, что мне все равно?
Я слышала за спиной его шаги, но от этого только шла быстрее, пока не поднялась по лестнице и не зашла в квартиру. Я только положила вещи на стол – а Леджер уже стоял в дверях.
Я вцепилась руками в стол и еще раз повторила у себя в голове его слова. Затем посмотрела на него через всю комнату.
– Скотти был лучшим, что произошло в моей жизни. Я не то что не сожалела. Просто была слишком убита, чтобы говорить. Адвокаты говорили, что мне надо написать обращение в суд, но я не могла спать неделями. Я не могла нанести на бумагу ни единого слова. Мой мозг, он просто… – Я прижала руку к груди. – Леджер, я была разбита. Ты должен в это поверить. Слишком разбита, чтобы даже защищаться или думать, что произойдет с моей жизнью. Я не была спокойна, я была убита.
И это началось снова. Слезы. Меня уже тошнило от собственных слез. Я отвернулась от него из-за уверенности в том, что его тоже от них тошнит.
Я услышала, как закрылась дверь. Он что, ушел? Я обернулась, но Леджер стоял тут, в моей квартире. Он медленно подошел ко мне и присел рядом на край стола. Он сложил руки на груди, скрестил ноги в щиколотках и молча смотрел на пол перед собой. Я схватила со стола салфетку, которой уже пользовалась.
Леджер взглянул на меня.
– Ну и кому от этого будет польза?
Я подождала, чтобы он пояснил, потому что не понимала его вопроса.
– Патрику и Грейс не будет никакой пользы, если они разделят с тобой опеку. Это внесет в их жизнь такой стресс, что я не уверен, что они это выдержат. А Диэм… Будет ли ей польза? Потому что сейчас она и понятия не имеет, что в ее жизни чего-то не хватает. У нее есть два человека, которых она считает родителями, и все их родственники, которые любят ее. У нее есть я. Если бы тебе позволили посещения, может, это бы что-то значило для нее, когда она вырастет. Но сейчас… И я говорю это не из ненависти, Кенна… Но ты изменишь мирное существование, которое они выстроили с таким трудом после смерти Скотти. Стресс, который будут испытывать Патрик с Грейс, отразится на Диэм, как бы они ни старались скрыть это от нее. Так что… Кто выиграет от твоего присутствия в жизни Диэм? Кроме тебя?
Я чувствовала, как сердце сжимается в моей груди от его слов. Не потому, что злилась на него, а потому, что боялась, что он прав.
Что, если ей и правда лучше жить без меня? Что, если мое появление станет ненужным вторжением в ее жизнь?
Он знает Грейс и Патрика лучше всех, и если он говорит, что мое появление изменит тот образ жизни, который они создали, то кто я такая, чтобы оспаривать это?
Я и так опасалась всего, что он сейчас сказал, но услышать в реальности эти слова на самом деле оказалось и больно, и стыдно. Хотя он прав. Мое появление тут – чистый эгоизм. И он знал это. И они знают.
Я тут не для того, чтобы заполнить пустоту в жизни моей дочери. Я тут, чтобы заполнить пустоту в своей.
Я сморгнула слезы и глубоко выдохнула.
– Я знаю, что не должна была приезжать. Ты прав. Но я не могу просто так уехать. Я потратила на приезд сюда все, что у меня было, и теперь застряла тут. Мне некуда ехать, и у меня нет денег, потому что в продуктовом я работаю только на полставки.
В его взгляде мелькнуло сочувствие, но он молчал.
– Если они не хотят видеть меня, я уеду. Но на это потребуется время, потому что у меня совсем нет денег, и из-за моей истории меня не берут ни на одну работу.
Леджер оттолкнулся от стола. Он сложил руки на затылке и сделал несколько шагов. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я прошу денег. Это был бы самый ужасный результат нашего разговора.
Но если он предложит мне денег, я не уверена, что смогу отказаться от них. Если они хотят, чтобы я уехала, настолько сильно, что готовы за это заплатить, то я подведу черту и уеду.