Роман закинул голову к потолку.
– Думаю, наверху, на складе. – Он взглянул на свой телефон. – У нас есть немного времени до открытия. Пошли посмотрим.
Я выключила воду, и мы вышли в проезд. Он вынул из кармана связку ключей и стал перебирать их.
– Прости за беспорядок, – сказал он, вставляя ключ в замок. – Обычно у меня тут все же почище, на случай последышей, но этого давно не случалось. – Он открыл дверь, и я увидела освещенную лестницу.
– Что такое последыш? – спросила я, поднимаясь вслед за ним. Лестница изгибалась, и дверь наверху открывалась в помещение размером примерно с кухню бара внизу. Расположение было точно такое же, но тут оборудовали жилую квартиру.
– Последышами мы называем пьяниц, которые остаются в баре, засыпают, и их никто не уводит. Иногда мы кладем их тут на диване, пока они не проспятся и не вспомнят, куда им идти. – Он зажег свет, и я сразу же увидела диван. Довольно старый и потрепанный, но даже по виду было ясно, что удобный. В нескольких метрах от него стояла большая двойная кровать и тумба с плоским телевизором.
Это была полноценная квартира, с кухней, маленькой столовой и окном, которое выходило на улицу перед баром. Она была вдвое больше моей и довольно уютная.
– Классно, – я указала на столик, где вдоль стены стояло примерно штук тридцать кофейных кружек. – Ты подсажен на кофе или только на кружки?
– Долгая история. – Роман снова перебирал ключи. – За этой дверью у нас склад. Когда я смотрел последний раз, там вроде был стол, но я ничего не обещаю. – Он отпер дверь, и, когда она распахнулась, мы увидели два шестиногих стола, вертикально прислоненных к стене. Я помогла Роману вытащить один из них. – Тебе нужны оба?
– Одного хватит. – Мы прислонили стол к дивану, и Роман закрыл и запер дверь.
Мы взялись за стол, чтобы снести его вниз.
– Можем пока поставить его внизу, у лестницы, а потом закинуть в кузов Леджерова грузовика, – сказал он.
– Отлично. Спасибо.
– Что это за ланч-то?
– Да просто сборище. – Мне не хотелось говорить, что это в честь Дня матери. А то получилось бы, что я его праздную, а мне не хотелось, чтобы меня осуждали.
Хотя Роман, казалось, был не из тех, кто осуждает. Он казался очень достойным человеком и очень симпатичным, и, если бы я уже не знала, как это – целоваться с Леджером, то, может быть, смотрела бы на него другими глазами.
Я не могу смотреть на губы другого парня и не хотеть, чтобы это были губы Леджера. Мне противно, что он все еще нравится мне так же, как в тот первый вечер, когда я только зашла в этот бар. Было бы намного проще, если бы мне нравился кто-то другой. Кто угодно другой.
Роман поставил стол внизу лестницы.
– А стулья тебе тоже нужны?
– Стулья. Черт. Да. – Я и не подумала про стулья. Он снова пошел наверх, и я за ним. – Так откуда вы с Леджером знаете друг друга?
– Это он травмировал меня во время матча.
Я замерла на ступеньке лестницы.
– Он оборвал твою футбольную карьеру, и вы с ним… друзья? – Я не понимала, как мог произойти такой поворот.
Снова отпирая дверь склада, Роман внимательно посмотрел на меня.
– Ты что, и правда об этом не знаешь?
Я покачала головой.
– Я несколько лет была в некотором роде занята.
Он тихо рассмеялся.
– Ну да. Наверное. Я тебе выдам сокращенную версию. – Он открыл дверь и начал доставать стулья. – После этой травмы я перенес операцию на колене, – сказал он. – Было очень больно. Я подсел на болеутоляющие таблетки и потратил на эту зависимость до последнего пенни все, что заработал в НФЛ. – Он выставил за дверь два стула и взял еще два. – Скажем так, я профукал всю свою жизнь. Слухи об этом дошли до Леджера, и он разыскал меня. Думаю, он чувствовал себя отчасти ответственным, хотя он повредил мне колено ненамеренно. Но он появился, когда все от меня отступились. И добился, чтобы я получил необходимую помощь.
Не зная, что делать с тем, что услышала, я отреагировала проще некуда:
– О… Вау!
Прежде чем снова закрыть дверь, Роман вынес и прислонил к стене всего шесть стульев. Он взял четыре, я два, и мы снова пошли вниз.
– Леджер дал мне работу и предоставил эту квартиру, когда я вышел из реабилитационной клиники два года назад. – Мы поставили стулья у стены и вышли наружу. – Если честно, я уже не помню, с чего это началось, но он покупает мне кофейную кружку за каждую неделю моей трезвости. Он дарит мне по одной каждую пятницу, но теперь делает это просто назло, потому что знает, что у меня уже нет на них места.
«Надо же, как мило», – подумала я. А вслух произнесла:
– Надеюсь, ты хоть кофе любишь.
– Я живу на кофе. Ты не захочешь оказаться поблизости от меня, если я его не выпью. – Роман поглядел на что-то позади меня. Я обернулась, и увидела, что Леджер стоит между своим грузовиком и дверью в бар. И смотрит на нас.
Роман, в отличие от меня, не замер на месте. Он так и продолжил идти к задней двери бара.
– Кенна попросила одолжить у нас стол и стулья для чего-то там у них в воскресенье. Мы поставили их у лестницы. Захвати, как поедешь.
– Николь, – поправил его Леджер.
– Николь. Не важно, – сказал Роман. – Не забудь. Стол. Стулья. Подвезти до дому. – И исчез в баре.
Прежде чем посмотреть на меня, Леджер какое-то время смотрел вниз.
– Для чего тебе понадобился стол?
Я засунула руки в задние карманы джинсов.
– Это просто ланч в воскресенье. В нашем доме.
Он продолжал смотреть на меня, как будто ему нужно было еще что-то объяснить.
– В воскресенье День матери.
Я кивнула и пошла к двери.
– Ага. Почему бы мне не отметить его с женщинами из нашего дома, я же все равно не могу отпраздновать со своей дочерью. – Мой голос прозвучал сдавленно. Может, слегка обвиняюще. Дверь закрылась за мной с громким хлопком, а я пошла прямо к раковине и включила воду. Я схватила наушники, которые Мэри Энн принесла мне на той неделе, и на сей раз воткнула их в свой телефон, потому что теперь он у меня был. Я включила аудиокнигу, которой должно было хватить на всю смену.
Я ощутила легкий ветерок по спине, когда Леджер зашел в кухню. Подождав несколько секунд, я поглядела через плечо, где он и что делает.
Он шел в бар, глядя прямо перед собой. Когда у него это каменное выражение лица, я не могу понять, о чем он думает. Дело в том, что я видела не так много выражений его лица с того первого вечера, когда он работал за стойкой. Тогда он казался расслабленным и беззаботным. Но с того момента, когда он узнал, кто я, в моем присутствии он всегда непроницаем. Как будто бы делает все возможное, чтобы спрятать от меня свои мысли.
26Леджер
Тем вечером все мои суставы, казалось, задеревенели, и я двигался неуклюже, точно с похмелья. Но у меня не было никакого похмелья. Просто я был… раздражен? Правда, что ли?
Я веду себя как придурок. Я и сам это знал, и Роман тоже, но, похоже, вся моя разумность взяла и подевалась куда-то.
Как долго Кенна там пробыла? Как долго они были у Романа в квартире? Почему она казалась со мной резкой? Какого черта меня вообще это волнует?
Я не знал, как поступать со всеми этими чувствами, так что я проглотил их, и они застряли у меня в глотке, ну или в животе, или где там у людей застревает эта фигня. Еще только не хватало выйти на эту смену в таком настрое. Это конец последней недели экзаменов. Сегодня тут и так будет сумасшедший дом.
Я включил музыкальный аппарат, и первая же песня оказалась той, что осталась со вчерашней ночи. «Если б мы были вампиры» Джейсона Исбелла.
Отлично. Песня о великой любви. Как раз то, что нужно Кенне.
Я заглянул на кухню и увидел, что она в наушниках. Я взял фрукты, которые обычно нарезаю в начале смены, и унес их в бар.
Я резал лайм, может, немного злобно, когда Роман спросил:
– Ты нормально?
– Отлично, – я пытался говорить как ни в чем не бывало, но не знаю, что бы сказал в таком случае, потому что Роман никогда не спрашивает, нормально ли я. Обычно со мной всегда все нормально.
– Тяжелый день? – спросил он.
– Отличный день.
Вздохнув, он протянул руку и забрал у меня нож. Я оперся о стойку обеими руками и повернулся к нему. Он стоял, опираясь на локоть, и небрежно крутил нож на пальце, глядя на меня.
– Ничего не было, – сказал он. – Она взяла там стол и стулья. Мы и пробыли наверху, может, минуты три.
– Я ничего не спрашивал.
– Да тебе и не надо. – Он хохотнул. – Черт, мужик, я никогда не относил тебя к ревнивцам.
Я забрал у него нож и продолжил резать лаймы.
– Это не имеет отношения к ревности.
– А к чему ж тогда? – спросил он.
Я хотел было ответить ему, может, соврать какую-нибудь фигню, но тут распахнулись двери, и в бар ввалилось четверо парней. Громких, готовых праздновать, возможно, уже выпивших. Я оборвал разговор и приготовился к смене, для которой у меня совершенно не было настроения.
Спустя восемь часов мы с Романом закидывали стол и стулья в кузов моего грузовика. Весь вечер нам и думать-то было некогда, не то чтобы закончить этот наш разговор.
Так что мы ничего особо не сказали друг другу. Мы оба устали, но чем больше я думал о нем и Кенне вместе в квартире наверху, тем больше это меня беспокоило.
Я видел, что Роману она нравилась. И я не знал Кенну так уж хорошо, но, возможно, она в достаточном отчаянии, чтобы привязаться к кому угодно, кто может послужить ей поводом остаться в этом городе.
И мне было стыдно за эти мысли.
– Мы будем говорить об этом? – спросил Роман.
Я захлопнул кузов, а потом взялся одной рукой за грузовик, а другой – за свой подбородок. Заговорив, я старался очень тщательно выбирать слова.
– Если ты замутишь с ней что-нибудь, она найдет предлог не уезжать из этого города. А она работает здесь именно для того, чтобы собрать денег и уехать как можно скорее.