– Хочешь поехать со мной?
Она неуверенно взглянула на меня.
– А ты хочешь, чтобы я поехала?
Я понял, что ее неуверенность может объясняться не тем, что она сама о чем-то сожалеет, а тем, что боится, не сожалею ли я.
– Ну конечно. – Услышав уверенность в моем голосе, она улыбнулась, и эта ее улыбка разрушила разделявшую нас стену. Я прижал ее к себе и поцеловал. Как только мои губы коснулись ее, она заметно расслабилась.
Мне было так неприятно, что из-за меня она хоть на секунду усомнилась в себе. Я должен был поцеловать сразу, отдав ей цветы.
– А мы можем по дороге купить мороженое? – спросила она.
Я кивнул.
– А карточка у тебя с собой? – поддразнила она меня.
– Я никогда не выхожу без нее из дому.
Она рассмеялась, взяла свою сумку и погладила Иви на прощание.
Спустившись вниз, мы с Кенной сложили стол и стулья и загрузили их в кузов грузовика. Вышло очень удачно, потому что я все равно собирался как-нибудь перевезти в новый дом какой-нибудь из столов.
Я как раз нес к машине последние стулья, когда откуда-то появилась Леди Диана. Она встала между нами с Кенной и грузовиком.
– Ты что, уезжаешь с Дебилом? – спросила она у Кенны.
– Можешь перестать называть его дебилом. Его зовут Леджер.
Леди Диана оглядела меня с ног до головы и пробормотала «Дебжер».
Кенна, делая вид, что не слышит, сказала:
– До завтра, увидимся на работе.
Когда мы сели в машину, я рассмеялся.
– Дебжер. Довольно умно.
Пристегивая ремень, Кенна сказала:
– Ну да, она умная и злопамятная. Опасное сочетание.
Я сдал назад, думая, не пора ли отдать ей другой подарок, который я приготовил для нее. Сейчас, когда мы сидели вдвоем в кабине, это выглядело как-то более неловко, чем когда я это придумал. А то, что я провел за этим столько времени с утра, только добавляло неловкости, так что мы отъехали от ее дома уже на пару километров, когда я наконец набрался храбрости и сказал:
– Я кое-что для тебя сделал.
Остановившись на следующем светофоре, я переслал ей ссылку. Ее телефон пискнул, она открыла ссылку и несколько секунд молча смотрела на экран.
– Что это? Плейлист?
– Ага. Я сделал его этим утром. Тут примерно двадцать песен, которые не имеют ни малейшего отношения к тому, что может напомнить тебе о чем-нибудь грустном.
Глядя на экран телефона, она перелистывала песни. Я ждал от нее какой-нибудь реакции, но ее лицо ничего не выражало. Она отвернулась к окну и прикрыла рот рукой, словно скрывая смешок. Я продолжал поглядывать на нее, но наконец уже больше не вытерпел.
– Ты смеешься? Это глупо, да?
Она повернулась ко мне, улыбаясь, но в ее глазах, кажется, сверкали слезы.
– Это совсем не глупо.
Протянувшись через сиденье, она взяла меня за руку и снова отвернулась к окну. Я километров пять старался подавить улыбку. Но потом, на шестом километре, я уже пытался не хмуриться, потому что такая мелочь, как плейлист, не должна вызывать у нее слезы.
Ее одиночество начинало мучить меня. Я хотел видеть ее счастливой. Я хотел умудриться сказать Грейс и Патрику все нужные слова о том, почему они должны дать ей шанс. Но то, что я до сих пор так и не знал ее со Скотти истории, оставалось одной из причин, по которой я боялся не достичь результата, которого мы оба с ней желали.
Всякий раз, когда мы разговаривали, у меня на кончике языка висели эти вопросы. «Что произошло? Почему ты оставила его?» Но то момент оказывался неподходящим, то, даже если момент позволял, эмоции зашкаливали. Я хотел спросить об этом прошлой ночью, когда задавал все остальные вопросы, но так и не смог. А иногда она казалась слишком грустной, чтобы заставлять ее говорить о вещах, способных еще сильнее огорчить ее.
Но мне важно это знать. Я понимал, что не могу всецело защищать ее или бороться вслепую за ее право присутствия в жизни Диэм, пока точно не узнаю, что и почему произошло той ночью.
– Кенна? – Мы одновременно повернулись друг к другу. – Мне нужно знать, что произошло той ночью.
Казалось, воздух вокруг стал тяжелым, и даже вдыхать его стало трудно.
Думаю, от моего вопроса ей тоже стало тяжело дышать. Она сделала глубокий вдох и выпустила мою руку. Сжала и разжала пальцы и схватилась за бедра.
– Ты говорила, что написала об этом. Прочтешь мне?
Похоже, она переполнилась чем-то, похожим на ужас, словно она боится возвращаться в ту ночь. Или боится взять меня туда с собой. Я не винил ее, мне и самому было нехорошо от своего вопроса, но я хотел это знать.
Я должен это знать.
Если я собираюсь упасть на колени перед Грейс и Патриком, умоляя их дать ей шанс, я должен знать все о том человеке, ради которого это делаю, за которого борюсь. Даже если сейчас она не может сказать ничего, что изменило бы мое мнение о ней. Я знаю, что она хороший человек. Хороший человек, которому выпала одна плохая ночь. Это случается даже с лучшими из нас. И с худшими тоже. Со всеми. Просто одним везет больше, чем другим, и наши плохие моменты не имеют таких тяжелых последствий.
Я крепче сжал руль, и сказал:
– Ну пожалуйста. Мне надо это знать, Кенна.
Какое-то время прошло в полной тишине, но потом она взяла телефон. Прокашлялась. Я закрыл свое приоткрытое окно, чтобы в машине стало потише.
Кенна выглядела очень взволнованной. Прежде, чем она начала читать, я протянул руку и убрал ей за ухо прядь волос, чтобы выразить свою солидарность… ну или не знаю, что-то такое. Мне просто хотелось коснуться ее, дать ей понять, что я ее не осуждаю.
Я просто должен был знать, что там случилось. Вот и все.
33Кенна
Дорогой Скотти.
Не знаю, говорила ли я тебе об этом, но твоя машина была для меня самым любимым местом на свете.
Это единственное место, где мы были по-настоящему одни. Я так ждала тех дней, когда наши расписания совпадали и ты забирал меня с работы. Я садилась в твою машину, и это было такое же чувство, как если бы я вернулась в уютный дом. У тебя всегда была газировка для меня, а в те дни, когда ты знал, что я не успела поесть, ты заказывал мне картошку из «Макдоналдса» в стаканчике, потому что знал, что это мои любимые чипсы.
Ты был таким милым. Ты всегда делал для меня все эти милые вещи. Крошечные жесты тут и там, на которые большинство людей даже не обращают внимания. Ты был лучше, чем я того заслуживала, хотя ты бы с этим не согласился.
Я столько раз перебирала в голове день, когда ты умер, однажды я даже расписала весь этот день до каждой секунды. Большая часть, конечно, получилась приблизительной. Я не знаю, действительно ли я чистила зубы в тот день ровно полторы минуты. Или что мой перерыв на работе продолжался пятнадцать минут секунда в секунду. Или что мы провели на той вечеринке, куда пошли вечером, ровно пятьдесят семь минут.
Я уверена, что ошиблась в своих вычислениях на несколько минут туда-сюда, но по большей части все равно могу отчитаться за все, что происходило в тот день. Даже о том, что я хотела бы позабыть.
Парень, с которым ты вместе учился, устраивал вечеринку, а ты жил с ним в одной комнате в первый год обучения и сказал, что должен заглянуть к нему. Мне было грустно из-за того, что надо идти на эту вечеринку, но задним числом я была рада, что ты повидал в тот вечер многих своих друзей. Я знаю, что после твоей смерти это, наверное, было для них важно.
Но даже притом что тебе нужно было там появиться, они уже перестали быть твоей компанией, и я знала, что тебе не хотелось туда. Ты уже прошел стадию вечеринок и больше заботился о других, более важных моментах жизни. Ты только начал учиться в аспирантуре и проводил все свое время либо в занятиях, либо со мной.
Я знала, что мы пробудем там недолго, так что нашла стул в уголке гостиной и присела, пока ты обходил всех знакомых. Не знаю, знал ли ты об этом, но я наблюдала за тобой все пятьдесят семь минут, что мы там были. Ты был таким привлекательным. Когда люди смотрели на тебя, у них загорались глаза. Вокруг тебя собирались толпы, а когда ты видел кого-то, с кем еще не поздоровался, то шел к нему, и он начинал чувствовать себя самым главным персонажем этой вечеринки.
Я не знаю, тренировался ли ты специально так себя вести, но мне казалось, ты даже не знаешь, что у тебя есть такая сила. Сила давать людям почувствовать себя важными и желанными.
Примерно на пятьдесят седьмой минуте нашего пребывания там ты заметил, что я сижу в углу и улыбаюсь тебе. Ты подошел ко мне, забыв обо всех, кто тебя окружал, и я внезапно ощутила себя в центре твоего внимания.
Ты смотрел только на меня, и я знала, что важна тебе. Я была важной. Ты сел на стул рядом со мной, поцеловал меня в шею и прошептал на ухо:
– Прости, что я бросил тебя одну.
Но ты не бросал меня. Я все это время была с тобой.
– Хочешь уйти? – спросил ты.
– Если тебе весело, то нет.
– А тебе весело? – спросил ты.
Я пожала плечами. Я могла придумать множество других дел, повеселее этой вечеринки. По твоей улыбке я поняла, что ты думаешь точно так же.
– Хочешь поехать на озеро?
Я кивнула, потому что это три мои любимые вещи. Это озеро. Твоя машина. И ты.
Ты стянул упаковку пива, мы ускользнули оттуда, и ты поехал на озеро.
У нас было там любимое место, где мы иногда проводили вечер, в конце старой боковой дороги. Ты говорил, что знаешь о нем, потому что иногда ночевал там с друзьями в палатке. Это было недалеко от места, где я жила со своими соседками, так что иногда ты появлялся в моей квартире посреди ночи, и мы шли туда, и занимались сексом на мостках, или в воде, или в твоей машине. А иногда оставались там и встречали рассвет.
В тот конкретный вечер у нас было пиво, которое ты взял с вечеринки, и какие-то остатки чипсов в пакетиках, которые на прошлой неделе ты взял у своего приятеля. Мы включили музыку и валяли дурака, плескались в воде. Мы даже не занимались в тот вечер сексом. Иногда мы просто обнимались, и это ужасно нравилось мне в тебе, потому что я всегда ненавидела в отношениях именно то, что когда начинается секс, то все обнимашки сразу прекращаются.