Свое одобрительное слово за новую Конституцию единодушно высказали и советские писатели. Нам особенно близок раздел «Социальное развитие и культура», в котором говорится, что государство берет на себя заботу о развитии образования, науки и искусства. Мы всегда чувствовали, с каким вниманием и заботой партия и правительство относились к нашему литературному труду; и в том, что развитию образования, науки и искусства посвящается целый раздел Конституции, мы видим новое проявление внимания и заботы. И у нас открываются новые возможности для творчества. Конституция отразила все глубочайшие изменения, произошедшие в нашей жизни. И «общим знаменателем, — как сказал Леонид Ильич Брежнев на майском (1978 г.) Пленуме ЦК КПСС, — служит растущая социальная однородность советского общества». Нынешний рабочий класс — «это десятки миллионов образованных, технически грамотных, политически зрелых людей». Изменилось и крестьянство, и у нынешнего колхозника, родившегося и выросшего в колхозе, «психология сформировалась уже на социалистической основе». И «подлинно народной, социалистической стала интеллигенция». Таким образом, сложилась новая, как подчеркнул Леонид Ильич, историческая общность людей — советский народ. Само понятие — народ! — стало как бы шире, объемнее, и нам предстоит еще в полной мере отразить в своих книгах это характерное изменение — стирание граней между различными социальными группами в нашем социалистическом обществе. От традиционного понимания «народ» и «народность», когда мы вольно или невольно подразумевали под этим преимущественно рабочий класс и крестьянство, нам придется перейти теперь к более объемному понятию этого слова и о любом человеке нашего общества и о любой профессии писать и говорить с общих народных позиций.
Я не преувеличу, если скажу, что все советские люди с особым чувством признательности и благодарности Родине ждут дня, когда будет утверждена новая Конституция страны. Это будет исторический день, новая историческая победа, и Конституция явится новой вехой на нашем трудном и славном пути к главной цели — построению коммунистического общества. И пусть дела наши, как щедрое хлебное поле, посеянное и взращенное трудовыми руками, радует и вдохновляет новые поколения людей.
1978
ОБГОНЯЮЩАЯ МЕЧТУ...
Стояла под Белебеем деревенька Рыково; стояла как будто в овраге, избами и огородами приткнувшись с одной стороны к речке, с другой — к крутому склону глинистого взгорья. Зимой заваливали ее снега, летом зарастали ее жердевые ограды крапивой, и что-то дремлющее, будто остановившееся в веках было в ее жизни, как и в жизни сотен других русских деревень — с церковным звоном, скрипом телег и шорохом лыка. Из этой деревни в четырнадцатом году ушел на войну с Германией мой отец. И не только он один; их, молодых рекрутов, провожали со слезами и плачем всей деревней, миром, как говорилось тогда, и разные наказы давали им. Церковный староста, надевший по такому случаю на грудь «Георгия», как рассказывал мне потом, вспоминая, отец, твердил что-то о царе, отечестве, вере и долге, но ни один из его наказов не был выполнен. Молодые рекруты, вернувшись в восемнадцатом с германского фронта, разнесли дом церковного старосты и нарезали на пашнях новые межи; они же, эти уставшие от войны и той жизни солдаты, снова взялись за оружие, когда белая волна колчаковских войск, захлестнувшая Сибирь, плеснулась за Урал в Россию.
Отца нет в живых. Но с фотографии каждый раз, когда я открываю альбом, смотрят на меня молодые глаза солдата в буденовке и шинели. Он прошел с боями от Белебея до Томска, пока не был ранен тупой японской пулей, а потом, подлечившись, вылавливал банды басмачей. Сколько было трудных минут, сколько привалов, мечтаний и разговоров на этих привалах, когда, похрустывая, горел под котелками сухой валежник, освещая красным светом обветренные лица бойцов. Они боролись за лучшую жизнь и отдавали в этой борьбе самое дорогое, что есть у людей на свете, — свои жизни. Как им представлялось будущее, за которое они сражались? Отец говорил мне: «У нас были несбыточные, как нам казалось, планы». И добавлял затем: «Но то, что произошло, чего мы достигли и как изменилась земля за эти годы, как изменились люди, — ни в какое сравнение не идет с теми нашими мечтами. Жизнь шагнула так широко, что опрокинула, превзошла и оставила далеко позади наши мечты». Он произносил это не столько с радостью, сколько с удивлением перед теми огромными свершениями, какими отмечены были годы первых пятилеток. Инвалид гражданской войны, лишь в революцию научившийся читать и писать, он постоянно прислушивался ко всевозраставшему ритму труда и радовался Магнитке и Днепрогэсу. Изба его еще стояла, как и прежде, под соломой в деревне; и дом, в котором я родился, выходивший маленькими окнами на грязную и немощеную улицу, еще был как бы окутан прежней дремотной дымкой, но жизнь, ударившая в заиленные берега, уже расшатывала последние сваи прежнего быта. Народ, поднятый великими идеями, которые родились и вынашивались в самых глубинных слоях его, поднятый идеями Ленина, опрокидывал все представления о возможностях и темпах социалистических преобразований.
Деревня Рыково давно уже не та, какою она была пятьдесят с лишним лет назад и какою знал и видел ее отец. Она уже не та, какою была пятнадцать и десять лет назад — и по внешнему виду, виду крестьянских дворов, виду людей, одетых точно так же, как одеваются горожане, и, главное, изменился не только облик земли, но изменились труд и жизнь на ней. Изменился сам человек — духом и помыслами своими, и это одно из самых как будто неброских, не сразу заметных, но значительных и великих достижений революции.
Давно уже нет того дома на городской окраине, в котором я рос, и нет той грязной улицы, на которой прошло мое детство; тот бывший пригород Джамбула превратился в благоустроенный и цветущий городской район с многоэтажными домами, удобными квартирами в них, с асфальтированными дорогами и тротуарами, с аллеями, парками и детскими площадками для игр — всем тем, что давно уже стало нормой для нас. Мы не удивляемся, но если оглянуться на прошлое — есть чему удивляться и чем гордиться нам.
Как и отцы наши, мы тоже сидели у окопных костров и отдавали жизни свои, когда фашистские танки хлынули на нашу землю; и у нас были и горькие и радостные минуты, и мы мечтали, как будем жить после войны, после победы; но так же, как через мечты отцов, жизнь перешагнула и через наши, оставив их далеко позади. И дело не только в том, что мы, к примеру, первыми в мире вывели на орбиту искусственный спутник Земли и что именно наш, советский, человек Юрий Гагарин первым проложил трассу в космосе; дело не в отдельных достижениях, как бы велики они ни были, не в вехах, а в том, общем уровне благополучия и счастья людей, какого достигла наша держава. И достигла благодаря трудовому энтузиазму советских людей.
Мне часто приходится ездить по стране. Я бывал в Кемерове и Новокузнецке и видел строившийся еще тогда, в те годы, Запсиб. Некоторые цеха этого комбината уже работали. Лица металлургов, белые от света разливавшегося по ковшам металла, запомнились мне той своей сосредоточенностью, той упрямою черточкой меж бровей, какую замечал я потом на лицах комбайнеров, на председательских лицах и лицах директоров заводов, инженеров, всех тех трудовых людей, с кем сводила меня писательская судьба, и это общее стремление к единой цели — великая движущая сила.
Размах строительства Запсиба был поразителен. На подымавшиеся корпуса нельзя было смотреть, не радуясь и не заражаясь энтузиазмом. Человек должен видеть результат своего труда, а величие дел всегда поражает. За одной стройкой возникает другая, еще более огромная, грандиозная и величественная — перекрываются Ангара, Енисей, Волга; разметывает на пустыре свои корпуса Волжский автомобильный, а рядом, словно в сказке, подымается молодой рабочий город Тольятти с белоснежными домами; на старой русской реке, в Набережных Челнах, возводится новый гигант — Камский автомобильный завод, а на курской и белгородской земле, где каждый метр усеян осколками и овеян легендарною славой советских воинов, рождаются огромные чаши — карьеры, и многотонные белорусские самосвалы день и ночь вывозят из этих карьеров руду. Всколыхнулась некогда дремавшая Русь, да так, что отзвуки шагов ее слышны во всех уголках земного шара. А нефть Тюмени и Самотлора, а неисчислимые богатства таежной Сибири и Заполярья с его вечной мерзлотой — все поставлено на службу человека.
Я видел хлеба, которые были по грудь и простирались до горизонта; это было в Тарановском районе Кустанайской области и в году, когда казахстанская целина впервые дала стране миллиард пудов зерна. Мне кажется, ничто не может сравниться с видом созревающего хлеба, с видом колосьев, которые от тяжести своей гнутся к земле и которые, шелестя и звеня, стелются насколько видит глаз человека. Чувство, какое охватывает при этом, неповторимо. Но вместе с чувством удивления приходит мысль — сколько же надо было усилий, чтобы взрастить все это и затем убрать без потерь. Я каждый раз, стоя перед хлебным полем, думаю об этом.
Не один миллиард пудов зерна дала казахстанская целина с тех пор государству в разные и трудные, засушливые, как семьдесят второй, годы и рапортовала о славных успехах и в этом, третьем и решающем году пятилетки. Рапортовали и другие республики и Россия с ее необъятными пашнями и лугами. И этот успех земледельцев, как успех тружеников заводов и фабрик, не может не радовать нас. В них, в этих успехах, залог нашего будущего.
Мне всегда кажется, что люди приходят на землю для того, чтобы оставить добрую память о себе. Такими были наши отцы, совершившие в октябре семнадцатого года революцию; таким было наше поколение, которому выпала нелегкая честь защищать Отечество в суровые для него годы фашистского нашествия; такою я вижу молодежь, которая подняла целину, перекрыла реки, построив на них плотины и гидростанции, возвела новые города и продолжает осваивать богатства просторов севера и юга, мыслить и созидать.