Но вместе с тем проверка произведений жизнью — это далеко не легкое и не простое дело. Особенно когда книга попадает в руки человека, мягко говоря, невежественного, не понимающего самой сути литературы. Мне иногда приходится слышать на читательских конференциях и встречах такие суждения, что, мол, в жизни так не бывает, как это описано в той или иной книге, что, дескать, я не видел этого, и аргумент «я не видел» представляется тому, кто говорит, неопровержимым и точным. Но все ли мы видим в жизни, или, вернее, все ли в силу разных причин можем увидеть в жизни? Для того, очевидно, и существует книга, чтобы пополнять наши знания, видеть и познавать то, чего «я не видел» или «я не знаю», и задумываться над прочитанным. Вряд ли есть необходимость сочинять то, что все видели и все знают, не открывая при этом ничего нового и познавательного.
Так же как все мы радуемся, стоя перед огромным полем пшеницы, которая колос в колос и высотою по грудь, и видим во всем этом прежде всего крестьянский труд, так же, беря в руки хорошую новую книгу, должны помнить, что и за нею стоит огромная, долгая и кропотливая работа.
1973
ОТВЕТ КОРРЕСПОНДЕНТУ БОЛГАРСКОГО ЖУРНАЛА «ПЛАМЪК»
Вопрос:
Почему вы, военный писатель, назвали свой новый роман «Годы без войны»?
Ответ:
Все познание мира у меня, как у молодого человека, началось, в сущности, в суровые годы войны. Когда говорят о молодости, я пытаюсь вспомнить свою. А молодости, в сущности, не было. Наше поколение в те самые молодые годы сразу же было поставлено на черту жизни и смерти. Мы видели разрушенные города, сожженные села, сотни смертей. Мы видели зло и вынуждены были защищать свою Родину. Годы те навсегда остались в нашей памяти. Но если бы только в памяти. Те суровые годы отразились на судьбах многих послевоенных поколений людей.
Война — как эпицентр огромных человеческих потрясений. И волны от этого эпицентра расходятся во времени. Волны эти накрывают нас, и мы как бы несем в себе постоянное присутствие войны. Вот эту сторону — духовную сторону жизни после войны — мне хотелось отразить в последних своих книгах. Как писатель военной темы (так меня называют критики), я работаю над романом, который называется «Годы без войны». Роман многоплановый, в нем много героев, но каждый из героев несет в своей судьбе этот трагический отголосок войны. Иногда он внешне менее заметен и менее драматично проявляется, иногда он более заметен и проявляется с большей силой драматизма, как в судьбе одного из героев романа — Мити Гаврилова. Войны уносили почти всю мужскую половину этого семейства. Погиб на фронте и отец Мити. Незаурядный художник, Митя восстает, в самом буквальном смысле этого слова, восстает против зла и насилия.
И в стремлении Мити отражено стремление многих советских людей. Мы живем более тридцати лет без войны, и это замечательно. Человек рождается для жизни, а не для смерти, для созидания, а не для разрушения. И это естественное стремление людей всех возрастов, всех поколений разных континентов, в сущности, едино. Стремление это лежит в основе моего нового романа «Годы без войны».
1976
ДИАЛОГ: «КОРТАРШ» — «НОВЫЙ МИР»Венгерские и советские писатели о проблемах войны и мира
— Насколько важна для вас тема войны и как она отразилась в ваших произведениях? Какие, по вашему мнению, произведения последних лет советской и венгерской литературы о войне являются наиболее значительными и выдержат проверку временем? Что качественно новое в этих произведениях в отличие от военной литературы первых послевоенных лет?
Как вы помните, после первой мировой войны возникло новое литературное направление — так называемая литература «потерянного поколения». Чем вы объясняете тот факт, что после второй мировой войны подобной литературы не было? Не есть ли это осознание широчайшими массами своего права решать судьбу мира?
Какая литература о войне может заинтересовать сегодня молодежь? Могут ли произведения о войне учить сегодня молодежь, как надо жить? Какими качествами должны обладать такие произведения? Какие, по вашему мнению, произведения о войне современных писателей обладают этими качествами?
Каким бы вы хотели видеть мир? Самые выразительные, по вашему мнению, символы мира, созданные человеческой цивилизацией? Как будет развиваться литература в мире без войн?
Какие этапы движения за мир вы считаете наиболее значительными? Ваше мнение о перспективах развития движения за мир?
— Впечатления молодости, как известно, самые сильные. Человек впервые познает, что такое добро и что зло, перед ним открывается мир вещей и событий; и совсем не безразлично, особенно для будущего литератора, каков этот окружающий его в детстве и юности мир. Моя юность связана с войной, или, как принято говорить теперь, была опалена войной. Я видел, как в наш далекий азиатский городок, расположенный в живописнейшей по красоте и удивительной по плодородию Ферганской долине, осенью сорок первого года начали прибывать эшелоны с беженцами. На подводах по булыжной мостовой их везли со станции в город и распределяли по квартирам осиротелых, потерявших не только кров, не только все нажитое, вернее, все необходимое для жизни, но и родных — отцов, братьев, матерей, сестер; и по той же булыжной мостовой, чеканя шаг, поблескивая трехгранными штыками, шагали батальоны к посадочным платформам, и в тех же теплушках, в которых только что привозили беженцев, уезжали солдаты на фронт защищать родную землю от нашествия фашистских полчищ. Я все это хорошо помню, помню и первых раненых, которых разместили в бывшем здании техникума, где я учился, и все-все, связанное с теми тревожными осенними днями: горе матерей, горе всей нашей социалистической Отчизны. Вот так вместе с зимнею стужею входила в наши души и опаляла ледяным холодом война. Мы — я имею в виду своих сверстников, наше поколение — рано почувствовали себя взрослыми; рано пришлось нам надеть гимнастерки, взять автоматы; мы рвались на фронт, в бой вовсе не потому, что не боялись смерти, нет, но сознание, что родную землю топчет враг, главное, сознание долга, гражданского долга перед страной и народом было выше всякого страха. Да, я видел, как трудно было в тылу, какие усилия прилагали люди, отдавая все фронту, и видел войну во всех ее ужасающих кровавых красках; мне пришлось участвовать в одном из самых крупных сражений Великой Отечественной войны — в сражении на Курской дуге; потом — Белоруссия, Десна, Сож, Днепр... Мне также довелось участвовать в боях за освобождение Венгрии. Как будто вот сейчас передо мною маленькая станция под Будапештом — Оча, на которой разгружался наш эшелон, и сразу же полки вступали в бой. Всем известно, какое тяжелейшее сражение развернулось на подступах к Будапешту, особенно у озера Балатон. Секешфехервар несколько раз переходил из рук в руки. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились задержать здесь наступление наших войск и бросили в бой отборные свои танковые дивизии под командованием Гудериана... Да, я видел Секешфехервар в развалинах, и видел его... спустя двадцать с лишним лет, отстроенным, красивым, цветущим, будто и не было здесь войны, не прокатывался ее все испепеляющий огненный вал. Это хорошо, что город оставляет такое впечатление. Но город чтит и павших за его освобождение героев — советских воинов. Недалеко от вокзала, в небольшом тенистом сквере, стоит памятник погибшим советским солдатам и офицерам. Я стоял среди мраморных надгробий и читал имена и фамилии павших: год рождения 1925‑й... год рождения 1925‑й... год рождения 1925‑й... Год, в котором родился я. И я думал, что мог бы тоже лежать под этими холодными каменными плитами, но... к чему я все это рассказываю? А к тому, чтобы ответить на поставленный передо мною редакциями вопрос: насколько важна для вас тема войны и как она отразилась в ваших произведениях? Да, тема войны для меня важна, и важна вовсе не потому, что дает возможность отбирать самые драматические ситуации, а прежде всего — народным героизмом; кто, если не мы, очевидцы событий, передаст грядущим поколениям ту святую правду, те почти нечеловеческие трудности, какие пришлось вынести советскому народу, Советской Армии, которую по праву любовно называют освободительницей Европы.
Но может быть, мы совершаем ошибку, говоря: «тема войны», «военная тема»... Может быть, вернее было бы называть произведения о минувшей войне антивоенными, просто-таки кричащими за мир, так как все то, что рассказывается в них, не может не вызывать ненависть к войне, вернее, к захватчикам, к тем, кто начинает, развязывает войны. Воспитание патриотизма, мужества, силы и воспитание ненависти к войне — вот две основные, на мой взгляд, задачи, которые решают книги о минувших сражениях. Они помогают любить жизнь, но в то же время учат: надо всегда быть готовым защитить эту прекрасную — а что может быть прекрасней жизни! — жизнь, свободу, родную землю. И те книги, которые были написаны по горячим следам событий и которые писались позднее и пишутся теперь (да еще будут и будут писаться!), служат одному общему делу; я не вполне согласен с теми, кто утверждает, будто произведения последних лет о войне чем-то особенным отличаются от тех, что писались на фронте; книги о войне, по-моему, различаются по степени одаренности их автора, а не по времени, когда и при каких обстоятельствах пишутся; знаменитая «Книга про бойца» Александра Твардовского писалась в те грозные дни, но по всем идейным и художественным качествам, по глубине проникновения в солдатскую психологию остается непревзойденной. Нельзя сказать также, что и после этой войны не появлялось произведений, в которых звучала бы в той или иной степени тема «потерянного поколения». Она проскальзывала, и довольно отчетливо, в книгах разных западных литераторов. Но развития не получила даже там, на Западе. И потому можно, видимо, на основании этого сделать вывод, что произошло «осознание широчайшими массами своего права решать судьбу мира» самим.