Входная дверь фургончика вдруг отчетливо скрипнула. Артур вздрогнул. Он помнил, что запирался … Значит, пришел некто, имеющий запасные ключи?
Прошло всего мгновение, прежде чем на пороге возник силуэт гостьи. Всего мгновение – но сколько же бреда успел представить себе за это время Артур:
Вот Сонечка на пороге – отчего-то вся мокрая, будто на улице страшный ливень; мокрая и заплаканная – смотрит умоляюще, шепчет что-то невразумительное. Да уже ведь неважно, что она шепчет. Артур бросается, прижимает к груди; крепко-крепко, навсегда-навсегда…
Или нет. Все не так. Она пришла за своими записями. Не захотела оставлять письменные свидетельства на артурово поругание. Входит. Напряженная, решительная. И прямо с порога – жжет вызовом. Боевая стойка глаза в глаза. «Вот такая я! А ты как думал?! Теперь ясно!» Не спуская глаз с гостя, Сонечка подходит к столу, подставляет к краю большой кулек, сгребает в него все бумаги. Артур ловит ее руку. Нет, не хватает – просто накрывает своей ладонью. Сонечка закрывает глаза и становится вдруг пластилиново-поддатливой. Артур шепчет что-то успокаивающее, целует ее руки, шею… и тут… Взгляд падает на ворох бумаги в пакете. Сжечь! Он с силой отшвыривает от себя эту девку – Сонечка больно ударяется затылком о стену и каменеет, понимая и свою вину, и его бешенство, и всемирную несправедливость… Артур хватает кулек…
– Выметайтесь отсюда! – вообще-то на пороге стояла ЛенаМорскаяКотиха. Спокойна, как танк. Без тени улыбки. В руках – связка ключей. В глазах – понимание и, вместе с тем, верх презрения. Больше она ничего не говорила. Артур взял из угла комнатушки большой кулек, поднес к краю стола, смел в него все бумаги.
– С пустыми руками! – уточнила хозяйка и на всякий случай добавила. – Виктор сидит в машине. Я еле упросила его дать мне возможность просто поговорить с вами, без драки и вызывания милиции…
Артуру сделалось стыдно. Ну и впечатленьице, должно быть, он производит со стороны. Пришел, напился, сбил столик… Украл ключи, ворвался в помещение, пытается вынести бумаги. Объяснять, что он и есть адресат, а значит, у него имеется прямое право на эти бумаги, Артур не стал. Язык все равно не стал бы слушаться и только запутал бы всех. И расспрашивать Лену тоже вроде бы сейчас было не к месту. Хотя столько всего хотелось узнать. Артур набрал в грудь воздуха, чтобы начать расспросы, потом учуял нынешнюю Ленину недоброжелательность и передумал.
Лена посторонилась, и нежданный гость вышел на улицу. С пустыми руками, один, молча и неторопливо… ВикторМорскойКот и впрямь сидел в машине. Артур кивнул ему, как старому приятелю – да ведь он действительно хорошо теперь знал Виктора, и болел за ту же команду и…
– Передайте ей, что мы не обижаемся, – опустив стекло, серьезно попросил Морской Кот. – Должны бы, ведь уехала, подвела. Но отчего-то на нее обиды не выходит. Чары!
Артуру показалось, будто на последнем слове Виктор улыбнулся. Видимо, МорскойКот и сам не ожидал от себя такого всепрощения…
Первым делом Артур вытащил из зажигания ключ и забросил его на заднее сидение. Лишил себя шанса выехать немедленно – искать ключ в таком состоянии было немыслимо. Потом, чуть не разворотив полсалона, откинул-таки спинку переднего сидения назад. Во что бы то ни стало нужно было заснуть.
За окном завыл ветер. Артур поежился и пожалел о выброшенном ключе. Нашарил сумку – хорошо что не стал ставить в багажник – выудил оттуда две футболки и рубашку, укрылся, словно тряпьем. В довершение, водрузил на себя и саму сумку. Так было хоть немного теплее. Хотелось перевернуться на другой бок, но укрывательная баррикада тогда обязательно рассыпалась бы. Приходилось терпеть… Артур вдруг засмеялся:
– Ночь, ураган, я одет в дорожную сумку и сандалии валяюсь в неуправляемой тачке. Пьяный, брошенный, только что обвиненный в воровстве.
Распахнув глаза, Артур глянул куда-то за стекло окна и громко прокричал:
– Эй, ты этого хотела, да?! Этого?!
Воображаемая Сонечка по-хамски промолчала.
«Самый страшный тип женщин, те – которых понимаешь», – зависла в голове дурацкая формулировочка. – Ощущаешь все их мотивы, как свои собственные, и потому прощаешь. Прощаешь все – и глупость, и человекозависимость и предательство… Я не хочу прощать ей!» – мысленно прокричал он и тут же ощутил бессилие перед собственными устремлениями.
В результате Артур засыпал с твердым намерением утром тронуться на Москву. Может, чтоб поскандалить, может, чтоб поспасать… Он и сам не знал почему, но был уверен: увидеть Сонечку теперь дело первостепенной важности.
Часть втораяНапоследок
«Если в нужное время и в нужном месте,/С нужным настроем хлопнуть грамм двести,/ Мир повернется вспять…» – музыкальный центр, он же мой верный будильник, выбрал для меня сегодня утром именно эту композицию. Мало того, что совершенно неизвестную, так еще и рэперскую. Я вообще не знаю, откуда она взялась в сборнике! Не иначе, Алишерка постарался.
Он приезжал пару дней назад. Навеселе, на сутки, на попутках. Привез приветы от сестры и кучу свежих, незначительных сплетен об остальной нашей крымской братии. Весть о том, что Кир расстался с Эн, я восприняла на удивление спокойно. Кажется, переболела. Про остальных же слушала с жадностью очнувшегося после многолетней спячки динозавра: в последнее время скучаю по «своим».
Мы с Алишеркой, как положено, «выпили море пива / и посетили какой-то музей», потом я умчалась по делам, а Алишер познакомился с какой-то компанией на Манеже, «немножко» влюбился и позвонил сообщить, что уезжает кататься на лыжах с финнами… Причем называл он их «филинами» и первые минуты разговора я была уверена, что речь идет о птицах. Честно говоря, ничуть не удивлялась. От Алишерки всего можно ожидать, даже филинов на лыжах. Даже дописки рэпа в мои обожаемые сборники. В последнее время у Алишерки трасформировались вкусы, и он, как и положено в его возрасте, собирался ими поменять мир… Теперь уже, видимо, зарубежный. То есть финский.
Впрочем, сама по себе композиция была неплохой. Смущал меня в основном смысл текста. Давняя привычка использовать будильник в качестве гадалки сейчас была очень некстати. Но никуда не денешься. Что загадано, то не вырубишь и топором. Раз, засыпая, запрограммировала центр на случайный выбор песни, раз придумала, что выбранное станет пророчеством на день, то уже не отвертишься.
Ох, не к добру, не к добру… Только повернутой вспять жизни мне сейчас еще и не хватает! Ладно, поживем – увидим. Пока, вроде, ничего похожего на утреннюю песенку не наблюдается. А именно, наблюдается следующее: нахожусь в примерочной ультра-модного бутика, примеряю блузку и жалобно соплю, вспоминая содержимое кошелька.
Снова бросаю взгляд в зеркало, остаюсь вполне удовлетворенной. Потом непроизвольно выглядываю в щелку между занавеской и кабинкой моей примерочной… Лучше б я этого не делала!
– Хорошая попа, поздравляю! – с развязной улыбочкой изрекает парень, стоящий посреди зала.
Манекены и не отличимые от них продавщицы с немым ужасом уставились на наглеца, отважившегося сказануть подобное о клиентке. С ужасом – потому что хорошо представляли последствия. С немым – потому что работницам этого элитного бутика не позволялось разговаривать без разрешения посетителей.
«Молчите до последнего!» – наставлял девочек администратор. – «Так вы кажетесь умными!»
Стилист магазина – по совместительству близкая моя знакомая – частенько рассказывала об этой своей работе, потому я была довольно хорошо осведомлена о порядках бутика. Лишь умалишенный, или мечтающий стать таковым путем расставания с головой мог позволить себе здесь столь вальяжное поведение. В воздухе отчетливо запахло жаренным.
Собственно, зашла я сюда сейчас случайно. Не застав подругу-стилиста, собиралась уходить, но тут влюбилась и решила остаться. Нет, не в представителей персонала – в блузку. Кстати, на меня это совсем не похоже – я редко проникаюсь чувствами к дорогим вещам. Но тут взгляд зацепился, я присмотрелась, оказалась сраженной и наглухо зашторила себя в примерочной.
И вот, мягкий шелест фоновой музыки спотыкается о высказывание про попу. Я стою, совершенно офанаревшая и не знаю, что делать дальше. Суть не в парне и не в его словах. Дело в том, что в углу бутика, настороженно глядя на обидчика, оторопело топчется сейчас на месте спутник привлекшей внимания попы. Кроме того, я прекрасно знаю это спутника.
Разрешите представить – мой давний знакомый. Вернее – давний недоброжелатель, от которого вот уже больше года, как тщательно скрываюсь. Вот так встреча! Зовут моего врага Геннадием, но, повторяя за одной насмешницей, я мысленно величаю его Рыбкою. Прозвище, как видите, довольно безобидное, хотя придумавшая его особа давно уже отправилась на тот свет и, говорят, не без Рыбкиного участия.
Кстати, второго участника разворачивающейся драмы я тоже знаю. Правда только по Алинкиным рассказам Знакомьтесь – Сергей. Чудаковатый программист, раз в неделю присылаемый из центрального офиса для контроля за компьютером и кассовым аппаратом. Парнишку, честно говоря, жалко. Невысокий, смешливый, вихрастый – он кажется каким-то совершенно светлым и неотмиросевошным. Не удивительно, что этот парень давно очаровал всех работниц бутика. Не совсем ясно только, что за синдром самоубийцы не него напал, и к чему он решил хамить представительным посетителям.
Увы, на героя, несмотря на написанное на лбу знания таких грозных слов, как «математический аппарат» или «утилиты», Сергей совсем не походит. А значит, в том, что общение с Рыбкой обернётся для Сергея неприятностями, сомневаться не приходится.
«Может завопить?» – думаю как-то неуверенно, когда Рыбка тонко усмехается и всем корпусом разворачивается к Сергею. Круглый, обтянутый кожей, словно боксерская груша, Геннадий вовсе не производит впечатление грозного мачо. Но я-то знаю, одного движения Рыбкиной бровью достаточно, чтобы помещение бутика мгновенно превратилось в ристалище. А точнее в место Сергеева избиения. Геннадий никогда не путешествует по городу без охраны.