— Не скаль зубы, я еще живой, — возмутился Ян.
В эту минуту он вспомнил Павла, слова прощания, когда они покидали лагерь.
— Я еще живой, — упрямо повторил он, — у меня еще хватит сил, чтобы выбраться из этой ямы.
Он сел, осмотрел склоны оврага. Потом пополз к месту, которое показалось ему наименее крутым. Левую ногу он осторожно тащил за собой, но все равно каждое движение отзывалось дергающей болью в раненой лодыжке и вместо холода по всему телу разливался обжигающий жар. Он передвигался на четвереньках, время от времени припадая горящим лбом к мокрой холодной траве.
Нельзя ни разу поскользнуться, съехать вниз, тогда уже вряд ли найдутся силы для нового подъема. Штефан бы выкарабкался без проблем, подумал он, у него пальцы были железные. Ян ухватился за ближний кустик и уперся здоровой ногой. Подтянулся чуть выше и вдавил носок сапога в размокшую землю.
— На, берись, — услышал он сверху, увидел тонкий еловый ствол, протянутый ему Вайнером. На секунду он заколебался. — Берись!
Он взялся за жердь одной рукой, потом, отпустив терновый куст, вцепился в нее обеими руками. Можно было и не помогать себе ногами, майор, пожалуй, вытащил бы его, даже если бы он висел на жерди беспомощным мешком. И все равно наверху Ян повалился на траву, ему казалось, что от усталости он испустит дух. Он попытался встать, но, едва опершись на левую ногу, заржал от боли.
Ганс Вайнер мрачно и задумчиво глядел на него. Потом принял решение. Переложил еду из рюкзака Яна в свой, поверх него привязал палаточные полотнища.
Ян наблюдал за ним ненавидящим взглядом.
Вайнер вскинул свой рюкзак на спину, второй рюкзак спихнул ногой в яму.
— Пошли. — Он взял Яна под мышки и поднял его. — Ступай только на здоровую ногу.
Ян прыгал на одной ноге, и, хотя он всем своим весом налегал на майора, для каждого следующего скачка ему требовалось все больше и больше времени. Интервалы увеличивались до тех пор, пока у него вообще не нашлось сил, чтобы оттолкнуться в очередной раз. Он стоял, опираясь о майора, дрожа от изнеможения и, по-видимому, от жара.
Ганс Вайнер осмотрелся. До дороги, которая вела вниз к лесопилке и с которой они утром ушли в лес, было недалеко. Он скинул рюкзак, взял Яна за обе руки, взвалил себе на спину и потащил к опушке. Перед ними была долина с лесопилкой, рекой и дорогой, по спирали спускающейся к шоссе. Ни одна подвода не поднималась вверх. Зато где-то над ними, там, где дорога терялась в лесу, слышны были человеческие голоса. Вайнер не стал больше ждать. Он схватил Яна за плечи и вытащил на дорогу.
— Лежи здесь, они тебя найдут.
Ян лежал неподвижно, закрыв глаза.
Ганс Вайнер пошел прочь, но через несколько шагов вернулся, огляделся воровато, наклонился к Яну и вытащил у него из-за пазухи карту. Потом вошел в лес и по собственным следам в мокрой траве вернулся к рюкзаку. Накинул его лямки на плечи, вытер мокрым носовым платком пот и воду со лба. «Пронеси господи», — подумал он и зашагал навстречу неизвестности.
Перевел с чешского Ю. Пресняков.
Карол ТомашчикНАПРАВЛЕНИЕ — ПРАГАПовесть
Над Берлином клубился дым.
В одном из разрушенных домов, в чудом сохранившемся просторном помещении, капитан Донской стоял перед своим командиром, поздравлявшим его с присвоением звания майора.
Командир пожал ему руку:
— Война кончается, но опытные воины вроде вас нашей армии будут нужны и в мирное время.
Донской стоял навытяжку, прямо глядя в лицо командира.
«Сегодня семнадцатый день…» — устало подумал он.
Глаза его были воспалены, лицо бледно.
— Вы не больны? — спросил командир дивизии.
— Плохо выгляжу? Времени совсем нет, чтоб…
— Знаю.
— Да, товарищ командир. Семнадцать суток почти без сна. Все мы, наверное, так выглядим.
— Но воевали вы хорошо, как настоящие герои, — с признательностью проговорил командир и сердечно обнял Донского.
С достоинством шагал майор Донской по улицам Берлина. Его танковый батальон расположился почти в самом центре города, машины все — видавшие виды, со следами недавних боев. Бойцы спали прямо на мостовой, а то и на танках, будто на мягкой постели, лишь часовые прохаживались взад-вперед в нетерпеливом ожидании смены, чтобы и самим немного вздремнуть.
— Золотые ребята, — произнес Донской, всматриваясь в утомленные и грязные от пыли и копоти лица бойцов. — Ну ничего, недолго уже осталось.
С начала Берлинской операции батальон его уменьшился вполовину.
Майор вошел в палатку, разбитую прямо на газоне; собираясь прилечь, подложил под голову полевую сумку, где хранилось самое необходимое, натянул шинель и укрылся с головой.
Подошел механик из ремонтной службы полка, заглянул внутрь.
Часовой остановил его:
— Не трогай, дай соснуть немного.
— Ты из батальона Донского?
— Да.
— У меня приказ для него, прими; часть ваших танков отправляют в ремонт.
Спрятав приказ в карман гимнастерки, часовой залез на танк и оглядел окрестности. Потом слез, превозмогая сон и усталость, подошел к палатке. Майор сладко спал. Часовой вынул из кармана фотографию, на обороте которой стояло: «Бойцу Дмитрию Попову посылают на фронт мать и сестра Люда. До скорого свидания, Дмитрий!»
Никогда не свидится он с матерью, ее убили фашисты, и бог весть, найдет ли когда сестру, которую угнали на работу в Германию вот уже три с половиной года назад.
От невеселых дум его отвлек шум и говор в конце сквера: прибыла пехота. Солдаты разбрелись по траве, стали заравнивать вырытые траншеи, устанавливать палатки, располагаясь на отдых под искалеченными деревьями.
— Где ваш командир? — сердито окликнул Попова офицер.
— Тише, он спит.
— Ничего себе! Он должен сдать мне участок, вы что, не получили еще приказ?
— Нет, никого здесь не было.
— Ждите с минуты на минуту, будет.
Налетел сильный порыв ветра, подняв край, а затем и вовсе повалив наскоро поставленную палатку Донского. Майор не проснулся. Упали первые капли весеннего дождя. Майор продолжал спать, лицо его лишь словно покрылось капельками пота.
Часовой глянул на часы.
«Где смена-то? Пора уж, забыли, что ли, что и мне не мешает выспаться?»
Вдруг из танка выскочил радист и побежал прочь.
— Ты чего? Менять меня будут или как? — закричал ему вдогонку часовой.
Радист остановился.
— Знаешь новость?
— Я одно знаю — на наше место пришла пехота.
— Майор где?
— Да оставь ты его, так крепко спит, что и от дождя не проснулся.
Радист собрался бежать дальше.
— Да постой ты! Нашумел, а сам удираешь! Чего там у тебя за новости?
— В Праге восстание. Прага просит помощи, надо разбудить майора.
Он выбежал на сквер, но не увидел палатки командира. Приглядевшись, заметил спящего на траве под шинелью офицера с полевой сумкой под головой.
Попов между тем подошел к танку, заглянул в люк и постучал по плечу сержанта. Сержант снял наушники и протянул Попову:
— Слушай. Говорит радио повстанцев.
— Говорит радиостанция революционного комитета. Внимание! Внимание!
Голос диктора прерывался от волнения. После паузы он продолжал по-русски:
— Внимание! Внимание! Говорит чешская Прага! Говорит чешская Прага! Большое количество германских танков и авиация нападают в данный момент со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к геройской Красной Армии с просьбой о поддержке. Пошлите нам на помощь танки и самолеты!
Мы будем сражаться до последнего издыхания, но нам нужна ваша помощь!
Пошлите нам танки и самолеты, не дайте погибнуть нашему городу Праге!
Затем диктор обращался к союзническим войскам, к американской армии с просьбой о помощи, призывал партизан и всех чехов преградить путь немецким войскам баррикадами.
— …обращаемся… к Красной Армии… Слушайте нас на волне четыреста пятнадцать!
«Война кончается, а в Праге восстали…» — подумал Дмитрий, прислушиваясь, не раздастся ли снова взволнованный голос из Праги.
Майору Донскому что-то снялось, но вдруг он услышал шум, крик и, открыв глаза, вскочил на ноги.
— Тьфу ты, в чем дело? — сонно посмотрел он на радиста.
— Товарищ майор, в Праге восстание!
— Ты в своем уме? Войне конец, а ты — восстание!
— Немцы бесчинствуют в Праге, вот чехи и восстали. Просят нас помочь им.
— Откуда ты знаешь?
— Я перехватил сообщение Пражского радио.
Донской подбежал к танку, где Дмитрий слушал радио, выхватил у него из рук наушники, после чего спустился в люк и вызвал своего соседа:
— Алло, говорит «Воробей», отвечай мне, «Астра»!
«Астра» ответила:
— Слушаем призывы Праги. Передам соседу.
Вскоре все слушали Прагу — и танкисты и пехота.
— Товарищ майор, сколько километров до Праги? — спросил Попов.
— Да порядочно, около четырехсот будет.
Достав карту, он посмотрел на коричневую краску Рудных гор.
— Да уж, танкам туда дороги нет, разве что царице полей, — усмехнулся, обращаясь к нему, командир пехотинцев.
Семен Степанович сидел, привалясь спиной к своей машине, и чинил Любке ботинки. Любка с братишкой Степкой носились вокруг «виллиса» наперегонки с собачонкой, и все радостно визжали.
— Дядя Семен, — дернула его за ватник запыхавшаяся Любка.
— Погоди, обувку справить надо.
— А зачем, уже тепло, можно босиком ходить.
— Это непорядок, чтоб солдаты босые ходили, устав такое не разрешает.
— А кто он? Он сильнее тебя, дядя?
Ей кажется, что сильней дяди Семена никого нет, — дядя Семен даже машину приподнять может.
— Устав — это такая книга, в которой написано, что солдату положено, а чего не положено, как он должен одеваться, как себя вести.
После такого объяснения Любка собралась убежать, но Семен подхватил ее и посадил на колени.