— Было не совсем так, — возразил Янко. — Ты ведь хорошо знаешь, что было потом. Понимаете, товарищ майор, — продолжал он, — когда я увидел ее с толом в руках под конвоем полицаев, я понял, что один ничего не сделаю, и придумал другое. Сбегал за своими товарищами, верными ребятами, с которыми мы собирались перейти к партизанам, и все вместе мы явились в участок, куда отвели Любу. Жаль ребят, оба они погибли потом, уже в отряде. Так вот. — Янко задумался, вздохнул и покачал головой, словно сам не верил, что все получилось тогда, как он задумывал. — Понимаете, товарищ майор, когда фашисты видели, что ты поднимаешь руку и приветствуешь эту собаку Гитлера, сразу проникались к тебе доверием, да еще если ты добавлял, что «Россия — капут». Один из моих ребят объяснил по-немецки, что нас посылает офицер разведки, у которого он вестовым, просит передать ему девушку, за которой давно следит, потому что на ее совести несколько словацких солдат и ее искали по всей области. А сам предложил немцу сигареты. Сигареты немец взял, но к нам отнесся с недоверием. Потом, правда, сказал: «Ладно, забирайте, но с условием, что сообщите нам все сведения, какие получите от нее». И отпустил. Мы попросили у немца несколько кусков тола в качестве вещественного доказательства и вывели Любу из помещения. Пока мы были в поле зрения немца и полицаев, нам, естественно, было не по себе, мы боялись, что немец пойдет следом или позвонит в отдел словацкой разведки и все откроется. Поэтому мы велели Любе шагать быстрее, а когда отошли довольно далеко, я шепнул ей: «Любочка, не бойся, никто тебя не будет ни допрашивать, ни бить». Люба ничего не ответила, только головой тряхнула и пошла еще быстрей. Мы подошли к нашим казармам, и тут нас нагнали три телеги. Мы их остановили, на две нагрузили что смогли взять для партизан, на третью сели сами и айда в лес…
— Да, товарищ майор, все так и было, — кивнула Люба. — А когда мы миновали березовую рощу и остановились перед болотами, Янко с товарищами сгрузили два ящика тола, патроны, гранаты, мне же он сунул в руки пистолет: «Любочка, ты свободна! Ступай к своим партизанам, а мы пойдем к тем, с кем уже связались». Мне стало стыдно, что я все время подозревала Янко, но прошлого не вернешь, — виновато призналась Люба.
— Ничего, все поправимо, особенно теперь, когда война кончается, — серьезно сказал майор и пожал руку Янко. — Вы молодец, товарищ чехословак, настоящий рыцарь, не из сказки.
Через сквер к ним торопливо шагал вестовой из штаба. Донской настороженно поднялся, а тот, подойдя, отрапортовал:
— Товарищ майор, вас вызывает генерал-майор Зиберов, срочно.
Майор наклонился к Любе и Янко и шепнул:
— Ну, голубки, прощайтесь и собирайтесь в дорогу.
Те недоуменно переглянулись и проводили взглядом майора, удалявшегося по засыпанной осколками кирпичей улице.
В здании, где расположился штаб фронта, гул стоял как в улье. Солдаты переносили карты, спешили вестовые с донесениями, связисты тянули провода, радисты сосредоточенно сидели над аппаратами. В большом зале убирали со стола карту Берлина и тут же разворачивали новую, складывая по номерам отдельные куски, соединяя воедино реки, горы, города.
Радиоприемник настроен на волну 415. Офицеры, находящиеся в зале, останавливаются около него. Двенадцать часов тридцать три минуты. Они ждут сообщения из Праги.
Собираются высшие военачальники. Прибыли генералы Рыбалко, Лелюшенко и Зиберов. Они входят в зал, где на столе уже разложена физическая карта Чехословакии. На дворе шумит теплый майский дождик, через разбитые стекла окон брызги попадают в зал.
В зале нет еще командующего 1-м Украинским фронтом маршала Конева. Но вот он входит в зал, прямой, подтянутый, живым взглядом окидывает офицеров, склонившихся над картой.
— Приветствую, товарищи!
Собравшиеся отвечают на приветствие и замирают в выжидании.
— Да, думали мы возьмем Берлин — и войне конец, а в Праге вон что начинается.
Генерал Рыбалко и другие офицеры, изучавшие карту, стоят выпрямившись.
— Товарищи! — говорит маршал Конев. — Я получил приказ не отлучаться из штаба. С минуты на минуту должны поступить дальнейшие распоряжения из Ставки. Имейте это в виду.
Подойдя к карте, он останавливается взглядом на высоте 909, отмеченной на пути из Берлина через Рудные горы в Прагу.
Входит генерал и направляется прямо к карте.
— Ну, какие секреты ты нам расскажешь о Праге? — приветствует его генерал Рыбалко. — Нам не мешало бы послушать, что ты о ней знаешь.
— Оборона Праги уходит на пятьдесят километров вглубь на восток. На западе основная оборонительная линия — на западном берегу Влтавы, выгодное расположение с естественными препятствиями. В городе в настоящее время численность войск тридцать тысяч. В случае наступления на Прагу с востока приготовлен план уничтожения всей восточной части Праги вместе с мостами. Генерал Шёрнер — последняя крупная фашистская змея, которая еще ползает по Чехословакии со своей армией, он сильно укрепился в горном массиве Рудных гор.
Генерал, руководящий разведкой, докладывает о дислокации сил генерала Шёрнера.
— А он не так уж слаб, как казалось, — кивает Рыбалко. — Четырнадцать пехотных, три горные, две танковые, одна моторизованная дивизия…
— И кроме того, он намерен пробиться к войскам генерал-полковника Вальтера, это значит, что он рассчитывает воевать в Чехословакии несколько недель, — заключает генерал разведки.
— А чего ему не воевать? В Чехии у него есть все для ведения войны, есть заводы, производящие все необходимое для армии. — И Конев показывает на карте города с военными заводами.
— На оружейный завод в Пльзени ему уже нечего рассчитывать, — засмеялся генерал Лелюшенко. — Тут уж американцы поторопились, разбомбили его несколько дней назад.
Полевой, стоявший до этого в стороне среди офицеров, подошел к карте и вопросительно посмотрел на военачальников:
— Какое ваше решение о помощи Праге? Что я могу доложить редакции газеты?
— Вот смотрите, — и начальник разведки показывает на карте, — мы отдалены от Праги более чем на триста восемьдесят километров. Кроме того, перед нами значительные препятствия: горный массив с укреплениями. Далее. На пути к Праге придется преодолеть две реки — Эльбу северо-западнее Дрездена, а на территории Чехии Влтаву на открытой равнине. При этом у Пльзени, недалеко от Праги, стоит 3-я американская армия генерала Патона, она может достичь окраин Праги за день-два. А пробиться с танками через Рудные горы возможно только чудом, разве что перебросить их на самолетах?
По радио голос пражского диктора по-английски:
— Призываем на помощь американскую армию, стоящую под Пльзенью! Помогите нам авиацией! Немецкие части продвигаются к Праге! Бомбардируйте их на пути!
В зал вошел офицер, оглядел присутствующих и подошел к маршалу Коневу, став навытяжку, доложил:
— Москва на проводе, товарищ маршал. Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.
Конев оглядел своих боевых соратников и направился к двери. Офицеры расступились, освобождая ему проход в соседнее помещение, куда он вышел в сопровождении адъютанта.
В зале наступила напряженная тишина, все взгляды устремлены на дверь комнаты, где должен состояться разговор.
Маршал Конев поднял телефонную трубку и взволнованно ждал… Он стоит выпрямившись, отвечает на вопросы, на лице у него спокойствие.
— Вы очень устали?
— Нет, товарищ Сталин, наша армия готова выступить на Прагу!
— Хорошо. Стальным щитом закройте дорогу остаткам фашистской армии, устремившимся к Праге. Уничтожьте врага и помогите пражскому населению в его неравном бою. Прага должна быть освобождена не позднее двенадцатого мая!
— Слушаюсь, товарищ Сталин!
Конев вернулся в зал, где собрались офицеры, с нетерпением ожидавшие решения Ставки. Через разбитые окна врывался свежий ветерок. Конев повторил приказ Сталина.
— Стальным щитом! Это значит — опять мы с тобой, — говорит генерал Рыбалко, указывая на Лелюшенко и на себя, — и наши танкисты.
— Да, — усмехнулся Конев. — Ваши танкисты получают последнее боевое задание: помочь пражскому восстанию и уберечь Прагу от судьбы, постигшей Варшаву. Мы получили приказ освободить Прагу. И мы его выполним как можно быстрее, товарищи. А для совершения чуда у нас есть наши танкисты, — проговорил Конев. — Немедленно займитесь подготовкой частей к выступлению. И надо принять во внимание один важный фактор: наши солдаты очень устали. Я видел, разговаривал с ними…
Пражская операция была задумана ранее. Восстание в Праге сократило и без того сжатые сроки подготовки: операция началась 6 мая — на сутки раньше, чем планировалось. Предстояла серьезная борьба с большой группировкой вооруженных сил Германии.
…Генералы Рыбалко и Лелюшенко покидали штаб фронта, уже имея на руках подробно разработанный план операции по переброске танковых частей на Прагу. В зале слышны были телефонные звонки, работали радиопередатчики.
— Ну а вы, товарищ подполковник, сообщите в редакцию «Правды», что мы двигаемся в поход на Прагу.
— Есть, товарищ маршал. Но… я хотел еще кое о чем вас попросить.
— Уж не собираетесь ли вы повести армию? Ну, чего же вы хотите, дотошный газетчик?
— Дайте мне Костю с самолетом.
Конев с удивлением посмотрел на Полевого.
— Вы что же, собираетесь наблюдать за фронтом с самолета? С самолета можно увидеть воду, но не рыбу в ней, мой дорогой. Если хотите, могу дать танк.
— Я хотел бы, товарищ маршал, наблюдать с самолета за продвижением войск.
— Ах так! Понимаю. Когда танки будут на окраине Праги, вы сойдете где-нибудь на площади и будете в Праге первый. Ладно. Костя в вашем распоряжении вместе с самолетом.
Было уже под вечер, когда по команде танковые подразделения построились, чтобы выслушать ободряющие слова командующего фронтом.
Танки и грузовые машины стали наготове на широком шоссе, ведущем из Берлина на юг. Майор Донской давал последние распоряжения бойцам, которым уже было известно, что скоро прибудет командующий. Танкисты Донского предполагали, что их последний поход будет в Прагу, когда им объявили приказ, они ничуть не удивились.