— Спрячьтесь, вон пулемет стреляет.
Старушка уходит в дом и зовет из-за дверей:
— Сынок, ты бы тоже спрятался. Заходи в дом, поди, есть хочешь.
— Нет, мать, не до того, а вы прячьтесь.
— Голодный же, наверно. Испеку я тебе лепешек, лепешек испеку, пирогов-то нету у нас, а уж как бы хотелось угостить тебя. Ну, погоди же, принесу тебе лепешку сама, раз ты не хочешь зайти.
Она набирает в миску муки, чтобы приготовить лепешки. Руки ее месят тесто, а глаза обращены к святому образу, губы шепчут молитву, она молится за солдата, что видела у себя во дворе. Теперь можно говорить по-чешски, русский солдат гонит прочь от ее дома извечного врага! Вдруг рядом жахает мина, и старушка торопливо крестится. На плите печется лепешка. Старушка снимает ее с плиты, перекидывает горячую с ладони на ладонь и, спрятав в фартук, выносит во двор солдату.
— Ну, вот. Ушел и ничего не сказал, а ведь как хорошо бы ему поесть горяченького, небось не ужинал и не завтракал, целую ночь стрельба идет, — бормочет она. — Куда подевался? Ах вот ты где и не откликнешься. — И склонилась над мертвым уже солдатом.
Из-за хаты к ней подполз другой солдат.
— Стреляют, уходите! — закричал он на старушку.
Бабка, вытаращившись, глядит на ползущего солдата и, опустившись на колени, фартуком машинально вытирает кровь с лица мертвого.
— Ох, сыночек, не дождется тебя матушка в России. Убили тебя, сыночек, у моей хаты, — в голос причитает она и плачет, крестит мертвого и протягивает лепешку второму солдату, которому удается заставить замолчать немецкий пулемет.
— Возьми, сынок, для него я ее пекла.
Солдат взял из рук старушки лепешку, отломил кусок, а сам достал ломоть белого хлеба и дал ей.
— Угощайся, бабуля, русским хлебом.
Глядя на хлеб, старушка прошептала:
— Буду молиться за тебя и за всех вас.
Первые лучи солнца осветили крышу хаты. В тени деревьев под окном лежал мертвый молодой боец. По дороге грохотали танки, вступая в город, а за столом сидела старушка и перебирала четки.
И тут закипел жаркий бой, но длился он недолго. Бросая орудия и танки, враг бежал.
На пути в город танкистов встречали вооруженные люди с красными повязками на рукавах, они всего за несколько часов до прихода советских солдат вели бой с отступающим эсэсовским отрядом. Партизаны залезали на танки и входили в город вместе с советскими танкистами, в город Ловосице, жители которого сердечно приветствовали своих освободителей. Но танкисты не задерживаются здесь, путь их лежит дальше на юг.
При выезде из города из какого-то здания к танкам устремились толпой женщины, радостно закричали по-русски солдатам. Выяснилось, что их сюда пригнали работать на фабрике.
Девушки обступают ненадолго остановившиеся танки, обнимают солдат:
— Дорогие вы наши, как же долго мы вас ждали!
Вскоре громкими возгласами солдаты зовут сержанта Попова, но его не видно, он снова занят ремонтом своего танка. Наконец он выбирается наружу, радист, показывая на него девушке, спрашивает:
— А не этот ли Попов вам нужен?
В ответ девушка бросилась сержанту на шею с поцелуями. Тщетно он отбивался от нее, но, когда она со счастливым смехом немного отстранилась от него, он в изумлении воскликнул:
— Неужели ты, Люда? — и крепко обнял девушку.
— Надо же! Говорили, будто Попов боится девчат, а ишь как прилип!
— Ну отпусти уж ее! — закричал стрелок товарищу.
— Ребята! Это ж моя сестра!
Радист недоверчиво уставился на обоих:
— Будет тебе сочинять! Такого не бывает!
Попов вытащил из кармана фотографию и протянул ее товарищам.
— Вы останетесь тут? — осмелев, спросила девушка.
— Нет, милая, наш путь лежит на Прагу, — сказал радист.
Впереди послышался сигнал к отправлению, положивший конец этому свиданию.
— Что же нам делать? — в растерянности произнесла Люда, увидев, как солдаты полезли на танки.
— Встретимся в Праге! Садитесь на грузовики, которые идут следом за нами! — на ходу крикнул ей Попов, с горечью подумав, что приходится расставаться, не успев встретиться, и что не может он взять ее с собой.
Залезая в танк, он еще крикнул:
— Спрашивай Семена Степановича Виноградова, он едет с детьми, возьмет и тебя наверняка! — Танк тронулся; помахав ей на прощание, брат добавил: — До свидания в Праге!
Дорога впереди была свободна. Донской сел к рации, чтобы связаться с полком, но радиостанция, на которой работала Люба Васильева, не отвечала. Донской высунулся в люк на башне, оглянулся назад — батальон следовал за ним. Почему же нет связи с полком?
В колонну сбоку вклинилась группа отступающих с востока эсэсовцев, перепуганные немцы выскакивали из машин и пытались спастись бегством, укрыться в соседнем лесу, отстреливаясь на ходу. Колонна — танки, грузовые машины — остановилась. Со стороны леса показался кто-то с белой тряпкой на палке.
— Так-то умнее будет, — прошептала Люба, сидя в машине полковой связи.
Советские бойцы дожидаются, пока подойдет мужчина с белым флагом, — это не солдат, а местный крестьянин, немцы послали его провести переговоры.
— Ну, с чем ты пришел? — спрашивают его советские солдаты.
Запыхавшийся мужчина торопливо бормочет дрожащим от волнения голосом:
— Солдаты в лесу требуют, чтобы вы освободили им дорогу на запад, чтоб пропустили их, значит.
Танкисты, а за ними и Люба, высунувшись из машины, рассмеялись.
— Даем им пять минут на размышление. — И советский офицер показал на часы.
Парламентарию неохота возвращаться назад в лес, но, уж если взялся выступать в роли фронтового дипломата, придется доиграть свою роль до конца.
Не получив через пять минут никакого ответа, солдаты двинулись через сады в лес. Их встретила стрельба. Танки, стоявшие на дороге, повернули стволы, и завязался бой, который не оставил у немцев никаких надежд на бегство.
Машина с радиостанцией стояла на возвышении, и немцы обстреливали ее из пулеметов. Но когда замолк пулемет, не стало слышно и сигналов радиостанции.
— Алло! Алло! — вызывала Люба Донского, но вдруг ей почудилась музыка в приемнике, струнные звуки, мягкий голос, напевавший «Сулико»… Как она любила слушать эту песню из уст Янко, она же и научила его петь эту песню. Люба протянула было руку к приемнику, чтоб сделать звук громче, но рука ее безвольно поникла, голова опустилась на приемник, по щеке потекла кровь…
Донской со своим батальоном пробивался дальше на юг, к Праге. Он изучал карту и указатели на дорогах и перекрестках, почему-то они загадочным образом показывали направление совсем другое, чем его компас. Он остановился в Душниках. Из домов выбегали люди.
Донской развернул карту. Душек, старик из деревни, тоже присматривается к карте. Донской оглядывает местность, определяет направление и смотрит на дорожные указатели, они не совпадают с картой.
— Старик, куда пошли немецкие колонны?
— На Сланый, товарищ офицер, на Сланый! — И показывает рукой на запад.
— А почему указатель направлен на восток, на Мельник, там что, тоже есть Сланый?
Душек засмеялся, а за ним и стоящие вокруг жители.
— Это мы хотели сократить немцам путь на запад, задержать их, пока вы подоспеете, — усмехнулся старик.
— Ну и шутники, — засмеялся и Донской.
— Возьмите нас в Прагу, — попросился Душек.
— Садитесь! — разрешил Донской.
Душек взобрался на передний танк. За деревней, по левую сторону от дороги, отозвались выстрелы неприятеля. Погасив свет, танк на скорости развернулся на восток, и вскоре стрельба утихла. Танк продолжил свой путь, и тут все обратили внимание, что старика нет.
— Где он? — спросил майор.
— Да вон там, когда танк разворачивался, он слетел за обочину, — объяснил кто-то из солдат. — Понял, что не просто путешествовать на танке до Праги.
Танки идут вперед. Донской вызвал своего ближайшего соседа и вскоре получил ответ.
— «Воробей» слушает! — откликнулся сосед с другого края стального щита. — Прием в девять, — повторяет он.
— Говорит «Астра»! — отвечает майор Донской. — Внимание на восточную дорогу. По дорогам в направлении Сланого движется «Ястреб»! Приготовьте ему встречу без хлеба, зато с солью и порохом.
— Вас понял, «Астра». Встречу «Ястреба».
Самая крупная магистраль, соединяющая наступающую армию с востока на запад, это Мельник — Сланый, а оттуда она идет на Пльзень и Карловы Вары. Дорога эта идет параллельно северной части реки Огрже. Справа от дороги посреди большой равнины стоит как верный страж края легендарная гора Ржип[9].
Наступила уже ночь. Майор Валягин приближался со своими танками к городку Сланый. Не сбавляя скорости, машины врываются на улицы города, отсюда путь их лежит на запад. Первый танк спускался с пологого холма, как справа ударили немецкие орудия, полыхнув огнем.
— По ним! — скомандовал майор Валягин и захлопнул люк башни. Танки на ходу открыли огонь, пехотинцы разбежались между домами, очищая сады от засевших там и отчаянно оборонявшихся фашистов.
Бой затянулся до двух часов ночи. Фашисты не хотели отказываться от мысли попасть на запад, в расположение войск союзников, а Красная Армия ни на миг не отклонялась от своего направления на Прагу. И враг разбивал голову о стальной щит.
Ведущие бой передовые части задержали продвижение колонны. Где-то в конце ее молодой шофер Алешка, рядом с ним сидит его командир, младший лейтенант Владимир Юничкин, оба совсем молодые ребята.
— Вы откуда будете? — спрашивает командира шофер, чтобы скоротать время.
— Издалека.
— Откуда же?
— С Черниговщины.
— Да ну? — удивляется Алешка. — Так мы почти земляки.
— А, и ты из наших мест?
— Из Белоруссии.
— Да, это совсем рядом от нас.
— Конечно, — смеется Алешка, — километров эдак пятьсот.
Неожиданно слева раздается стрельба. Колонна потихоньку уже двигалась, а тут Алешка останавливает машину, что-то с ней не в порядке. Он включает и выключает мотор, тот кашляет, захлебывается, наконец снова заработал, но с перебоями. Алешка слезает, осматривает его, наконец снова залезает в кабину и трогает. Стрельба уже стихла, пехотинцы, преследовавшие немцев, возвращаются к танкам и машинам.