Алешка отстал от колонны и теперь догоняет ее, выжимая газ до предела. Где-то внизу должна быть деревня. Ему кажется: танки неподалеку, если б дорога не петляла, он и сейчас ехал бы на большой скорости, но по Брандишу надо спускаться осторожно. Впереди послышался шум машин, и он подумал, что догнал колонну, но увидел, что машины какие-то другие, да и двигались они навстречу.
— Немецкие машины едут вверх по дороге! — крикнул он младшему лейтенанту, указывая на приближающиеся автомашины.
Командир, разбив ветровое стекло, дал очередь из автомата по первой встречной машине, оттуда стреляют тоже.
И тут их машина начала петлять — раненный в голову Алешка сполз на сиденье, выпустив из рук руль. Младший лейтенант, левой рукой пытаясь придержать руль, в правой сжимает автомат.
Что-то прошептав, Алешка бессильно падает на сиденье. Машина останавливается на обочине. Умолк и автомат младшего лейтенанта. Наверху, позади машины, кипит бой. Там немцев задержали.
Спускаясь вниз, тесня немецкие автомашины в кювет, танкисты заметили нашу разбитую машину. Шофера и командира положили на грузовик, младший лейтенант был еще жив, но, не доехав до деревни Штевельце, и он умер.
При дороге, некруто поднимающейся в гору, солдаты выкопали могилу и положили туда младшего лейтенанта Юничкина вместе с водителем, при котором не нашли документов, так и похоронили его как неизвестного солдата Красной Армии.
Головной отряд проходит сейчас по длинной липовой аллее, под сенью деревьев, которыми обсажена дорога. Деревья машут ветками, словно приветствуя танкистов.
Когда майор Донской прибыл на перекресток, ведущий из Мельника на Вельвары, а дальше на запад к Сланому, он подождал следующий за ним танк Попова и приказал экипажу вместе с пехотинцами охранять дорогу на Мельник.
— Ну что, Попов, это для тебя, глядишь, будет последнее боевое задание.
— Слушаюсь, товарищ майор, — рапортует Попов, стоя навытяжку. — Но отчего же мы не пойдем в Прагу, наш танк держался хорошо, а теперь вы нас оставляете сторожить дорогу!
— Как раз потому, что ваш танк в порядке, вы и останетесь здесь.
— Приказ есть приказ, — хмуро отвечает Попов.
— Встанешь с танком под прикрытие вот этих кустов, будешь замаскирован со всех сторон, а у самого будет хорошее обозрение.
— Товарищ майор, — говорит он виновато, — здесь вот, — он достал из кармана бумагу, — распоряжение отправить танки в ремонт.
— Кто тебе его дал?
— Еще в Берлине передали ремонтники.
— Ладно, посмотрим. — Майор убрал бумагу в карман, спустился в люк и, обгоняя остальные танки, возглавил колонну.
И вот они уже на мосту через Влтаву. Вода чистая, звезды в ней отражаются, а сверху на железный мост валят танки.
Из Праги слышны выстрелы, виден огонь пожаров.
— Вперед, быстрее! — приказывает Донской. — Дорога каждая минута.
Он смотрит на карту. В наушниках раздается:
— «Воробей» вызывает «Астру»! «Воробей» вызывает «Астру»!
— «Астра» слушает, «Астра» слушает! Слышу тебя хорошо, говори.
— Жди моего сигнала, смотри на часы!
— Смотрю, — отвечает Донской и добавляет скорость. Он знает, что собирается сообщить ему Ющенко.
— Вот сейчас! — слышит он. — Ровно четыре ноль-ноль утра. Девятого мая танки генерала Лелюшенко вступили на землю Праги. А где находитесь вы?
— «Воробей», смотри на часы! Четыре часа пять минут. Девятого мая танки генерала Рыбалко вступили на землю Праги. Перед нами огонь и стрельба.
Ющенко сообщает своему командиру Валягину, что отряд майора Донского вступил в предместье Праги и ведет бой на ее территории.
— Спасибо, — отвечает по радио майор Валягин. — А как вы, товарищ старший лейтенант?
Ющенко открыл люк и, высунувшись, осмотрелся.
— Тишина, — ответил он.
Водитель включил мотор, и шум его слился с гулом, доносящимся откуда-то сверху. Ющенко поднял взгляд и увидел самолет.
— Над нами самолет, — сообщил он Валягину.
— Мы его тоже обнаружили, вероятно, это самолет командующего фронтом, — отвечает майор.
— Сам командующий, думаете, летит? Ведь в Праге еще стрельба.
— Может, и не он.
Самолет летел совсем низко над землей. Ющенко понял, кто может быть в самолете, — корреспондент «Правды», и спросил об этом Валягина.
— Вполне возможно, — ответил ему Валягин. — Хочет попасть в Прагу раньше нас.
— Опоздал! Наши танки первыми перешли границу города. Сейчас я дам ему знак, где мы. — Ющенко спустился в танк, зарядил красной ракетой ракетницу и выстрелил. Самолет сделал небольшой круг и дал ответную красную ракету — условленный знак. На самолете действительно летели пилот Костя и журналист, корреспондент «Правды» Полевой.
— Видали танкистов! Не хотят, чтобы мы оказались в Праге раньше их! — сказал подполковник Полевой, увидев танки.
— Ничего! Мне их штучки знакомы. Были бы мы где за линией фронта, заставили бы стрельбой сесть, — засмеялся Костя.
Возле Рузыни танки продвигаются со всей осторожностью, давая короткие очереди по подозрительным местам. И вдруг танк закружился на месте. Мотор замолк.
— Что еще?! — воскликнул Ющенко.
— Гусеницу перебило.
— Этого еще не хватало! И как раз тогда, когда мы входим в город!
Пули ударяются о броню со звоном и отскакивают. В танке как под железной крышей во время града. Ющенко выбирается из танка через нижний люк.
— Товарищ командир, пересядьте на другой танк! — советует ему водитель, но Ющенко, протискиваясь через люк, кричит:
— Еще чего! Мы должны быть первыми на главной, Вацлавской площади!
Вылезли и механик и радист, и вскоре гусеница была починена — разбитые траки заменены новыми. Танк двинулся, обогнав и те, что шли впереди, пробиваясь с боем.
На Рузыньском аэродроме майор Валягин разделил свою часть — одних направил в предместье Дейвице, других в обход Белой Горы на Беранку и на Смихов, чтобы отрезать немецким частям отход на запад.
Самолет Кости покачал крыльями над первой группой танков и полетел к центру города.
Горящие дома и склады освещали небо над Прагой, И если смотреть отсюда, с запада, в сторону востока, казалось, что занимается новая заря. А в Праге было хмуро и невесело.
В подвалах домов прятались женщины с детьми, вздрагивающими при каждом выстреле и взрыве. Отцы их сражались на баррикадах, нередко всего лишь с охотничьим ружьем противостояли немецким танкам и орудиям. Прага сражалась. Советские танки входили на улицы города и гнали прочь фашистов, Завязывались последние стычки, предшествовавшие окончательной славной победе.
— Наши! Наши братья, русские! — закричал один из защитников баррикады, глядя в трофейный бинокль на приближающиеся советские танки.
Третий советский танк шел уже с открытым люком, солдаты, стоявшие в нем, отвечали на приветствия счастливых защитников города.
Матери обнимали детей, и слезы радости стекали у них по щекам. Они приветственно махали солдатам, а за ними и еще не пришедшие в себя, испуганные, невыспавшиеся дети.
Над горизонтом поднялось солнце и осветило усталые, почерневшие лица бойцов. Все ярче освещает оно Прагу, ее пыльные улицы и баррикады.
Над Прагой кружит самолет.
— Ниже! — показывает рукой корреспондент пилоту Косте. — Ниже!
И они проносятся над самыми крышами домов. В одном конце улицы развевается на ветру сине-красно-белое полотнище, но на другом еще висит обрывок фашистского флага. На одной улице люди радостно машут самолету, а с другой по нему стреляют.
— Тут стреляют, там приветствуют, — шепчет Костя и начинает набирать высоту. — На одной улице два хозяина.
Костя следит за приборами и осматривает город. Внизу стрельба усиливается. Он отклоняется от стекла и видит: стрелка показывает, что бензин в баке на исходе.
— Нам пробили бак, — сообщает Костя Полевому.
— Тогда садись где-нибудь в парке или на площади.
— Немцам в пасть? Не хватало такого, да еще в конце войны, — возражает Костя.
— До аэродрома не дотянешь.
Костя взволнованно смотрит вниз в поисках подходящего места для приземления.
— А если здесь? — показывает ему корреспондент на большой стадион.
Костя улыбается:
— Верный совет.
И резко планирует на поле стадиона. Через несколько минут самолет уже стоял, уткнувшись пропеллером в северную трибуну стадиона на Страгове.
Советские танки по шести дорогам на всей скорости приближались к Праге, вот они и на ее улицах, проходят к центру, а затем расходятся, обстреливая каждый дом и укрепление, где сидят фашисты, не желавшие дешево расставаться со своим господством над Прагой.
Утро девятого мая…
Фашистские солдаты из казармы разбегаются по улицам, прижимаясь к стенам, подбираются к баррикадам. Защитники баррикады подпускают их поближе и расстреливают, расходуя последние патроны. Ружья умолкают, слышны лишь немецкие пулеметы, заглушающие сообщение радио. Диктор взволнованным голосом объявляет радостную для пражан весть:
— Приветствуем на улицах Праги Красную Армию. От всего сердца благодарим советских танкистов! Приветствуем Красную Армию — нашу освободительницу!
С баррикады раздался последний выстрел, он прозвучал с последними словами радиосообщения. Бойцы баррикады переглядываются, боясь поверить словам, от которых сильнее бьется сердце. Когда же диктор повторяет сообщение, они высоко поднимают свое оружие и торжествующе кричат:
— Слава! Ура, ура-а-а!
Солдаты в серо-зеленых шинелях, прятавшиеся между домами, заслышав этот радостный крик, с удивлением наблюдают за баррикадой, не понимая, что произошло. Выбегая из укрытий, они поражены, что в них не стреляют с баррикады.
Свистом дудки созывает эсэсовцев их командир, полагая, видимо, что к повстанцам пришло подкрепление. Прячась снова от обстрела, они покидают улицы, оставляя на мостовых и тротуарах своих мертвых, и стреляют как попало.
Бойцы, видя отступление эсэсовцев, перелезли завалы баррикады и, подобрав брошенное врагами оружие, бросились за ними, стреляя в них их же патронами. Эсэсовцы бежали на площадь и попытались укрыться близ костела, но, завидев догоняющих преследователей, свернули к театру, здесь, однако, их встретил огонь баррикады. Это был их конец.