Я потерял сознание.
Слава Грязнов решил действовать. Он стремительно поднялся и, ни на кого не глядя, вышел из столовой. За ним сразу же увязались двое, Ваганов проводил его удивленным взглядом, но Грязнов не обращал ни на кого внимания. Он был уже в коридоре.
Заметив приоткрытую оконную раму, он распахнул ее пошире, а сам бросился в конец коридора и выпрыгнул в другое окно, на противоположную сторону, как раз в тот момент, когда двое показались в коридоре.
Увидев раскрытое окно, один выпрыгнул в него, второй же побежал в конец коридора и, не раздумывая, влетел в туалет.
Неподалеку от парадного входа в столовую стояло в ряд десятка полтора машин — от «мерседеса» до «уазика». Замыкал этот ряд «Москвич», возле которого суетился сержант, протирая и без того чистые стекла и фары. Грязнов заметил: ключи зажигания на месте.
Недолго думая, он запрыгнул в машину, захлопнул дверцу и уже через секунду мчался по направлению к раскрытым железным воротам под истошные крики размахивающего тряпкой сержанта.
Грязнов на скорости легко сбил короткий деревянный полосатый шлагбаум возле раскрытых ворот — и был таков.
Я попытался открыть глаза и не смог: на каждый глаз словно по пятаку положили.
— Пришел в себя! — сказал чей-то голос. «Кажется, Грязнов», — не сразу определил я и все же через силу приоткрыл веки.
Я ошибся. Надо мной склонился Пивоваров, а в стороне стоял белобрысый майор.
Я не сразу понял, где нахожусь. Вокруг были белые стены. Напротив моего ложа стоял стеклянный шкаф с бутылями, пузырьками и шприцами. Рядом с ним — стол, покрытый коричневой детской клеенкой, а на нем из-под белой марли виднелись блестящие биксы и кюветы для медицинских инструментов. Кажется, это была больница. В голове шумело, по телу разлилась противная слабость, и настроение было такое, что хотелось, как в детстве, чтобы кто-нибудь меня пожалел, а я бы тут же с облегчением расплакался. Но жалеть меня никто не торопился. Только Пивоваров озабоченно рассматривал меня и, мотая головой из стороны в сторону, беспрестанно повторял:
— Да, старик, угораздило тебя…
Я напряг горло, чтобы спросить, где Грязнов, но вместо звука голоса из моей груди вырвался какой-то жалобный писк.
— Ты лучше не разговаривай, — сказал мне Пивоваров. — Помолчи пока. Еще успеешь наговориться.
Он обернулся в сторону белобрысого майора и продолжал:
— Похоже, ничего страшного, хотя шишка здоровая… Я, понимаешь, показал ему, куда идти, а сам вернулся. А его нет и нет. Я подождал, думаю: что ж такое? Куда, думаю, Сашка подевался? Иду в туалет, а он там на полу лежит. На козлы наткнулся, а на него какая-то бадья с них упала. Он, видно, сознание и потерял. Ну, мы быстро сообразили: в санчасть! Ничего, все нормально, Сашка, жить будешь! — закончил бодро Пивоваров, похлопывая меня по руке.
А у меня вдруг появилось ощущение тревоги. Мне показалось, что мое нынешнее ощущение мне уже знакомо. Я когда-то уже переживал такое состояние. Не головной боли, конечно, и не шишки на голове величиной с куриное яйцо, а именно такого… похмельного состояния. Мне это совсем не понравилось, но голова, как оказалось, потеряла всякую способность к анализу происходящего, и мне хотелось только одного: пить.
— Пить! — попросил я.
— Ну вот, ожил, — сказал дюжий капитан с малиновыми петлицами, на которых была золотая эмблема медицинской службы: хитрый, как змей, и выпить не дурак. — На-ка выпей!
Он протянул мне таблетку на широкой, как лопата, ладони. Я послушно ее проглотил и запил стаканом воды.
— Вот и хорошо, — одобрил мой поступок капитан. — Насчет того, что жить будешь, — сомневаюсь, а вот что не помрешь — это точно. Забирайте, хлопцы, своего симулянта, — обратился он к Пивоварову и белобрысому майору.
Я и в самом деле почувствовал себя несколько лучше и встал на ноги самостоятельно.
— Вообще-то лучше бы ему пару дней полежать, — сказал капитан Пивоварову. — Сотрясения, возможно, нет, а возможно, и есть. Но небольшое.
Я начал подозревать, что познания армейского эскулапа на мне исчерпались до конца и потому лучше не задавать ему дополнительных вопросов. Я наслышан о том, какие специалисты попадали в Германию за взятки или по блату, и теперь для меня было главным одно: чтобы мой лекарь следовал хотя бы одному обязательному правилу медика: «Не навреди!»
— Тебе, Александр Борисович, повезло, я тебе доложу, — говорил Пивоваров, осторожно поддерживая меня слева, — так и без головы можно было остаться…
Внизу нас ждал «уазик», в который мы все втроем и погрузились. Я сделал вид, будто задремал. Тем более что голова начала трещать еще больше. Похоже, легкое сотрясение все же было.
Я постарался отключиться от разговора белобрысого майора с Пивоваровым, которые обсуждали какие-то свои армейские проблемы. Мне было важно что-то вспомнить. Подсознание требовало какой-то информации. И я попытался вспомнить детально, как все было.
Сначала мы вышли из столовой. Я это помнил хорошо. Потом пошел в туалет. Но в туалет я пошел только потому, что за мной увязался Пивоваров. А мне не хотелось, чтобы он знал, куда и зачем я иду, и поэтому я сказал, что иду в туалет. Я вошел в дверь и… И тут я почувствовал удар. Нет, я не почувствовал удар… я сначала увидел доски. Неструганые доски. Это были козлы. Я прошел под ними… Нет, я не проходил под ними. Это Пивоваров говорит, что я пролезал под ними и на меня что-то свалилось. Удар пришелся по затылку. Если бы удар был нанесен ведром, то была бы ссадина или кожа была бы рассечена… Удар был направлен сверху вниз. Поэтому и следов никаких, кроме шишки, не осталось. Значит, меня кто-то ударил. Но кто? Голова болит, словно мне какой-то гадости вкатили… А может, и вкатили? Сколько времени я был без сознания?
— Коля, сколько сейчас времени? — спросил я Пивоварова.
— Одиннадцать тридцать, — отозвался подполковник.
— Спасибо.
Итак, я без сознания провалялся около часу. Многовато. Чтобы Пивоваров так поздно меня хватился? Не поверю…
«Черт возьми! — неожиданно я разозлился на самого себя. — Сам попал в идиотское положение, а теперь пытаюсь найти виноватых!»
— А кто его нашел? — слышу я вопрос белобрысого майора, который тоже что-то прикидывает, пока мы едем.
Хорошо, майор! Вопрос нужный.
— Да эти двое борзых, что следом за Турецким поссать пошли…
«Вот так номер! — подумал я. — Хоть я теперь и слаб на головку, но не до такой же степени, чтобы начать путать последовательность событий. „Борзые“, как их довольно метко назвал товарищ Пивоваров, вышли раньше меня, и я направился за ними». Я почувствовал себя буквально в объятиях спрута — огромного животного с головой где-то в Вюнсдорфе, до которого мы до сих пор не добрались, зато со всей полнотой ощущаем хватку его щупалец.
Во что бы то ни стало нам нужно было вырваться из этого городка.
— Полежать придется денек-другой, — сказал участливый майор. — Сотрясение, похоже, у вас.
«Откуда он взялся?» — подумал я.
— Нет, лежать никак не получится, — возразил я майору. — Не затем я сюда ехал. Покрутил головой — нормально. Немного кружится, немного болит, но тошноты нет.
Я посмотрел на Пивоварова и кивнул ему:
— Так что там с Васиным, Коля? Где он пропал? Здесь? Или там?
— В каком смысле?
— В смысле — попал он в Германию или нет. Или его в Вильнюсе похитили? В смысле — кто им будет заниматься.
Пивоваров, как мне показалось, бросил беспокойный взгляд на белобрысого майора, суетливо повел плечами.
— Ты столько вопросов задаешь, что на них просто не ответишь сразу, — пробормотал он.
Грязнов стоял у чугунной решетки, окружающей красивый, под старой черепичной крышей двухэтажный особняк с подземным гаражом и аккуратным небольшим садиком, в котором краснели дорожки из битого кирпича.
Слава еще раз сверился с бумажкой, на которой был записан подробный адрес Васина.
— Твою мать! Живут, как Штирлицы, — пробормотал Грязнов и нажал кнопку на переговорном устройстве.
Через какое-то время щелкнул динамик и приятный женский голос спросил:
— Вер ист дас?
Грязнов растерялся. За то короткое время, пока он добирался до Вюнсдорфа, он познал прелесть общения с немцами. Поэтому Грязнов выпалил первое, что ему пришло на ум:
— Ист ми.
— Что-о? — удивилась женщина. — Вы к кому?
— Мне нужно видеть полковника Васина, — решительно сказал Грязнов.
— Его еще нет, — сказала женщина. — А вы откуда? Из Союза?
— Из МУРа! — Грязнов начинал сердиться. Хорошее гостеприимство: вместо того чтобы впустить в дом земляка, его полчаса маринуют перед домом. — Московского уголовного розыска!
Женщина ойкнула, в динамике снова раздался щелчок, и Грязнов увидел, как распахнулась дверь и по ступенькам в направлении железной калитки ринулся крупный ротвейлер.
Грязнов испуганно отшатнулся.
— Мадо! Назад! — скомандовала показавшаяся в дверях женщина в вязаном платье.
Ротвейлер, ворча, затрусил к дому.
Женщина отворила калитку и выжидательно посмотрела на Грязнова. Тот достал из кармана удостоверение и показал хозяйке:
— Майор Грязнов.
Женщина криво усмехнулась и, пропуская Грязнова, ворчливо сказала:
— От МУРа нигде не спрячешься. Проходите!
— Бесполезное дело, — подтвердил Вячеслав.
В прихожей Грязнов какое-то время прикидывал: снимать туфли или не стоит? Хозяйка тапочки не предложила, и потому, тщательно вытерев подошвы, Слава двинулся в комнаты. Но тут же был остановлен гневным окликом хозяйки:
— Простите! Вас в уголовном розыске что, туфли не учат снимать?
Слава немного стушевался, но туфли снял и в носках прошлепал в гостиную.
Гостиная была обставлена богато, но безвкусно. В углах стояли коробки с иностранными надписями и ковры, свернутые на манер солдатской скатки.
Хозяйка села на софу и закурила.
— Кофе не предлагаю, майор Грязнов, потому как тороплюсь. Поэтому давайте сразу по существу. По-деловому.