Из микрофона донесся слегка искаженный голос:
– Привет. Это ты, Шандель?
– Да, я. Чего тебе?
Резкий, неприветливый тон, казалось, совсем не смутил человека, чье лицо маячило на светящемся экране. Он даже слегка улыбнулся ей в ответ.
– Впусти меня, пожалуйста. Я на минутку.
– Что за срочность? Мне надо уходить.
– Я тебя не задержу. У меня новости, которые наверняка будут тебе интересны.
– Ну поднимайся. Сейчас я спущу тебе лифт. Ничего не нажимай, я все сделаю сама.
Пересекая тысячу триста квадратных метров своего жилища на пути к лифту, Шандель недоумевала: что же такое неотложное заставило его прийти к ней в столь поздний час?
Тем более после долгого перерыва.
И одет так странно – должно быть, бегал в Центральном парке и, увидев ее дом, решил заглянуть.
На пульте дистанционного управления Шандель нажала кнопку, открывающую двери лифта на первом этаже. Лифтом можно было управлять либо сверху с помощью пульта, либо снизу – набрав буквенно-цифровой код.
Она ждала его и думала, как бы поскорее спровадить. Впрочем, нельзя сказать, что ей совсем неприятно его видеть. Она попыталась взять себя в руки и оставаться спокойной, хотя от встреч с этим человеком всегда испытывала какое-то извращенное, садистское удовольствие. Шандель ощущала его и в первую минуту знакомства, и потом, всякий раз, когда оказывалась в его обществе. Ей всегда нравилось наблюдать за людьми незаметно, знать о них то, чего другие не знают, и в случае чего навязывать им свою волю, пользуясь их беспомощностью.
А сама подчинялась только воле случая.
Если б он знал…
Шандель успела на секунду заскочить в спальню и еще нюхнуть кокаину.
Шорох раздвижной двери лифта застиг ее на середине гостиной. В кабине, озаренный льющимся сверху светом, стоял человек. Он действительно был в спортивном костюме, с натянутым на голову капюшоном, руки глубоко засунуты в карманы.
Он шагнул к ней, и высокая худая женщина в коротком вечернем платье впервые почувствовала, каким холодом веет от его улыбки.
– Здравствуй, Шандель. Извини, что побеспокоил. Но я в самом деле долго тебя не задержу.
Как по заказу, тучи, целый день сторожившие Нью-Йорк, разразились грозовым ливнем. Сверкали молнии, грохотал гром, мощные капли, перелетая веранду, с визгом били в стекла.
А человек продолжал двигаться ей навстречу. Остановившись перед ней, он вытащил руку из кармана. Шандель подумала, что он хочет обменяться с ней рукопожатием, но вдруг с ужасом заметила зажатый между пальцев пистолет.
Она завороженно глядела в черную дыру ствола и не заметила, как улыбка сошла с лица гостя, не уловила едкой насмешки в голосе.
– Всего одно мгновение. Правда, для тебя оно растянется на целую вечность.
Он выдержал паузу. Голос его внезапно сделался мягким, бархатным.
– Моя прекрасная Люси…
Шандель Стюарт вскинула голову, но так и не успела понять, что в его взгляде был тот же самый свет, какой она увидела в глазах отца на смертном одре.
В ушах Шандели грянул еще один громовой раскат, а сверкнувшая молния отбросила на стену тень безалаберной женщины в миг ее смерти.
18
В кромешной тьме хлестал дождь.
Стоя у окна, выходившего на Шестнадцатую улицу, Джордан глядел на капли, вертикально падавшие с неба на город, в котором толком и неба-то нет. Дождь заливал все огни и все чудеса Нью-Йорка, не принимая в них участия: ему суждено было утечь в стоки и стать водой второго сорта.
Джордану вспомнился один старый фильм с Эллиотом Гулдом. Там был такой кинематографический трюк: на титрах герой идет вперед по оживленной улице, а все остальное – машины и люди – движется назад, как будто пленку прокручивают от конца к началу.
Точно так же он ощущал себя в эту дождливую ночь.
Джордан не знал, правильна ли выбранная им методика розыска, но был уверен, что окружающие его люди идут в противоположном направлении. Он поневоле думал о себе как об инородном теле в контексте, что уже стал ему чужим.
Потоку жизни совершенно не важно, кто плывет по, а кто против течения.
Он оторвался от окна и подошел к столику перед диваном. Взял пульт и включил телевизор. На круглосуточном канале шла передача «Айуитнесс-Ньюс». Показывали репортаж, снятый днем. На переднем плане вещал репортер с микрофоном в руке. За его спиной сквозь стеклянную стену аэропорта просматривались самолеты и блестящая от дождя взлетно-посадочная полоса.
– Огромная толпа собралась в аэропорту встречать прах Коннора Слейва, певца, похищенного в Риме вместе с подругой, комиссаром итальянской полиции Морин Мартини, и зверски убитого неделю назад. Проститься со своим кумиром пришли сотни тысяч его поклонников со всех концов страны. Похороны состоятся…
Джордан выключил звук, чтобы услышать язык образов под аккомпанемент дождя, барабанившего по стеклу. Еще один парень никогда не состарится и всегда будет улыбаться с фотографии на могильной плите.
Откройся, заветная дверца.
Как можно мечту забыть?…
Строки несчастного поэта отозвались новой горечью в душе. Шестым чувством, какое иногда приходит во время затяжного дождя, он за миг до звонка угадал, что сейчас зазвонит телефон. Джордан стоял и смотрел на него, не зная, стоит ли брать трубку. Сомнения разрешила Лиза, вышедшая в халате из глубины коридора и протянувшая ему телефон.
– Тебя…
Джордан приложил к уху аппарат, еще хранивший тепло Лизиной кожи.
– Джордан, это Буррони. Ну, мы дождались.
– Что такое?
– На нас свалилась Люси.
– Черт! Кто?
– Держись крепче. Шандель Стюарт. Ее нашли ночью у нее дома.
– Где?
– Стюарт-Билдинг, на Сентрал-Парк-Уэст.
Джордан почувствовал, как взмокли руки, будто бы дождь, слепо колотивший по стеклам, сумел просочиться в комнату.
– Черт побери. Я надеялся, что этот гад даст нам побольше времени.
– Я еду туда. Заехать за тобой?
– Неплохо бы. В такой ливень на мотоцикле не погоняешь.
– Ладно, я уже близко. Через пять минут буду у тебя.
– Я спускаюсь.
Лиза, стоя посреди комнаты, смотрела, как он натягивает кожаную куртку.
– Прости, что разбудил тебя, Лиза. Не пойму, почему он не мог позвонить на мобильный.
– Ничего, я не спала. Случилось что-нибудь?
– Да, убили еще одного человека, и, по-видимому, это связано с моим племянником.
– Неприятно.
– Чего уж тут приятного. Надеюсь, на сей раз мне хотя бы удастся найти зацепку, которая выведет нас на этого психа.
Они стояли друг перед другом в комнате, которая не принадлежала ни ему, ни ей. У Лизы странно блестели глаза.
– Я не знаю, что говорят в таких случаях.
– Ты же сама меня научила недавно. Ничего не надо говорить. Все, что можно сказать, мы уже слышали сотни раз.
Он вышел и постарался бесшумно закрыть дверь, как будто от стука мог треснуть смысл этих слов. Лифт оказался не на его этаже, и он решил спуститься пешком. Музыки в квартире под ним не было слышно. Он прошел мимо двери, с грустью подумав о Конноре Слейве, который отныне обречен петь, лишь когда кто-нибудь нажмет клавишу воспроизведения.
Он вышел из подъезда, как раз когда на противоположной стороне остановился служебный «форд». Джордан нырнул под дождь, перебежал улицу и увидел, как перегнулся сидящий за рулем Буррони, чтобы открыть ему. Джордан втиснулся в машину, пропахшую мокрой кожей, и захлопнул за собой дверцу.
Сквозь мельканье дворников он увидел освещенный квадрат своего окна и застывшую в нем фигуру Лизы. Присутствие и одновременно отсутствие. Буррони проследил за его взглядом и тоже добрался до освещенного окна.
– Твое окно?
– Да.
Буррони больше ничего не спросил, как будто угадав, что ему ничего больше говорить не хотелось. Когда машина оторвалась от тротуара и от взгляда Лизы, Джордан вспомнил, как проснулся на следующий день после их странного знакомства.
Он открыл глаза и тут же учуял нечто непривычное для своего жилища: аромат кофе, который сам не варится. Он встал с постели, натянул джинсы и майку. Перед тем как выйти, глянул на себя в зеркало ванной и увидел то, что ожидал увидеть: свою физиономию, которой вчера изрядно досталось.
Он умылся и вышел в гостиную к Лизе Герреро. И вновь ему показалось, что воздух словно бы разрежен в помещении, где находится…
он или она?
Воспоминание об этой мысли смутило его точно так же, как в тот момент, когда она явилась. Зато ни в глазах, ни в голосе Лизы не было и следа памяти об их вчерашнем разговоре.
Только улыбка.
– Доброе утро, Джордан. Нос и глаз я вижу. А сами как себя чувствуете?
– Ни носа, ни глаза не чувствую. Вернее, чувствую, но стараюсь к ним не прислушиваться.
– Отлично. Кофе хотите?
Она уселась за стол, накрытый на двоих.
– Я заслужил такую привилегию?
– Сегодня первое утро моего первого посещения Нью-Йорка. Я тоже ее заслужила. Вам яйца вкрутую или всмятку?
– Я и на завтрак могу рассчитывать?
– Ну конечно. Пансиона без завтрака не бывает.
Лиза подала яйца, хлеб и кофе. Они позавтракали в молчании, опасаясь нарушить равновесие, подернутое ледком, который хотя и треснул, но не раскололся совсем. Каждый нес в голове невидимую облачность своих мыслей.
Лиза первой нарушила этот мирный уют, открыв дверь во внешний мир.
– Только что по телевизору говорили про вашего племянника.
– Еще бы. Теперь такое начнется.
– А вы что будете делать?
Джордан ответил жестом, включающим в себя весь мир и ничего в отдельности.
– Сперва поищу себе пристанище. К брату в Грейси-Мэншн переселяться не хочу – слишком уж на виду. А мне надо поменьше мелькать. На Тридцать восьмой есть небольшая гостиница…
– Послушайте, у меня к вам предложение. Поскольку проблема моего мужа устранена…
Горячая волна внутри. Джордан надеялся, что эта волна не прокатилась по его лицу. Лиза же продолжала как ни в чем не бывало: