– Ну да. Конечно. Знаю я таких, невинных. Сама в постель запрыгнет, а потом будет шантажировать внезапной беременностью.
– Мам! Ты чего несешь? Ты думай, что говоришь!
– Костя! Это ты как с матерью разговариваешь? А главное, из-за кого? Из-за какой-то девчонки!
– Вот именно, мам. Это ты точно сейчас сказала. Чего мы тут собачимся? Она мне нравится. Очень нравится. И ты тут ничего не сделаешь. Так давай не будем.
– Костя! – разнеслось грозно и раскатисто, как гром небесный, но сын не уступил.
– Все, я спать хочу. Устал. Весь вечер с Метлой возился.
Инна Владимировна осеклась:
– С какой еще метлой?
Нельзя упускать момент. Нужно воспользоваться ее секундной растерянностью.
– Я спать! – решительно заявил Костя и метнулся к ванной.
Не спать, конечно, а готовиться ко сну. А еще там дверь запирается. Как обычно, а не потому, что хочется от кого-либо отгородиться.
Не станет же мама караулить его под дверью. Хочется надеяться. И не намерена же пилить всю ночь. Тем более завтра (или уже сегодня) воскресенье и можно посвятить воспитанию сына целый день.
Наверное, впервые в жизни Костю не радовал грядущий выходной. Впасть бы в спячку на сутки и проснуться сразу утром понедельника, когда надо быстрее собираться и бежать в школу и на работу. Но нет, мама не позволит. Применит все известные ей методы реанимации, вплоть до дефибриллятора, вытряхнет из сына и сердце, и душу.
А вдруг успокоится за ночь? Вряд ли, конечно. Призрачные мечты. Но, по крайней мере, несколько часов передышки есть.
Костя выключил воду, открыл дверь ванной и внутренне усмехнулся.
Напрасно он надеялся. Мама не стала дожидаться, пока сын выспится. Действительно караулила под дверью и, не успел он выйти, обрушила на него прежний вопрос:
– Может, скажешь все-таки, где ты был?
Костя выдохнул раздраженно:
– С Метлой… Лёхой Метельковым. У его приятеля.
Вранье, но Косте наплевать. Он все равно не скажет про Женьку. А мама продолжала допрос:
– И что вы там делали?
– Что хотели, то и делали. Лёха, например, пил.
То, что не воду, мама поняла и просто пронзила взглядом. Костя не остался в долгу.
– Можешь опять позвонить метельковской мамаше, спросить, в каком виде ее сыночек домой приполз. Мне-то ты не веришь.
Не верит. Прекрасно заметно. И объяснения про Метелькова ее не устраивают. Ждет другого – чистосердечного.
– Что с тобой происходит? С тех пор как появилась эта девица…
Костя не стал дослушивать, какие еще грехи для него и для Женьки придумает мама.
– Вот именно, с тех пор! Только не она виновата, а ты!
– Костя!
Да сколько можно повторять его имя, каждый раз изощряясь в интонациях? Разочарованно, недоуменно, требовательно. Хочется заткнуть уши и заорать что-нибудь бессмысленное. Просто тянуть на одной ноте: «А-а-а!» Но мама и сквозь подобный заслон пробьется с ее упертостью и верой в собственную правоту. Поэтому лучше…
Костя рванул в прихожую, воткнул ноги в кроссовки, со шнурками возиться не стал, и они дохло задергались следом.
– Костя! Ты куда?
Много чего хотелось выкрикнуть в ответ. Но не стал. И лифта дожидаться не стал. Поскакал вниз по лестнице, рискуя из-за чертовых шнурков навернуться в любой момент.
Мама выскочила следом, ринулась вдогонку, и, обгоняя ее, катились по лестнице слова:
– Костя! Немедленно вернись! Слышишь? Костя, прекрати! Вернись домой! Костя!
Звуки отскакивали от стен, разносились гулким эхом.
В одной из квартир залаяла собака, зло и визгливо. Костя ударил руками в подъездную дверь и вывалился на улицу.
Куда идти? Да все равно куда. Главное, хорошо понятно откуда. А в спину ударило очередное гневное:
– Костя!
Как же это громко прозвучало в ночной тишине улицы!
Косте показалось, что ближайшие дома развернулись в их сторону и уставились на него, многоглазые, жадные до зрелищ. Каждое окошко смотрело, любопытно поблескивало в предвкушении. И деревья наклонились, прислушиваясь.
Ну? Что сейчас будет?
– Куда ты идешь? Быстро возвращайся!
Костя застыл, словно споткнувшись. Не потому, что проникся маминым призывом, а потому, что вдруг осознал: часто употребляемый словесный оборот «провалиться сквозь землю» – отнюдь не бессмысленное желание. И он согласен. Другого же выхода нет.
Мама не отступится. Она потащится за ним куда угодно. Но ни за что не скажет по-простому, спокойно: «Костя, пойдем домой», а будет командовать, словно дрессированной собачонке: «Стоять! Место! Рядом!»
Глава 13
Утром просыпаться не хотелось. Костя лежал в полудреме, старательно оттягивая момент полного перехода в реальность. Смысла особого не видел туда возвращаться. Но реальность вторглась сама. В образе мамы. Кто бы сомневался?
Та приоткрыла дверь, заглянула, поинтересовалась:
– Будешь завтракать? – Голос самый будничный, твердый, уверенный. Как обычно. – А я на работу. Вызвали. Там кого-то тяжелого привезли. Надо бежать.
А сама стоит в дверях. Еще что-то хочет сказать? Пусть не утруждается, Костя и так знает. «Веди себя как примерный мальчик. Дверь никому не открывай. Сам из дома ни ногой».
Он и не собирается. Так и будет сидеть в четырех стенах, чтобы маму не волновать. Сегодня, завтра, послезавтра. Всю жизнь.
Входная дверь хлопнула, и лежать стало просто невозможно. Костя встал, поплелся на кухню, не одеваясь. Налил остывшего чая, сделал бутерброд и опять отправился в свою комнату.
Прогулялся – достаточно.
Уселся на стол, надкусил бутер, запил чаем. Безвкусно как-то все. Поставил чашку, не глядя нащупал телефон. Позвонить или не позвонить – вот в чем вопрос.
Зашел ВКонтакт, открыл Женькину страничку.
На аватарке, тем более с телефона, ее толком не разглядишь. Фотография в полный рост на фоне каких-то пестрых декораций. В колледже, наверное.
Они уже в друзьях, но никогда еще не переписывались.
Костя раз двадцать прочитал слова на нужной кнопке: «Написать сообщение», но так и не стал.
Кто-то прислал запрос в друзья. Метла. Значит, живой. Костя попробовал улыбнуться собственному остроумию, не получилось. Такое чувство, что лицевые мышцы перестали работать. Хотел положить телефон, снес рукой чашку. Она полетела на пол, расплескивая чай во все стороны.
Вот черт! Ну надо же!
Не разбилась, зато на полу лужи. А как не хочется тащиться за тряпкой, вытирать.
Ладно, высохнет. Когда-нибудь. Главное, не забыть и не влезть в воду босой ногой. Но все-таки Костя соскочил со стола, нагнулся за чашкой, а когда развернулся, чтобы поставить ее – ну конечно же! ну как же иначе! – угодил пяткой прямиком в лужу.
– Да чтоб тебя!
Стыдно признаваться, но даже носом хлюпнул, не сдержался. Само вырвалось. Костя с досады доедать бутерброд не стал, затолкал его остатки в чашку, вытер руку о майку, плюхнулся на стул и потянулся к скетчбуку. Тоже само получилось.
Стол стоял напротив окна: вскинешь голову, и вся улица как на ладони. Привычный пейзаж. Сколько Костя здесь живет, почти ничего не менялось. Только в зависимости от сезонов. Детская площадка, но ее почти не видно, только самый край, дорожка и небольшая аллейка одинаковых деревьев.
Кроны уже зеленые, но они в вышине. А прямо перед глазами ряд темных стволов через ровные промежутки, в которые проглядывает далекая перспектива. Словно решетка на окне.
Надо же, первый раз такие ассоциации.
В открытую форточку слышно, как чирикают птички. Восторженно, неугомонно. Они же там, снаружи.
Костя вытянул из стакана гелевую ручку. Промахнулся. Хотел карандаш, но уж как сложилось. На белом листе появился первый штрих. Угольночерный. На полном контрасте. И дальше – отрывисто, торопливо, не останавливаясь, не задумываясь, пока не закончил.
Большая птичья клетка, а внутри…
Очень удачно вышло. Сразу и на взъерошенную птицу похоже, и на человечка, который сидит на корточках, обхватив руками колени. Клетку держит дородная мадам. Костя нарисовал ее не в полный рост, на листе уместилась только часть фигуры. И птица на ее фоне смотрелась совсем уж жалко.
Почти идеально. Ничего подчищать и исправлять не надо. Словно давно было придумано, не раз повторено в мыслях, выверено до последней черточки. Рука сама знала, что делать. Линия за линией, штрих за штрихом. Недаром ухватился сразу за ручку, а не за карандаш. Ни капли не сомневался.
Потому что, потому что… все так и есть. Костя давно знает и понимает. Нет смысла скрывать. Ни от себя, ни от кого бы то ни было.
Сфотографировал на телефон, запостил ВКонтакт – не в альбом, сразу на стену. И тут же выключил мобильник, отбросил в сторону.
Крик души? Дядюшка Фрейд в гробу перевернется. Ну и пусть. Мало кто поймет. Но почему-то очень хочется, чтобы поняли, посочувствовали. Только молча, ничего не говоря, не задавая вопросов. Костя все равно не станет отвечать.
В понедельник еще перед уроками в гардеробе подкатил Метельков, мрачный и смущенный. Вскинул руку, потер затылок:
– Костян, как дела-то?
Не хотелось с ним ничего обсуждать.
– Как обычно.
– У, – выдал Метельков неопределенно, качнул головой.
Костя рассчитывал, что он сразу отвяжется. Но Лёха плюхнулся на подоконник, ссутулился.
– Везет. А мне мать пообещала, что будет меня у школы после уроков встречать и домой отвозить. Блин, а! Но ведь… не станет же она каждый день с работы сбегать. – Метельков задумался, глянул поверх вешалок, словно надеялся увидеть свое далекое радужное будущее. Но увидел, похоже, совсем другое. – Хотя… запросто. Она и не на такое способна.
Последние его слова заглушила громкая трель звонка. Костя развернулся, но за спиной прозвучало:
– Да ладно, Костян. Чего ты рванул? По урокам соскучился? Давай лучше здесь посидим. Достало все.
Гардероб девятых, десятых и одиннадцатых классов располагался в отдельном закутке, в который выходили двери двух кабинетов технологии. Здесь довольно безлюдно, лишний