К урокам Костя и не прикасался, но еще же будет время.
Похоже, маму успокоил его бодрый отчет, но от наставлений она все равно не удержалась:
– Костя, ты только слишком долго не сиди. Завтра же в школу.
– Мам, я в курсе. Пока.
Отбился от мамы, но тут же насел Илюшка:
– А ты почему сказал, что дома, а не у нас?
– Ну-у-у… – многозначительно протянул Костя, решая, что ответить.
Наверное, как-то надо оправдать свое вранье в глазах малыша, чтобы раньше положенного не сбить его правильные настройки на черное-белое, добро и зло. Считают же, что бывает ложь во спасение. Или ложь, чтобы зря не пугать или не беспокоить. Как раз подходящий вариант, можно о нем рассказать Илюшке. Типа, не хотел маму волновать, а то она будет нервничать, как ее Костенька доберется до дома, один, вечером, из дальнего района. А он ведь уже взрослый: что с ним случится?
Хорошо, что опять зазвонил телефон. И это была Женя.
– Я уже на автобус сажусь. Если вы еще меня встречать не передумали.
– Не передумали, – заверил Костя. – Мы уже собираемся.
Нажал отбой и велел Илюшке одеваться побыстрее.
Отчасти все-таки получилось, как представлял: весна, вечер, закат, на небе зажигаются первые звезды, а они идут рядышком… Весна и вечер – даже стопроцентно. Да и шли они рядышком, если не принимать в расчет болтающегося между ними Илюшку. Костя его держал за одну руку, Женя за другую. Все равно же связаны, и для начала – сойдет.
Глава 7
Больше про Женю сын не упоминал. Благотворительный порыв сошел на нет, воздушный шарик филантропии прохудился и сдулся, как и предсказывала Инна Владимировна. Печальная Снегурочка быстро наскучила. Можно теперь не волноваться.
Но на всякий случай Инна Владимировна проверила страничку сына в ВКонтакте.
Нет, она не добавлялась к нему в друзья. Зачем уж так прямо? Но разве проблема – забить в поиск «Константин Баринов», а потом из всех предложенных вариантов найти по городу и аватарке.
Костину аватарку ни с чем не перепутаешь. Конечно же, на ней его рисунок. А Инна Владимировна не доисторический динозавр, чтобы во всем этом не разбираться.
На стене ничего подозрительного. Как обычно: картинки, видеоурок по рисованию, новый альбом какой-то группы. Ни одной фотографии с Женечкой.
Так что – прощай, Снегурочка!
Баринова и сама бы с радостью о ней забыла, если бы не лежала в отделении мать Жени, состояние которой по-прежнему оставалось довольно тяжелым. Хотя операция прошла успешно, измученный организм не торопился восстанавливаться. Хорошо хоть, хуже не становилось, а ведь могло бы. Но пациентка волновалась не столько за себя, сколько за детей, оставшихся одних, без поддержки. Она бы прямо сейчас сбежала домой, если бы хватило сил. У нее и вопрос самый насущный был не «Как у меня дела?», а «Когда я смогу вернуться к детям?».
– Светлана Михайловна, уж не волнуйтесь, дольше, чем надо, держать не будем, – заверяла ее Инна Владимировна с улыбкой, но где-то внутри пряталось раздражение: не о том пациентка сейчас беспокоится. – Вам надо поправиться и окрепнуть как следует. А иначе долго вы дома не пробудете. Опять к нам вернетесь. Да и что ж вы себя до такого состояния довели? Терпели до тех пор, пока совсем невмоготу стало? Неужели думали, что само рассосется? Почему вовремя в больницу не обратились? Глядишь, и справились бы без операции. Капельниц, уколов да строгой диеты хватило бы.
– А с кем бы я детей оставила, пока в больнице лежала? – виновато пролепетала Самойлова.
Опять она о том же!
– Да вы же сами видите, справляются они. Девочка у вас совсем взрослая. Обратись вы вовремя, все быстрее бы решилось. Недели-то в больнице пролетят почти незаметно, а ведь могли и совсем детей оставить. Не на какое-то время, а навсегда. Если бы до перитонита дело дошло.
Кажется, Инна Владимировна перегнула палку. Лицо Самойловой окаменело и стало еще бледнее, хотя такое казалось невозможным.
– Но сейчас-то уж не волнуйтесь, поставим вас на ноги. Вернетесь домой к детям. Дочка к вам почти каждый день ходит, все рассказывает, все у них в порядке.
Женя действительно частенько попадалась на глаза. Хотя детей в больницу пускали не очень охотно, но в этом случае иных визитеров ждать не приходилось.
Девочка всегда здоровалась с Инной Владимировной. Баринова кивала в ответ, иногда бросала короткие успокоительные фразы.
Все-таки молодец эта Женя. К матери больной ходит и не жалуется, не ноет, что одним им никак, что устала она, и поскорей бы мама домой возвращалась. За братом присматривает.
Столкнувшись с Женей в очередной раз, Инна Владимировна остановилась и спросила:
– Ну, как у вас дела?
– Все хорошо, – коротко ответила девочка.
– И у мамы вашей все хорошо будет, – в очередной раз пообещала Баринова.
На том и разошлись. Женя скрылась в дверном проеме, ведущем на лестницу. Инна Владимировна посмотрела ей вслед, потом подошла к окну.
Непонятно, почему ее туда понесло, почему захотелось увидеть, как Женя выходит на улицу? Неужели сработало непонятное шестое чувство?
Сердце подсказало. А ведь ни разу мысли нехорошей в голове не возникало.
Баринова стояла у окна, ждала. Женя не могла мгновенно очутиться на улице. Минуты две прошло, прежде чем она вышла из здания. И сразу откуда-то со стороны ей навстречу бросился маленький мальчик.
Ага. Братишка дожидался. Вести его к плохо выглядевшей матери сестра не решилась. Да такого в больницу и не пустили бы, особенно к пациенту после операции. Разве что при крайних обстоятельствах. А все-таки оставлять малыша одного на улице – опрометчиво и опасно…
Женя ухватила братишку за руку и зашагала с ним по дорожке. И тут оказалось, что мальчик находился на улице не один. За несколько секунд до того, как Самойловы исчезли из поля зрения, к ним присоединился еще один человек. Мужчина.
Неужели блудный папаша объявился?
Инна Владимировна не успела разглядеть его как следует, но смутный образ вызвал приступ беспокойства. Не взрослый мужчина. Фигура скорее мальчишеская. Знакомая. На Костю похоже.
Ну, нет! Быть такого не может. Это все ее прежние опасения. Наверняка померещилось. Волнение и страх чуть преобразовали реальный образ.
Нужно просто успокоиться. А еще лучше – срочно найти убедительное доказательство того, что увиденное является ошибкой. Миражом. Галлюцинацией.
Баринова ринулась в кабинет, уселась за компьютер. Конечно, нехорошо использовать рабочий компьютер в личных интересах, тем более заходить с него в соцсети, но… Да бог с ним!
Ну вот же, вот! Костина страничка в ВКонтакте. Как с прошлого раза не было ничего подозрительного, так и не появилось. Даже намека. А ведь подростки все подряд сюда выкладывают. А уж фотографии с девушкой…
Фотографии.
Инна Владимировна отыскала нужный раздел. Как обычно: рисунки, рисунки, рисунки – можно больше не беспокоиться, – и…
Три забавные физиономии. Хотя Женина не слишком забавная. Всего лишь легкая улыбка на губах. Зато ее братишка постарался, такую рожицу скорчил. И Костя, Костя тоже. Совсем близко к девушке, чуть ли не щека к щеке. А фоном не уличный пейзаж. Часть стены, шкаф…
Они у Самойловых дома.
Это было настолько неожиданно, что поначалу Баринова не почувствовала ничего, кроме недоумения. Зато потом разом навалились и раздражение, и разочарование, и даже злость.
Почему эта девчонка не оставит Костю в покое? Воспользовалась его сочувствием и состраданием и вцепилась намертво, не отпускает. Как же – сыночек завотделением. Выгодно. Можно затребовать что угодно, пользуясь такой связью, осторожно воздействуя через Костю на его мать. И с материальным достатком в этой семейке наверняка не очень. А у Бариновых финансовых проблем нет. Подобным тоже можно умело воспользоваться.
А Костя! Молчит, ни о чем не рассказывает, а если Инна Владимировна спрашивает, где он был, чем занимался, либо отмахивается со скучающим видом, либо придумывает безобидные истории. А на самом деле бегает к этой девчонке, с братцем ее нянчится. Хорошо, если только с братцем.
Инна Владимировна вынула из кармана телефон, позвонила сыну.
Он ответил не сразу, гудки тянулись долго и нудно и раздражали еще больше, поэтому пришлось мгновенно собраться и взять себя в руки, когда Костя наконец-то откликнулся.
– Мам, чего?
Голос спокойный, хотя проскакивают нотки легкого недовольства.
– Ты где сейчас?
– Ну-у-у, где? – Костя нарочно тянул слова, выгадывал время, чтобы придумать очередное вранье. – Гуляю.
Не соврал.
– А с кем?
– Мам, зачем тебе? – сын удивился. Или насторожился? Но ответил, хоть и весьма неопределенно: – С друзьями. – А дальше попробовал отшутиться или перевести разговор на другую тему: – Детям же полезно гулять после школы. Свежий воздух, отдых и все такое.
Уточнять, с какими друзьями, Инна Владимировна все-таки не решилась, иначе уж слишком напомнило бы допрос, и Костя непременно бы возмутился. Он и так спросил:
– А ты чего хотела-то?
Теперь уже пришлось самой выкручиваться и быстро придумывать невинную причину:
– Я думала, ты дома. Хотела тебя в магазин отправить. Но ты ведь сейчас без денег, наверное.
Костя, кажется, усмехнулся:
– Если на хлеб и воду, то хватит.
– Да ладно, – отмахнулась Баринова. – Сама потом зайду.
От разговора остались смешанные чувства.
Костя вроде и не соврал, но и не сказал всей правды. Почему? Если ничего особенного, почему не признаться прямо: «Я сейчас с Женей»? Может, девочка запрещает ему об этом говорить? Действовать тайно сподручней. А возможно, самой стоило не выдумывать про магазин, а сказать как есть: «Костя, почему ты недоговариваешь? Я знаю, с кем ты сейчас. И мне это не нравится».
Да, не нравится! И скрытность настораживает.
Поэтому, вернувшись с работы домой, Инна Владимировна в первую очередь поинтересовалась у сына, вроде бы в шутку, вроде бы несерьезно: