Витолий Дмитриевич был действительно хорошим рассказчиком, и через некоторое время Алина уже искренне смеялась над пьяными похождениями его друга-художника, который в застойные брежневские времена Первого мая вышел на центральный проспект имени Ленина с сиденьем унитаза, в которое, как в раму, был вставлен портрет бровастого генсека.
Глеб между тем сознательно и методично напивался. Больше всего на свете ему хотелось встретить Новый год вместе с Алиной. Но бросить Ольгу дома одну он действительно не мог. Это была своего рода благодарность за все годы ее жизни с ним, за ее терпение, за прощение всех его измен, о которых она знала, за сыновей, в конце концов... Жена заслужила хотя бы один настоящий семейный праздник раз в году. Таким праздником стал для них Новый год. Глеб мог забыть про ее день рождения, поздравив только с утра, мог пропить без нее в мастерской свой собственный, но в Новый год — она это знала свято — он всегда будет с ней. Тридцать первого, как когда-то в юности, они наряжали маленькую елку, вешали на нее игрушки, которым было чуть больше лет, чем их старшему сыну, Ольга пекла свой фирменный, его любимый торт, накрывала на стол, надевала свое самое красивое платье, ставила свечи. В двенадцать они чокались бокалами с шампанским, желали друг другу счастливого Нового года, а минут через пятнадцать звонили из гостей сыновья, наперебой желали счастья и получали поздравления в ответ. Ольга утирала счастливую слезу...
Нет, он не мог лишить ее этого праздника. Этой иллюзии нормальной семьи, которой давно не было... Но как объяснить это все Алине? Как рассказать про ту вину, которую он чувствует перед женой с того самого момента, когда понял, что больше не любит ее?
Глеб опрокинул очередную рюмку и неожиданно понял, что давно о чем-то разговаривает с Наташей. Та смотрела на него влюбленными глазами, подкладывала что-то в тарелку и внимательно слушала. «Что я несу?» — мелькнуло в голове у Глеба. Он слышал свой голос словно со стороны. Слышал, но не понимал ни слова.
Когда Наташа радостно кивнула и поднялась, до Глеба дошло, что он только что пригласил ее танцевать.
Алина увидела выходящую в центр зала пару — Наташу и Глеба, — горло ее перехватило от возмущения. Мало того что он бросает ее ради своей благоверной, он еще и на глазах у всех танцует с Наташкой, которая, как Алина давно поняла, влюблена в него, как кошка, и готова ему не только кофе на кафедре варить, но и таскать за ним холсты, как верный оруженосец, если только он позволит!
— Алиночка, давай выпьем! — очень кстати отвлек ее от созерцания неприятной картины Михаил Иванович.
— Давай, дядь Миш, — кивнула Алина.
На другом конце стола с хохотом и визгом Тамара пила на брудершафт с Евгением Измаиловичем. Их поцелуй длился неприлично долго. Алина увидела, как поднимается из-за стола Игорь, роняя посуду, как малиновый пиджак бывшего сокурсника разлетается в разные стороны, словно крылья бабочки, как скользит по полу галстук попугайской расцветки, на который встает ботинок Игоря, как между мужчинами пытается влезть Тамара, но Игорь отодвигает ее в сторону одной рукой, продолжая другой трясти несчастного бизнесмена.
После недолгой паузы все пришло в движение, и вот уже слегка протрезвевший Глеб, бросив Наташу, оттаскивает Игоря от Евгения Измаиловича, Лана собирает с пола осколки посуды, Михаил Иванович успокаивает взъерошенного обладателя малинового пиджака, а Тамара пьяно и истошно кричит на весь зал, пытаясь вырваться из удерживающих ее рук, Игорю:
— Господи, да когда же все это закончится?! И сам не ам, и другим не дам! Ни себе, ни людям! Как собака на сене! Что тебе нужно от меня?! У тебя жена есть?! Вот и вали к ней! Оставь меня в покое!!! Не могу больше!
Алина в одно мгновение оказалась рядом с подругой.
— Томка, успокойся! Успокойся немедленно, ну!
— Всю душу он из меня вынул! — в голос зарыдала Тамара. — Не могу больше...
Игорь тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками.
Евгений Измаилович, поправив пиджак и галстук, шагнул к Тамаре с явным желанием по-джентльменски прийти на помощь.
— Уйди от меня! — с неожиданной ненавистью в голосе сказала Тамара. — Достали вы меня все, кобели проклятые!
Евгений Измаилович обиженно захлопал ресницами, окаймляющими пьяные, красные глаза, а Тамара, прихватив сумку, шатаясь, отправилась в туалет.
«Справили Новый год, ничего не скажешь!» — мрачно подумала Алина. Почему-то вспомнилась истеричная жена Игоря, которую он тоже не может бросить, и внезапно стало жалко всех: Игоря, Глеба, Томку, себя... Себя почему-то было жальче.
Алина незаметно выскользнула из маленького зала, подошла к сцене.
— Твое предложение до сих пор в силе? — спросила она у Ильи.
Илья оборвал мелодию на полуноте.
— Для тебя — конечно.
— Я приду, — сказала Алина. — Во сколько?
— Я буду ждать тебя у центрального входа в одиннадцать, — обрадованно улыбнулся Илья. — Прошу не опаздывать!
— Вот этого не обещаю. Пока! — махнула рукой Алина и отправилась в гардероб за шубой.
Через пятнадцать минут, поймав такси, она ехала домой по заснеженным улицам города, и ей хотелось то плакать, то смеяться...
Вадим Сергеевич в нетерпении ждал Лору. Она обещала подойти в семь, уже начало восьмого, а ее до сих пор нет. Только он задумался над тем, почему она задерживается, как раздался звонок.
— Наконец-то, — обрадовался Вадим и открыл дверь.
Улыбка тут же медленно сползла с его лица: на пороге стояла Ирина.
— Может быть, ты все же предложишь даме войти? — осведомилась она с издевкой в голосе.
Вадим Сергеевич машинально посторонился, тут же сделал движение обратно, но Ирина уже закрыла за собой дверь. Не раздеваясь и не снимая обуви, сразу устремилась в комнату. Быстро оглядела спартанскую, почти нищенскую обстановку квартиры, где были в основном одни книги, и покачала головой:
— Да... Негусто для профессора медицины...
— Ирина, я просил бы тебя... — поморщился Вадим Сергеевич.
— Тебе не кажется, что нам наконец-то нужно серьезно поговорить? — Ирина Михайловна опустилась в единственное кресло и грациозно, отточенным движением закинула ногу на ногу. Распахнулись полы шикарного кожаного плаща, обнажив ногу в черном чулке, выглядывающую из откровенного разреза длинной юбки.
— Ирина, не сейчас. Извини, но я очень занят.
— Чем же? — удивленно подняла тонкие брови Ирина.
— Мне нужно настроиться на завтрашнюю операцию...
— Ничего, я ненадолго, — успокоила его Ирина Михайловна.
Вадим Сергеевич лихорадочно соображал. С минуты на минуту должна прийти Лорка. Нужно сделать все, что угодно, только бы они не встретились! Все, что угодно!
— Хорошо, — кивнул он. — Поехали домой. Там спокойно сядем и поговорим.
— А почему нельзя поговорить здесь? — Ирину Михайловну, казалось, забавляла сложившаяся ситуация. — Или, может быть, ты кого-то ждешь?
— Ирина, я прошу тебя! — чуть повысил голос Вадим Сергеевич. — Ты хочешь поговорить — ради бога. Только не здесь.
— А вот кричать на меня не надо. — Ирина Михайловна поводила наманикюренным пальчиком перед его лицом. — Кричать ты будешь на свою потаскушку.
— Ирина... Я попросил бы... в таком тоне...
— А как ее еще можно назвать? — притворно удивилась Ирина Михайловна. — Если она таскается в такую берлогу, куда нормальному человеку войти-то противно, и ложится вот на это...
Красный ноготь едва не проткнул старенький плед на диване, из-под которого выглядывало перестеленное вчера Лорой белье.
— Потаскушка — это еще мягко сказано, — удовлетворенно повторила Ирина Михайловна.
— Чего ты от меня хочешь? — вымученно выдавил из себя Вадим Сергеевич.
— Я хочу, чтобы ты вернулся, — твердо сказала Ирина Михайловна.
Вадим Сергеевич вздрогнул то ли от ее слов, то ли от звонка в дверь, раздавшегося в ту же секунду.
— Ну, что же ты стоишь как столб? — насмешливо спросила Ирина. — Иди. Я надеюсь, твоя гостья не помешает нашему разговору? Может быть, даже примет в нем посильное участие.
Звонок повторился.
— Иди открывай!
Вадим Сергеевич, проклиная все на свете, пошел к двери.
Лора Александровна шагнула в прихожую и легко поцеловала его в щеку.
— Вадим... Я так соскучилась...
— Лора, понимаешь... — начал было Вадим Сергеевич.
— Что же ты держишь человека на пороге? — раздался из комнаты голос Ирины Михайловны.
Лора вздрогнула и, обойдя сникшего Вадима, прошла в комнату.
Ирина Михайловна, полураздетая, лежала на кровати, слегка прикрывшись пледом.
При виде Лоры Александровны лицо ее вытянулось: она ожидала увидеть совсем не эту женщину, которая, похоже, по возрасту была ее ровесницей, она ждала Алину, и весь этот спектакль был рассчитан только на нее. Но Ирина быстро справилась с растерянностью.
— Извините, мы с мужем сегодня вечером никого не ждали, — сказала она любезно.
Глаза Лоры Александровны стали огромными и беспомощными. Как слепая, почти на ощупь, она двинулась в сторону двери.
— Лора, подожди, я сейчас все объясню, — попытайся взять ее за руку Вадим.
Лора Александровна подняла на него глаза. В них было столько боли, что он отшатнулся, не в силах произнести ни слова.
Захлопнулась дверь. Вадим несколько минут постоял в коридоре, потом прошел на кухню и закурил. Руки его тряслись.
Ирина Михайловна вплыла в кухню уже полностью одетая.
— Это и была твоя ненаглядная? На что польстился? Ни кожи ни рожи...
— Уйди, — глухо сказал Вадим Сергеевич. — Ты уже сделала все, что могла.
— Послушай, я действительно хочу...
— Уйди! — повысил голос Вадим Сергеевич. — Я никогда не поднимал руку на женщин, но если ты пробудешь здесь еще хотя бы минуту — я за себя не отвечаю.
В его голосе звучало столько затаенной угрозы, что Ирина Михайловна невольно сделала шаг назад.
— Хорошо. Я ухожу. Но ты еще пожалеешь обо всем этом.
— Я подаю на развод. И если я о чем-нибудь сейчас жалею, так только о том, что когда-то позволил тебе и моим родителям сломать мне жизнь.