Третий успел нырнуть за угол и скрыться. Услышав улюлюканье приближающихся сирен, Агилар обрадовался, что подкрепление на подходе. Им еще надо арестовать двоих за статуей, а эти вооружены получше, чем он и Монтойя.
Но вместо того чтобы обратить свое оружие против стрелков, Монтойя убрал его в кобуру и направился к ним, протягивая руку. Один из тех, молодой и стройный, с копной темных кудрей, тонкими усиками в эспаньолке, небрежно держа «Узи» в левой руке, правой сжал протянутую ладонь Монтойи. Второй, светловолосый и зеленоглазый, более плотного сложения, по сути еще мальчишка, остался позади, держа MAC-10 на изготовку.
Монтойя дернул головой, подзывая Агилара. Когда же тот приблизился, чуточку дрожа от страха – а может, малость и от возбуждения, увидев настоящую перестрелку в непосредственной близости и оставшись в живых, – Монтойя махнул ладонью на его оружие.
– Убери. Он тебе больше не понадобится. Опасность миновала.
– Мы арестуем этих людей? – озадаченно спросил Агилар. В ушах у него до сих пор звенело от грохота выстрелов. Едкий пороховой чад тяжело завис в воздухе.
Монтойя лишь рассмеялся.
– Это же Ла Кика[8], – заявил он, словно это все объясняло. – Второго не знаю.
– Это Змееглаз, – сообщил Ла Кика. – Новичок.
– Мой тоже, – подхватил Монтойя. – Первый день. Рано или поздно разберется, что к чему.
– Чем раньше, тем безопаснее, – Ла Кика протянул руку Агилару: – Добро пожаловать в команду.
– Я Хосе, – проговорил Агилар. Может, этот парень – офицер под прикрытием… – Хосе Агилар Гонсалес. А вы… один из нас?
Ла Кика расхохотался, и Монтойя поддержал его. Змееглаз держался позади, взирая на происходящее с подозрением. Агилар чувствовал то же самое.
– Смотря каких «нас» ты имеешь в виду, – отсмеявшись, заметил Ла Кика.
– Лучше сматывайтесь отсюда, парни, – предупредил Монтойя, настороженно прислушиваясь к приближающимся сиренам. – Подкрепление вот-вот прибудет.
– Свидимся после, получите чутка за доставленные неприятности, – откликнулся Ла Кика. – Оба.
Агилар чуть было не ответил, но суровый взгляд Монтойи заставил его прикусить язык. Двое стрелков стремительно зашагали прочь, растворившись в собирающейся толпе. Через несколько секунд Агилар потерял их из виду. К моменту, когда на место событий прибыли другие полицейские автомобили, они скрылись, а Монтойя отгонял зевак от трупов убитых.
Павший духом Агилар наблюдал. Неужто он подписывался на это? Прикрывать убийц, давая им просто уйти? Брать взятки?
Он хотел изменить мир к лучшему. Арестовывать преступников и сделать улицы Медельина безопасными для честных людей.
Пожалуй, он еще способен на это. Но для начала придется сдать своего героя – Альберто Монтойю. Глядя, как полицейские выскакивают из своих машин, наводняя место преступления, он гадал, достанет ли ему храбрости на такое.
3
Новоприбывшие «фараоны» оттеснили зевак с места преступления и не подпускали, пока не прибыла бригада, чтобы забрать трупы. Монтойя разговаривал с детективами, но к Агилару их не подпускал. Вот и чудесно; тот до сих пор ломал голову над тем, чему был свидетелем и как об этом докладывать. Если Монтойя прав, кому же можно доверять?
Закончив беседу, Монтойя вернулся к нему и махнул рукой в сторону «Ниссана». Внутри, при закрытых дверцах, он сказал:
– Никому ни слова, ясно?
– А что это вообще такое? – спросил Агилар, изо всех сил стараясь не сорваться на крик. – Эти типы только что убили двух человек, а вы дали им уйти! Пожали убийце руку!
– Ты тоже, – напомнил Монтойя. – Да еще представился. Голос у тебя был, как у взволнованного школьника.
– Я – честный человек. Я еще ни разу не встречался с убийцей.
– Зная, кто они…
Это правда. В конце концов, он же тряс руку Монтойи только нынче утром, когда знакомился. Почем знать, может, Монтойя прикончил больше народу, чем Ла Кика…
– Да уж, пожалуй.
– Слушай сюда, пацан, я понимаю, тебе все это в новинку. Но мне велели учить тебя и беречь от бед, что я и делаю. Теперь ты тоже в этом участвуешь. Ты видел то же, что и я, и что я сделал. Ты ничего не сказал детективам, и это было разумно, потому что ты не знаешь, кто на какой стороне. Что до меня, я на обеих сторонах. Я просто стараюсь остаться в живых и заработать малость деньжат. Ты сказал, что женат, правда?
Агилар несколько раз за день упоминал Луизу.
– Правда.
– Ты ведь хочешь, чтобы ей ничто не угрожало, правда?
– Конечно.
– Значит, ты уже принял решение. Ты слышал, что сказал Ла Кика. Мы оба получим премию за то, что отпустили их. Если проговоришься теперь, твоя премия придет в виде пуль. Может, тебе, может, твоей жене. Может, жену убьют у тебя на глазах после того, как ее изнасилуют несколько парней. Тоже у тебя на глазах. Ты ведь не этого хочешь, так?
Желудок у Агилара скрутило, внутренности заледенели.
– Прямо не верится, что вы спрашиваете.
– Тогда бери деньги и держи язык за зубами. Ты теперь свидетель, так что ты либо союзник, либо помеха. Дон Пабло щедр с друзьями и смертоносен для врагов. Plata o plomo[9] – вот его девиз.
– Но… это было хладнокровное убийство.
– А вот этого ты не знаешь, – возразил Монтойя. – Это могла быть самооборона. Впрочем, это и неважно. Если б мы арестовали Ла Кику и того, другого парня – Змееглаза, его я не знаю, – если б мы их арестовали, они были бы на воле еще до того, как мы дописали бы свои рапорты. Если же их каким-то чудом довели бы до суда, их отпустил бы судья. А тем временем могли погибнуть невинные люди – свидетели, присяжные и так далее.
Убитые были негодяями, – продолжал сержант. – Наркоторговцы, а то и похуже. Они были вооружены и ввязались в перестрелку посреди людной площади. Без них мир станет лучше. Защищая Ла Кику, мы обеспечиваем безопасность граждан, даже не ведающих, какой мы подвергаемся опасности. И мы обеспечиваем свою собственную безопасность и безопасность твоей жены. Сделать другой выбор для нас все равно что нарисовать мишени на собственных спинах, равно как и на спинах всех, кто нам дорог. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена стала вдовой в первый же день твоей службы?
– Конечно, нет, – отозвался Агилар. – Но…
Монтойя заставил его замолчать, выставив ладонь.
– Никаких «но». Я говорю тебе, как все обстоит, Хосе. Ты не можешь иметь дело с тем миром, в котором хотел бы жить. Тебе приходится выкручиваться в том мире, в котором ты живешь. Ты можешь сделать жизнь людей лучше. Ты можешь обеспечить их безопасность. Ты можешь арестовывать негодяев. Но ты должен делать это в рамках существующей системы, или система пережует тебя и выплюнет, как жвачку, на тротуар. Понял?
– Ага.
Скрестив руки на груди, Агилар опустил подбородок. Он ожидал, что первый день будет волнующим, полным откровений, вот только не таких. И остаток дежурства провел, погрузившись в угрюмое молчание.
Он не собирался говорить Луизе о том, что узнал. Женщин надо защищать от таких мерзостей, считал Агилар. Но она ожидала, что он придет домой после первого дня работы вдохновленным, взволнованным тем, что сделал и видел. Он же вернулся притихшим – то ли мрачным, то ли оцепеневшим, так что она теребила и подталкивала его, пока он не выложил все начистоту. Рассказал ей о конвертах, о перестрелке, даже о том, что поведал ему Монтойя об опасности, которая может ей угрожать.
– Если ты захочешь бросить меня, я пойму, – сказал Агилар, закончив рассказ. – Если тебя со мной не будет, если ты вернешься к родителям, то можешь избавиться от опасности. Мы можем представить все так, будто поскандалили и я на тебя осерчал. Тогда они будут думать, что от нападения на тебя мне ни горячо, ни холодно.
Ее взор был почти невыносимо печален. Они сидели за кухонным столом в своей тесной квартирке на склоне холма, но теперь Луиза опустилась на пол, преклонив перед ним колени, и положила ладони ему на колени.
– Чушь, – сказала она. – Я никогда тебя не покину. Ни ради Пабло Эскобара, ни ради кого бы то ни было еще. Ты – мой муж, и я люблю тебя. Я предана тебе.
– Но… тебе могут причинить вред. Даже убить.
– Если это случится, я хочу быть рядом с тобой, когда умру.
– Детка, умоляю…
– Довольно. Я никуда не уйду. Уж тебе-то следовало знать меня лучше.
Поднявшись с колен, Луиза обняла его за талию. Агилар ощутил запах ее волос, благоухавших от шампуня, как букет цветов, и тепло ее тела. Ее плотность и осязаемость в его объятиях приносили утешение, напомнив Агилару, почему он вообще в нее влюбился. Она заставляла его чувствовать себя на своем месте, где бы они ни находились. Больше ничего на свете ни разу не оказывало на него такого влияния.
– Может, я уволюсь из полиции. Это лишь…
– Нет! – Луиза отпрянула от него. – Не может быть и речи. Ты ведь столько трудился ради этого…
– Даже если я останусь, Эскобар наверняка уже знает, что я видел; вряд ли я смогу отделаться вот так запросто. Я просто хочу, чтобы тебе ничего не угрожало.
– Не тревожься обо мне. Ничего со мной не случится.
– Не загадывай.
Она снова склонилась ближе и, гладя его волосы, заговорила:
– Я знаю, что ты честный человек и хочешь жить честно. Отчасти я полюбила тебя именно за это. Но при этом я хочу, чтобы ты жил долго-долго. Может, твой друг Монтойя прав…
– Он мне не друг.
– Ладно, твой напарник. Но задумайся об этом. Он говорит, что его поступок – то, что он позволил тому парню уйти, – избавит других людей от опасности. Людей, даже не догадывающихся, что они в опасности, просто по случаю способных повредить Эскобару, пусть и неумышленно. Но в стычке, которую ты лицезрел, никто не пострадал, кроме преступников. Правда ведь?
– Это правда. Там была уйма народу, которые могли пострадать, но им повезло.