И как только осознал это, стал подмечать все больше и больше. Если люди трогают ноздри, дошло до него, то потому, что только что приняли дозу. У хостессы не было насморка, она просто нюхнула как раз перед их приходом, а может, пока вела их к столику. Танцующие держали небольшие емкости с порошком в карманах и угощали окружающих или нюхали в одиночку.
Этими танцорами двигала не музыка. Не общность, не секс – хоть он и наверняка входит в уравнение – и не свобода. Это кокс, и подавляющую его часть доставил в Майами Пабло Эскобар. Не потому ли он сидит там, будто победоносный завоеватель? Знает ли он, что его продукт тут повсюду, что, если все эти табакерки, флаконы и емкости открыть разом, разыграется настоящая метель?
И вдруг танцевать Агилару расхотелось. Он ощутил позыв уйти с танцпола, но не обратно к Эскобару; это обождет. Ему нужно было помочиться, так что, прикинув на глазок, где тут туалеты, он двинулся в том направлении. Проложить путь среди тел удалось не сразу, но достаточно быстро он оказался в тесном, тускло освещенном коридоре. Несколько человек прислонились к стенам – наверно, отдыхая от танцев или дожидаясь своей очереди. В их числе была девушка более чем непревзойденной красоты, с фигурой, которая удостоилась бы центрального разворота в любом порножурнале, какие Агилар только видел. Когда он протискивался мимо, она изобразила тусклую улыбочку.
В мужском туалете парень в обтягивающих штанах и открытой рубашке, склонившись к узкой стальной столешнице, обрамлявшей раковину, втягивал носом толстые белые дорожки через скрученную в трубочку долларовую купюру. Другие стояли у писсуаров, в том числе один, упиравшийся рукой в стену и повесивший голову на грудь, словно засыпая на ходу.
– Оставь и мне чутка, Никки, – попросил он.
Парень у раковины насыпал на столешницу еще порошка и бритвенным лезвием разделил его на прямые дорожки. Когда он отдал купюру приятелю, Агилар увидел, что это сто долларов, а не один.
– Весь твой, – сказал второй, указав головой на писсуар.
Заняв его место, Агилар расстегнул молнию. Позади него послышалось громкое сопение, а потом:
– Черт, да, так лучше.
Когда Агилар закончил, у остальных писсуаров уже стояли другие, а кто-то ждал в очереди. Пара человек шмыгали носами или терли их. Агилар подумал, что отныне и впредь подобные действия для него всегда будут ассоциироваться с употреблением кокаина.
Когда он вышел в тесный коридор, замеченная им прежде женщина еще стояла там. Обернулась к мужскому туалету и, завидев его приближение, с проступившей на губах застенчивой улыбкой отделилась от стены, отчасти преградив ему путь.
– Приветики, – сказала.
– Привет.
– Ой, какой милый акцент! Ты откуда?
– Я колумбиец, – ответил Агилар.
Она с прищуром надула губы.
– О-о-о, загадочная Колумбия! Ты гангстер? Какой-нибудь наркобарон? – она засмеялась над собственной шуткой, и Агилар к ней присоединился.
– Ничего другого тебе в голову не приходит, когда ты слышишь о Колумбии? – спросил он. – У нас великая культура. Писатели, художники, инженеры, архитекторы – все, что и у вас здесь.
– Я просто подначивала, – вцепилась она в его руку. – Ну извини. Просто подумала, что ты милый, и хотела познакомиться.
– Милый? – эхом откликнулся он. – Я?
– В смысле привлекательный. – Она захлопала ресницами, малость слишком нарочито, подумал он. Если она флиртует, то не очень-то умело. Может, ей никогда и не приходилось, с таким-то лицом и телом.
– Ты слепая. Красивая, но слепая.
Она стиснула его руку крепче.
– Нет, не слепая. Может, найдем какое-нибудь тихое местечко и узнаем друг друга поближе?
– Тихое? Здесь?
По-прежнему не выпуская его руку, она прижала тыльную сторону ладони другой руки к его паху и облизнулась.
– Может, в переулочке снаружи. Или у тебя в машине? Я могу доставить тебе настоящее удовольствие.
– Не сомневаюсь.
Все это внезапно обернулось очень странно. В Колумбии девушки не так агрессивны.
Если только не хотят чего-нибудь.
– Так чего же мы тогда ждем?
Она стояла так близко, что ее груди прижимались к его руке, за которую она цеплялась. Агилар чувствовал ее дыхание кожей. Он хотел ее, чувствовал, как становится твердым под давлением ее руки.
– Что ты… чего ты хочешь? – спросил он, толком не зная, как это лучше сформулировать по-английски.
– Мне нужно чуток чего-нибудь, чтобы продержаться ночку, – она отпустила его руку ненадолго, чтобы постучать себя по носу. – Понюшечку?
– Кокаина?
– Тсс! – засмеялась она. – Не так громко!
– Это ведь вовсе не секрет в этом месте, а? И найти нетрудно?
– Я думала, ты выглядишь мило. И, типа, можешь быть занятным, а может, и щедрым.
– У меня нет наркотиков, – сказал он.
– Но ты можешь раздобыть.
– Нет. Нет, правда не могу.
Она выгнула спину, сильнее прижимаясь к нему грудями.
– Ты уверен?
– Я уверен, – отрезал он.
Она отпустила его, и во взгляде ее сразу же сверкнул лед.
– Лох, – бросила она и снова отвернулась к туалетам. Поджидать кого-нибудь еще, заключил Агилар.
Ему нужно было вырваться отсюда, хлебнуть свежего воздуха. Внезапно эти стены начали душить его.
Он снова протолкнулся через толпу на танцпол, на сей раз отчетливо чувствуя, как его тычут локтями и коленями и наступают на ноги. Настроение мигом скисло, и он не думал, что сумеет вернуть кайф, снизошедший на него прежде, когда он отдался пульсации музыки и колебаниям массы плоти. Люди за столиками и в кабинках по периметру нареза́ли дорожки прямо на столах и вдыхали их. У двери он кивнул вышибале, чтобы его пустили обратно, когда он будет готов вернуться.
На улице ночь была по-прежнему теплой. Благоуханной. Агилару пришлось отмахать половину парковки, прежде чем он перестал чувствовать пульсирующую в костях музыку. Здесь было покойно и тихо. Он сообразил, что взмок; внутри это было едва заметно, но теперь казалось, что он только что вышел из душа.
Агилар распахнул рубашку пошире, пытаясь дать ласковому бризу осушить кожу, когда вдруг услышал что-то вроде всхлипываний вперемежку с ругательствами. Голос казался смутно знакомым. Один из парней? Нет, слова, доносившиеся до его слуха, были английскими, тут он не сомневался. Американец. Лион говорит по-английски, как американец, а Кайл Колдуэлл и есть американец. Значит, или тот, или другой? Звук вывел его к серебристому «Мазератти». Передняя дверца нараспашку, свет в салоне горит, но в поле зрения никого.
Обойдя машину, он увидел мужчину, стоящего на парковке на коленях с плечами и головой в машине. Не Лион и не Колдуэлл, но явно в скверном состоянии. Проклятья и всхлипывания стали громче. Может, он болен?
– Эй, вам нужна помощь? – спросил Агилар. – Может, нужен доктор или еще что?
Мужчина высунулся из машины, и потрясенный Агилар понял, что узнает его. Имени он не помнил – одно из этих североамериканских имен, что звучат одинаково, – но это кинозвезда, снявшаяся в пяти или шести виденных Агиларом боевиках. Этот субъект с волнистыми темными волосами, квадратной челюстью и телосложением тяжелоатлета запросто перебьет всех злодеев, спасет положение и в конце уложит девицу в постель.
Однако теперь волосы болтались вокруг его лица мокрыми прядями. Щеки лоснились от слез и слизи, на которые налипли темные ниточки.
– Чего? – спросил он.
– Я хотел узнать, не нужен ли вам доктор или что-нибудь. Вы себя хорошо чувствуете?
– Просыпал свою нычку на пол, – проговорил тот. – Просто пытаюсь…
И умолк на полуфразе, словно речь отнимала слишком много энергии, которую лучше потратить на что-нибудь другое. И снова сунул голову в машину. Агилар услышал фырканье и понял, что этот мужчина – богатый, знаменитый, невероятно привлекательный – нюхает кокс с ковра, по которому топчется ногами, когда едет.
– Эй… – начал было Агилар, но увидел, как задница кинозвезды дернулась, когда он всосал в себя наркотик, и раздумал заканчивать.
У того остатки мозгов заняты другим.
28
Еще не созрев для возвращения внутрь, Агилар пошел вокруг здания. Позади него тянулся переулок, как женщина и сказала. Освещен он был скудно – пара фонарей, подвешенных высоко на здании, да тусклое зарево уличных фонарей поблизости. Пахло мочой, блевотиной и спиртным. Агилар почувствовал, как под ногами хрустит стекло. Чуть было не повернул обратно, но потом увидел на полпути через переулок сумрачный силуэт – вроде бы человек, вроде бы в отчаянном положении. Содрогался, упираясь ладонями в стену. Может, просто блевал, но Агилар хотел убедиться, что с ним все благополучно.
А потом увидел женщину. Стоявшую на коленях в грязище переулка перед мужчиной, мотая головой. Наверняка не скажешь, та ли самая из коридора, но в этом тусклом свете похожа. Значит, все-таки нашла того, кто удовлетворит ее потребности.
Агилар развернулся, испытывая отвращение и к себе, и ко всему роду людскому. Блуждал по парковке, пока не отыскал белый лимузин и шофер пустил его внутрь. Агилар опустился на роскошное кожаное сиденье. Все это – и поездка, и шикарный лимузин, и умопомрачительный номер в отеле, – все это оплачено кокаиновыми деньгами.
Ему еще не доводилось видеть столько этого добра за считаные минуты. Менее чем за час он встретил, наверное, десятки людей, употреблявших или искавших дозу.
Роскошь? Лимузины и номера отелей, жалованье и бонусы, которыми осыпает его дон Пабло? Это Агилару по душе. Он каждый месяц зарабатывает больше, чем родители заработали за всю жизнь. Живет так, что самому не верится. Само собой, пришлось перестроить свои принципы, подладить нравственный кодекс. Но это происходило капелька по капельке, по шажку зараз. Он наблюдал, как это происходит, и на каждом шагу делал сознательный выбор.
Однако сегодняшнее ахнуло его будто дубиной по башке. Он-то думал, будто кокаин заводит людей, помогает им действовать, придает чувство уверенности и ощущение жизни. Быть может, так оно и есть. Но воздействие наркотика куда более непомерно, более пагубно, и до сегодняшнего вечера Агилар этого не понимал. Он даже думал, что в кокаине есть нечто чарующее. Чары развеялись.