– Виктор, – подсказал Еланчук, – Жеволуб.
– Во-во! Слюнявая свинья! – Девица дернула плечиком, скривилась, видимо, воспоминания об охраннике не доставляли ей удовольствия. – Говорит, передай моему шефу, значит, вам, Юрий Петрович, мол, приболел, в больницу ложусь. Каково? Он приболел? Все, с концами, накрылись медным тазом!
– Все проходит, – философски изрек Еланчук и прошел в свой кабинет.
Что контору прикроют, Еланчук не сомневался. Почему так быстро? Жеволуб скрылся, это очень плохо и опасно. Когда он рядом, спокойнее. Сейчас он готовится к выполнению задания, то есть ликвидации своего бывшего шефа. Я не Гуров, мне не уберечься. Еланчук сел за стол, развернул газету и нервно зевнул. Потягаться в уме, теоретических выкладках я с сыщиком еще могу, а в острых ситуациях я против него пустое место. Почему пустое? Труп отнюдь не пустое место, это вполне материальное мертвое тело. Позвонить, что сказать? Просить, чтобы он меня спрятал в подвал, как мешок картошки на черный день? Только без нервов, приказал себе гэбист. Или ты не бывал на грани провала? Случалось, правда, тогда грозила лишь тюрьма. Он был человеком, прошедшим отличную школу, и быстро взял себя в руки, начал просчитывать ситуацию, пытаясь предугадать, где, как и когда собирается напасть Жеволуб.
От этого «увлекательного» занятия его оторвал телефонный звонок. Еланчук снял трубку, с удовлетворением отметив, что рука у него не дрожит, даже не потеет.
– Добрый день, вас слушают.
– Добрый, хотя и пасмурный, – произнес уверенный, слегка насмешливый голос. Еланчук сразу узнал Гурова. – Ваш ближайший приятель не вышел на работу, так вы не волнуйтесь, Юрий Петрович, человек жив и здоров.
– Он звонил секретарю, сказал, что болен, даже упомянул больницу.
– Врет. По моим данным, мужик здоров, сейчас либо пакует чемодан, либо уже уехал из Москвы. Он вернется не раньше чем через неделю. Кстати, я сегодня тоже улетаю на несколько дней.
– Даже так? – Еланчук замялся. – «Витязь» разорился, и его прикрыли, так что по данному номеру вы больше не звоните.
– Разорился? Вот беда! Капитализм – не только хлеб с маслом, а коммерция – не всегда купи-продай, – усмехнулся Гуров. – Я из своего отлета секрета не делаю, кому интересно, пусть узнает.
– Я вас понял, передам обязательно, всего вам доброго.
– Спасибо, счастливо оставаться.
Еланчук некоторое время разглядывал телефонную трубку как нечто малознакомое, бережно положил на место. Жеволуба выслали из города? Быстро работает Гуров. Как ему такое удалось? Естественно, он не может задействовать официальные органы, дал команду через агентуру. Но у сыщика угро, какой бы он талантливый ни был, нет и не может существовать агентуры под Жеволубом. Однако факт остается фактом: амбала убрали, неделя мне гарантирована. Как передать дезу, что Гуров улетает? Сыщик сообщил дезинформацию, сомнений нет, никуда он не улетает, выманивает наркотик из укрытия. «Витязь» прикрыл и выбросил на свалку за ненадобностью американец, тут также сомнений нет. Тогда он должен мне позвонить, каждый день звонит, сегодня появится непременно. А если он распорядился о моей ликвидации и успокоился? Так не бывает, человек должен получать подтверждение, что приказ выполнен. Гость обязан перестраховаться, тем более когда он имеет дело с русским исполнителем. Нельзя отходить от телефона, необходимо ждать.
Звонок раздался лишь в начале пятого.
– Здравствуйте, Юрий Петрович, – услышал Еланчук долгожданный голос и акцент, понял, что гость и полномочный представитель Организации сильно взволнован.
– Здравствуйте, рад вас слышать. Жду звонка с нетерпением, – быстро заговорил Еланчук. – У меня масса новостей. Начну с плохих. О'кей?
– О'кей!
– Наша контора разорилась, завтра начнут выносить мебель. – Еланчук не собирался демонстрировать свою осведомленность, что в кредите отказал именно американец. – Я остаюсь без крыши и без денег.
Гэбист умышленно начал с личных дел и денег, что совершенно естественно. Но главное, он хотел услышать ответ, по которому можно будет судить, поставили на нем крест или собираются еще сотрудничать.
– Плохо. Вам, русским, надо учиться бизнесу, – ответил американец. – Что еще?
– Мне лично достаточно, – с некоторым вызовом сказал Еланчук. – Заболел мой личный помощник. Якобы заболел, на работу не вышел, мне ничего не сообщил, передал через секретаря, что ложится в больницу. Я думаю, он врет и просто сбежал.
Еланчук, улыбаясь, слушал долгую паузу, представлял себе, как ошарашен «руководитель», как он клянет русских, на которых абсолютно ни в чем нельзя положиться, сколько денег ни заплати.
– Извините, тут меня отвлекли, – оправдывая столь долгое молчание, солгал американец. – Плохое вы сообщили, что хорошего?
– Один человек, который торчит в нашем бизнесе, как кость в горле, сегодня улетает из Москвы.
– Как вы об этом узнали?
По скорости, с которой был задан вопрос, Еланчук понял, что об отлете Гурова информация уже прошла.
– Источник надежен, – сдержанно ответил гэбист.
– Пожалуйста, конкретнее, Юрий Петрович. Я хотел бы сам оценить, надежен источник или не надежен. Насколько мне известно, у вас такового в «Стоике» просто не существует.
– Мне сообщил об этом секретарь генерального директора.
– Как его имя и откуда знакомство?
– Вы мне не верите? – обиделся Еланчук. – С сегодняшнего дня я безработный, в благодарность за прошлое я вам сообщил, что знал. Судя по разговору, вы не собираетесь продлевать мой контракт, соответственно я не должен отвечать на ваши вопросы. Мне искренне жаль, но…
– Юрий Петрович, вы неверно поняли, – перебил американец, видимо, испугался, что Еланчук положит трубку. – Ваш контракт, безусловно, продлевается, и я вам верю. Моя настойчивость и вопросы вызваны тем, что ваше сообщение очень интересно, хочется…
– Убедиться, что вы не придумали его от скуки, – продолжил Еланчук мысль американца. В подобных словесных дуэлях гэбист был мастер экстра-класса, чувствовал себя уверенно и, добавив в голос нахальства и нетерпения, продолжал: – Вам интересно и мне интересно, каким образом, если фирма ликвидируется, вы сможете со мной продлить контракт?
– В России могут многое, но отменить доллар даже русские не в силах.
– Звучит хорошо, – с некоторым сомнением пробормотал гэбист и вздохнул. – Я вам свой источник назову, но передать его кому-либо на связь не могу. Елена Владимировна – не агент, не осведомитель, а близкая подруга моей жены. Я устроил даму на работу, мы встречаемся, перезваниваемся, не более того. Вы довольны?
– Вы человек предусмотрительный.
– Профессия. Так когда и где я могу увидеть бумажки, которые не могут отменить даже русские?
– Дайте подумать. – И американец действительно задумался. – Хорошо, подходите часиков в девять к тому бару, где мы с вами встречались.
– Не пойдет, – категорически ответил Еланчук. – Что хорошо вчера, сегодня уже плохо. Возможно, ваш портсигар и превосходен, но у меня образование гуманитарное, к тому же я консерватор.
– Хорошо, я позвоню вам на квартиру.
– Согласен, только планируйте встречу на завтра. В девять вечера мне не объяснить жене, куда и зачем я уезжаю.
– О'кей!
– О'кей! – ответил довольно Еланчук, сожалея лишь о том, что Гуров не слышал, как гэбист блестяще справился с первым заданием.
А для Гурова этот день начался в шесть утра, когда раздался телефонный звонок.
– Извините, Лев Иванович, вы еще почивать изволите? – весело говорил Крячко. – Если вам требуется документ, я готов собственноручно написать справку, что вы гений.
– Нашел? – Гуров сел в постели, отшвырнул подушку. – Поздравляю, Станислав, ты настоящий сыщик! Приезжай, я готовлю завтрак.
Чайник не успел закипеть, Гуров только побрился, а Крячко уже вошел в квартиру, обнял друга, помял мускулистые плечи, заглянул в голубые глаза.
– Как ни мучилась, а родила! Это же надо! Ну и клял я тебя эти дни! Разуверился вконец, топтался на вокзале из чистого упрямства, а при встречах все ждал, когда ты очухаешься и отзовешь. Ну, ты молчишь, и я молчу, мы люди гордые.
– Гордый человек, умойся хотя бы, – Гуров подтолкнул Крячко в ванную. – Смотреть страшно.
Станислав стянул мокрую куртку, засаленный свитер, разделся по пояс, повесил одежонку на крючок в ванной, повернулся к Гурову, втянул живот, напряг мышцы, изобразил культуриста.
– Хорош, хорош! Где ж ты так извозился?
– Я же тебя просил, пошли в Рио, а ты – вокзал, вокзал! А российский вокзал – это огромадный скотный двор, только каменный, и скотина в основном пьяная.
Отмывшись, Крячко надел свежую рубашку Гурова, закатал рукава, быстро уничтожил сковороду тушенки с яичницей, зажал в ладонях чашку с кофе, откинулся в кресле.
– Подвиги совершать тяжело, главное – нудно. И рассказывать совершенно нечего. А жаловаться тебе на работу сыщика даже не смешно. Я ходил, смотрел, сидел и глядел, разговаривал с людьми о нашей сладкой жизни и приглядывался, ругал тебя последними словами и дремал. Сегодня в пять часов восемь минут я его увидел. Нормальный русский мужик лет сорока, роста моего, жилистый, хваткий, узнал его сразу, хотя в наших мастерских видел мельком.
– Ошибка исключена?
Крячко не ответил, одарил друга таким взглядом, что человек совестливый смутился бы, но Гуров лишь усмехнулся.
– Ладно, не пыли, давай думать дальше.
– Вперед? Обожди, дай передохнуть, погарцевать, собой покрасоваться. Ну, ты, Лев Иванович, гений, слов нет. Как ты угадал связь вокзала с мастерскими? Вот Орлов ахнет! Когда ты нам в тот вечер о своей версии поведал, я вида не подал, но решил, что ты умом двинулся.
– Я ничего не угадывал, Станислав. Бухгалтер был на вокзале, встречал свою пассию, на следующий день поехал на склад и тут же заболел. Ты, а не я предположил, что смертельную информацию человек схватил накануне убийства, и, что дело не в бумажках, тоже ты сказал. Я лишь слушал да складывал, и у меня получилось, что покойный встретил на Белорусском вокзале какого-то человека, а на следующий день столкнулся с ним на складе. Со свойственным мне эгоизмом я отправил тебя на вокзал искать неизвестного, нечаянная встреча с которым стоила человеку жизни. Я спал, ты работал, честь тебе и хвала!