Дверь распахнулась, и вошел Орлов в золоте генеральских погон, даже при орденах. Пересек кабинет, быстро взглянул на Гурова, протянул руку хозяину.
– Привет, Федул, вот и свиделись.
– Здорово, Петр! – Драч привстал, пожал генералу руку, усмехнулся. – Чего это ты вырядился?
Гуров тоже встал, вяло произнес:
– Здравствуйте, Петр Николаевич.
– Сиди! – Орлов махнул рукой. – Господин заместитель прокурора, утра не могли дождаться?
– Присядь, генерал, – Драч вышел из-за стола, обнял Орлова за плечи, усадил на диван, пристроился рядом. – Конечно, можно обождать и утра, только ночевать парню пришлось бы в камере.
Гуров то ли дремал, то ли бодрствовал, понять не мог. Увидел Крячко, который вмешался в разговор старых друзей, начал размахивать руками, сыщик слышал слова: «Санаторий… Врачи… Идиоты…» Он заставил себя встать.
– Федул Иванович, давайте оформим протокол, – Гуров сделал несколько шагов, вернулся в кресло.
Драч писал протокол быстро, задавая вопросы, не очень вслушивался в ответы, продолжал писать.
Принесли кофе, не растворимый, настоящий. Гуров выпил две чашки, подмигнул Крячко, который грозил ему кулаком. Драч протянул протокол. Гуров расписался где положено.
– Ну, ладушки, покончили с бумагами. – Драч закрыл папку. – Поговорим по-людски. Вы объясните мне, старому, какого черта вы залезли в такие дела? Занимаетесь охраной спекулянтов и торгашей, не лезьте, куда не просят.
Гуров передохнул, выпил кофе, услышав последние слова прокурорского чиновника, разозлился и пришел в форму.
– По-людски, говорите? Я полагаю, человек в согласии с совестью должен жить. Я за здоровье немцев, других европейцев либо американцев не беспокоюсь, тем более под пулю не полезу. Я именно по-людски жить хочу. Они с нами на одном шарике обитают, соседи, можно сказать. Ни дружить с ними, ни тем более любить их я не собираюсь, но по-соседски относиться должен. Они нам хлебушек, колбаску поставляют, у нас денег нет, так мы бартер устроили, а шлем взамен преступников и наркотики.
– Господин полковник в отставке на пути встал и каюк! – Драч усмешливо взглянул на Орлова, который никак не реагировал, сидел на диване, закинув ногу на ногу. – Молодец, полковник, больше наркотик через Россию не пойдет! – Он рубанул рукой.
– Демагогия! Лилипуты как Гулливера связали? Ниточками! Если я одну ниточку разорвать могу, значит, обязан разорвать!
– Да рви хоть одну, хоть несколько, только не втихую, не в обход людей уполномоченных!
– А кто уполномоченный? – Голос у Гурова стал тихим, вкрадчивым. – Вы, заместитель прокурора? Генерал Орлов, начальник главка?
Драч опешил. Крячко втянул голову в плечи, зная, что вкрадчивость друга добром не кончается. Лишь Орлов ухмылялся, согласно кивал.
– Вы, уполномоченные, не втихую, громогласно на защиту закона встаете?
– Оберегись! – Драч шарахнул кулаком по столу. – Чуешь?
– Чую! Кто в этом кабинете со мной последний раз беседовал, знал, что разговор слушают, и молчал? – Гурова понесло. – Мой друг, заслуженный сыщик, генерал, мне из чиновничьего кабинета с высоким потолком звонил и терпел! Это вы, лучшие из лучших! Я вас не виню, сам и того хуже! Если мы на компромиссы, даже на убийства ради достижения цели идем, так и результат по заслугам получаем.
– Какие убийства? – Прокурорский насторожился. – У тебя самозащита – не подкопаешься.
– Я сам знаю, чего у меня. – Забывшись, Гуров поднялся, начал расхаживать по кабинету. – Петр Николаевич, полагаете, наблюдение на платформе по неумелости засветили? Сто против одного, что умышленно.
– Вы свои оперативные байки балакайте, я отлучусь на минуту, – Драч сгреб со стола бумаги и быстро вышел.
Запал у Гурова кончился, он взглянул на друзей, продолжал вяло:
– Пока мы работали по носильщику с вокзала, все было в норме, как вышли на Депутата, тут засбоило, информация утекла. Кто-то пронюхал, за своего коллегу разволновался, связи с мафией не имеет, решил передать опосредованно, засветить наблюдение.
– А может, просто лопухи? – с надеждой спросил Крячко. – Петр Николаевич, приличных оперативников определить не могли?
Орлов не отвечал, поглядывал на Гурова и думал, как другу сейчас плохо. Федул не знает Леву, считает, что он застрелил бандита в горячке внезапно вспыхнувшей схватки. Глупости, просто Лева ошалел от злости: сначала менты на платформе вытворяли, потом сыщик увидел Жеволуба, понял, что тот все просек и транспортировку наркотика провалит. От автоматчиков на машинах ушел, снайпера перетерпел и захватил, канал выявил, и все зря? Он спровоцировал стрельбу и убил. Решил: раз я себя подставил, меня Бог простит. Он, может, и простит, с собой как быть?
– Чего молчишь, генерал? – В отсутствие постороннего Гуров перешел на «ты». – Умышленно засветились парни или по неумелости?
– Откуда мне знать? – солгал Орлов, понял, что сработали предатели. – У меня других оперативников нет, – для наглядности показал пустые ладони. – Кто остался, с теми и работаем.
– Ты бочку не кати, на нас свет клином не сошелся.
– А коли на тебе не сошелся, так не лезь, про Гулливера и ниточки байки не рассказывай.
Вернулся Драч, положил на стол папку с уголовным делом, сказал:
– Раз вы такие совестливые, за правду радеющие, подскажите, кто убил Байкова?
– Можно, но при одном условии, – ответил Гуров и опустился на свое место. – Дайте слово, что вы убийцу двое суток не арестуете.
– Чего? Петр, твой малый двинулся? – Заместитель прокурора не рассчитывал, что ему назовут убийцу, надеялся, что подскажут по делу хоть малость.
Орлов тоже удивился, но ответил сдержанно:
– Он не мой. Лев Иванович Гуров является гражданином России.
– И если он не треплется ради красного словца, так ответит за укрывательство…
– Таким манером, Федул Иванович, вы ничего не добьетесь, – перебил Орлов. – И убийцу не узнаете, и гражданина к уголовной ответственности не привлечете. Легче дать слово, а обиду проглотить.
Драч сел за стол, пролистнул уже распухшую папку, взглянул на Орлова и Крячко, который демонстративно отвернулся, затем на Гурова.
– Розыскники! Черти окаянные, креста на вас нет! – Он почесал седую шевелюру, рассмеялся. – Зачем тебе двое суток?
– Если вы сейчас убийцу возьмете, мафия трехнется, наркотик к покупателю не дойдет, – сказал Крячко. Терпение у него кончилось, да и не хотел он все грехи валить на друга. – Оно, может, и неплохо. Депутат ваш дражайший, радеющий за нас, сирых и убогих, из петельки выскочит…
– Еще один! А ты кто такой? – возмутился Драч.
– Прохожий я, господин начальник, на огонек заскочил…
– Все! – Орлов стукнул Крячко по лбу. – Здесь прокуратура!
– Дяденька, здесь драться не положено, – не унимался Крячко. Он долго молчал, теперь выпускал лишний пар.
– Федул, кончай с ребятами по-хорошему, – сказал Орлов. – Они надергались, устали, могут нахамить.
– Могут, – Крячко кивнул.
– Хорошо, ребята! Я даю слово, что, пока Интерпол не просемафорит, вашего убийцу никто пальцем не тронет, – сказал Драч.
Крячко взглядом спросил у Гурова разрешения, получил «добро» и ответил:
– На кой черт он нам сдался? Заберите его себе, ради бога! Григория Байкова убил коммерческий директор «Стоика» Егор Крупин.
– Белобрысый кузнечик? – Драч стал быстро листать дело. – Вы, ребята, тут маху дали. У нас три свидетеля утверждают, что Крупин пришел к Байкову в тринадцать сорок, а вышел из дома в шестнадцать. Ему вахтерша самолично дверь помогла открыть, он с замком справиться не мог. А в шестнадцать тридцать Байков разговаривал по телефону с дочерью и матерью, значит, был жив.
– Разрешите? – вмешался Гуров.
– Да-да, минуточку, – Драч перечитывал чей-то протокол допроса. – Минуточку, Лев Иванович.
– Вот так всегда, – шептал Крячко на ухо Орлову. – Я самолично убийство раскрыл, грядку мозолистыми руками перепахал, а они ягодки собирают.
– Молчи, Станислав, им сегодня все можно, – тихо ответил Орлов.
Заместитель прокурора огладил узловатыми пальцами бумаги, поднял взгляд на Гурова.
– У меня алиби Крупина сомнений не вызывает. Он ушел из дома до убийства.
– Обязательно, – Гуров кивнул. – Я обратил внимание на то, что Крупин попросил вахтершу открыть замок входной двери. Мы проверили: замок открывается свободно, и я насторожился. Крупину надо было иметь свидетеля своего ухода. В доме имеется задняя дверь, которая запирается на засов изнутри. Если его предварительно отодвинуть, то можно выйти из подъезда, обойти дом и вернуться незамеченным. Можно предположить, что юрист рассказал Крупину о звонке бухгалтера и о том, что покойный видел рабочего мебельного цеха на Белорусском вокзале в роли носильщика. Его разоблачение грозило провалом, и Крупин решил Байкова убить.
– Если так просто, шарахнул бы молотком, а не уходил, потом возвращался, – возразил Драч.
– Три человека видели, как Крупин пришел, надо было, чтобы существовал свидетель, который бы видел, как он вышел.
– Предположение.
– Верно, я и предполагал. Мне не нравился его демонстративный уход, возня с исправным замком, но на этом далеко не уедешь, тем более что не было мотива. Сначала Станислав нашел свидетеля, который видел, как Крупин в пять часов вернулся в квартиру Байкова. А чуть позже тот же Крячко нашел носильщика-рабочего, выявил мотив и замкнул цепь.
– Свидетель? – Драч взглянул на папку с бумагами, на Гурова. – На площадке три квартиры, мы опросили всех, никто никого не видел.
– Федул Иванович, поймите человека, который знает, какая возня происходила вокруг соседа, затем увидел, что к нему вернулся недавний гость, а чуть позже обнаружили труп. Человек стар и беспомощен. Захочет он идти свидетелем по делу об убийстве?
– Боевой генерал или его супружница, – пробормотал Драч. – А чего же вы, сукины дети, молчали?
– Потому что мы сукины дети и хотим, чтобы вы дернули всю цепочку транспортировки наркотика, а не оборвали одно звено.