должен поспать час-полтора. Когда вернется Верка, ты покормишь нас и дашь мне ключи от своей тачки. Возможно, нас не будет сутки или двое, но до нашего возвращения на телефонные звонки не отвечай и дверь никому не открывай. О плохом не думай. Я возвращусь, обязательно. Все поняла?
– Нет! – она помотала головой.
– Что же тебе не ясно?
– Зачем тебе Верка? – Маринин взгляд источал яд ревности.
– Ты знаешь что-нибудь о ловле на живца?
– Нет. Как это?
– Я и сам ни разу не пробовал, – усмехнулся я.
Глава 7
1
Отдохнуть перед рейдом в Новотроицк было просто необходимо. Однозначно, как говорит главный клоун российской политической арены.
Стоило ненадолго сомкнуть глаза, как в спальню ворвались Марина с Веркой и, перебивая друг друга истошными воплями, принялись совать мне под нос свои руки с оттяпанными ладонями.
– На, посмотри, что они со мной сделали, – вопила Марина, пока я безуспешно пытался уклониться от тягучих капель крови, падающих мне на лицо.
– А со мной! – плаксиво вторила Верка. – По-твоему, меня все это не касается, да? Мне тоже досталось!
Обрубок ее руки с толстой белой костью, торчащей из красного мяса, ткнулся мне в нос, заставив сдавленно вскрикнуть и отчаянно замотать головой, отгоняя наваждение. Фу ты, черт, надо же присниться такому! Кошмар рассеялся, реальность неспешно вплыла в мое сознание, но пронзительные женские голоса никуда не делись, продолжая звучать за неплотно прикрытой дверью.
– Ты здесь сбоку припека! Никто тебя не держит, можешь уматывать хоть прямо сейчас!
– Никуда я не уйду! Это квартира моего брата!
– Покойного, между прочим!
– Тем более! Я его сестра. А ты кто теперь?
– Вдова!
– Блядина ты, а не вдова!
– А ты!..
– А ты!..
Этот оживленный диалог мог продолжаться до бесконечности, и убаюкивающим он мне вовсе не казался, поэтому пришлось вставать и плестись усмирять родственниц.
– Что за шум, а драки нет? – процитировал я незабвенного Зощенко, появляясь в кухне.
В соответствии с классикой, после моей реплики словесная перепалка немедленно переросла в поединок с применением предметов домашней утвари. Верка вооружилась своей любимой кофейной туркой, но ее стремительный выпад был ловко парирован большим мельхиоровым подносом, отозвавшимся мелодичным звоном: бо-о-ом! Черным коршуном Верка налетела на Марину снова, норовя пробить оборону мельхиорового щита, а та не только защищалась, но и совершала короткие быстрые выпады, стремясь оттеснить противницу в угол.
Бом! Бом! Бом! – удары учащались, как и ожесточенное сопение двух эмансипированных дам, которые, как известно, нынче больше склонны к рукоприкладству, чем к рукоделию. Одна от колготок до свитерка вся в черном, другая в белоснежном халате, слегка окропленном кофейными пятнами, – они воинственно кружили по кухне. Я не стал дожидаться, пока одна из соперниц одержит решительную победу. Разоружив обеих, я развел их по разным углам и прочувственно сказал:
– Все. Закончите поединок в следующий раз. Если останетесь целыми и невредимыми. Сейчас это самое главное. Ты все свои дела закончила, Верунчик? Готова к экспедиции?
– С тобой хоть на край света, – заявила она, с вызовом поглядывая на Марину.
Врожденная стервозность уже подсказала ей, каким образом можно задеть родственницу побольнее, чем туркой или ногтями. Взвинченная, похорошевшая, разрумянившаяся – зелье, купленное на мои деньги, буквально перевоплотило Верку. Если бы мне никогда не доводилось видеть, во что со временем превращаются наркоманы, я бы даже возгордился творением рук своих. А так осталось лишь крякнуть да сделать вид, что я не замечаю неестественного блеска в Веркиных зрачках, расширившихся почти до размеров радужной оболочки. Не на реабилитационные же курсы мы с ней собирались!
– Так далеко мы не поедем, – сказал я самым нейтральным тоном, на который был способен. – Но на всякий случай захвати все, что тебе может понадобиться в течение суток, от силы – двух.
– Презервативы брать? – осведомилась Верка наивным голоском.
– Клизму, – порекомендовала Марина. – И губозакаточную машинку.
Она смотрела на юную соперницу с такой ненавистью, что я на всякий случай встал между ними и убрал поднос от греха подальше. И попросил у Марины какие-нибудь Мишины вещи, желательно потемнее.
– Они будут на тебя велики, – предупредила Марина, продолжая гневно зыркать на ухмыляющуюся до ушей золовку. – Ростом вы примерно одинаковые, вот только объем…
– Так даже лучше, – сказал я. – Неси.
Иного способа по-быстрому изменить внешность все равно не имелось, поэтому я готов был для пользы дела походить в мешковатой одежде с чужого плеча.
– Плохая примета, – заявила Верка, когда мы остались вдвоем.
– Переодеваться перед дорогой?
– Одеваться в вещи покойника. Смотри, как бы самому не сыграть в ящик.
– Ничего, – отмахнулся я. – А если и приключится такая беда, то ты уже с ног до головы в трауре. Шубейка у тебя, наверное, такого же жизнеутверждающего цвета, как и все остальное?
– Куртка, – поправила Верка, с вызовом глядя мне прямо в глаза. – Да, она черная. И трусы тоже.
– Не ожидал, что ты помнишь о таких мелочах, – съязвил я, вспомнив, как она вертела передо мной голым задом… И передом тоже.
– Если на дело нужно идти без трусов, то я готова, – сказала она с героической миной на лукавой физиономии.
– Пока сгодишься и так, – хмыкнул я.
– Пока?
– Уф! – демонстративно вздохнул я вместо ответа и отправился искать Марину, с которой общаться было в тысячу раз легче, чем с этой чертовкой.
При этом я уже подозревал, что легче – не обязательно лучше.
2
Проглянувшее сквозь тучи солнце озаряло капот «Сааба», раскинувшийся перед моими глазами, но я не сказал бы, что его зелень действовала на мою психику успокаивающе. Предстоящая задача увеличивалась в масштабах с каждым километром, приближавшим нас к Новотроицку, и, хотя мы еще даже не выбрались за пределы родного города, я уже всем существом находился на вражеской территории. Там мне предстояло заглянуть в глаза смерти – то ли чужой, то ли своей собственной. Убить Геворкяна или умереть самому – иной альтернативы попросту не существовало, вот почему я ехал навстречу опасности, вместо того чтобы избрать прямо противоположное направление. Но от своей прямолинейности задача не становилась проще. Та черта, за которую мне предстояло переступить в одиночку, при всей своей условности представлялась гораздо более реальной, чем окружающий меня мир.
Мимо проплывали битком набитые троллейбусы с темными прогалинами на заиндевелых окнах, и люди, теснящиеся в них, были во сто крат свободнее меня, с удобствами восседающего за рулем роскошного «Сааба». В окружавших меня машинах ехали счастливчики, которым не приходилось ощущать поясницей сталь тяжелого пистолета. Пешеходы, даже те, у которых озябли носы и уши, чувствовали себя комфортнее и увереннее, чем я, согреваемый потоком теплого ароматизированного воздуха и дружелюбным взглядом Верки, упертым в мой профиль.
– Дыру протрешь, – хмуро предупредил я, когда правое ухо и скула перегрелись от взора спутницы.
– А я к тебе присматриваюсь, – честно призналась Верка. – Хочу понять, нравишься ты мне или наоборот?
– В твои обязанности это не входит. Порошок свой получила? Вот и отрабатывай.
– Что же входит в мои обязанности?
– Был когда-то такой телесериал, назывался «Рабыня Изаура», – сказал я, не глядя на спутницу. – Лично я его не смотрел, но почему-то очень живо представляю себе главную героиню. Она скорее всего делала, что велено, и рот понапрасну не раскрывала.
– Мне запрещается раскрывать рот?
Вместо ответа я демонстративно включил радио. Не дождавшись от меня ни словечка, Верка обиженно фыркнула и полезла в сумочку, откуда были извлечены зеркальце, пакетик белого порошка и календарик, свернутый в трубочку. Она принялась колдовать над всеми этими тремя предметами с такой завидной сноровкой, что я подумал: да, недолго осталось ей ходить в начинающих наркоманках. Еще пару лет – и все, была Верка да вся вышла, ничего от нее не осталось. Разве что тень, блуждающая в поисках очередной дозы.
– Ах! – сладостно простонала она, откидывая голову на спинку сиденья. – Вот вставило так вставило!
– Ты бы не частила, – посоветовал я. – Съедешь с катушек, что я с тобой буду делать?
– От «снежка»? – Верка захохотала. – Да ни в жизнь! Это не тот случай. Заряд бодрости, вот и все. Никаких побочных эффектов.
Голос у нее стал мелодичным и непривычно мягким. Я невольно покосился на соседку: не подменили ли ее, случаем? Нет, рядом со мной сидела все та же худая девица в черном, мотала трехцветной головой в такт музыке и мурлыкала себе под нос вместе с «Иглз»:
– Велком ту зе хотел Калифорниа!
Я прервал песню на середине знаменитого рефрена и нашел в эфире нечто больше соответствующее своему настроению: вконец поседевшего Андрюшу Макаревича, призывающего не прогибаться под изменчивый мир.
– Ну ее, твою «Машину времени», – капризно заныла Верка.
– Не уважаешь?
– За что их уважать, пердунов старых? Задолбали своей моралью!
– А кто же тебе нравится?
– «Мумий Тролль»! – не задумываясь, откликнулась Верка.
– Так, – я загнул палец. – Дальше?
Но этим дело и ограничилось. Иных фаворитов у нее не обнаружилось, а все остальные были либо полным отстоем, либо дебильной попсой.
– Зря ты так кипятишься, – сказал я. – Попса нужна народу, как жвачка, прокладки, туалетная бумага, наконец. Никто не называет унитазы архитектурными памятниками, однако пользуются ими все.
Она громко засопела, и я уж решил, что обидел ее в лучших чувствах, когда обратил внимание, что Верка без конца ощупывает пальцами кончик носа и дышит поочередно то одной ноздрей, то другой.
– Насморк? – недовольно спросил я. – Этого мне только не хватало!