— Что это оно тебе вдруг? — взглянул чиновник поверх очков на Синицына. — Оно же закрытое.
— Не закрыто, а приостановлено…
— Ну, какая же разница? Ты же меня отлично понимаешь. Не работают по нему…
Синицын цепенел. Для чего задавать наивные вопросы, рассчитанные лишь на профана? Это же его прямая обязанность — крючки ставить на бумажках. Остальное Сидорова не должно волновать. В соответствии с требованиями закона он не может отказать следователю. О чем тут думать? Двигает челюстями, как вол на лугу…
— Прочитать надо, Петр Иванович. Посидеть, поразмыслить…
Петр Иванович, словно взаймы давал, поставил наконец закорючку на запрос и передал бумагу следователю.
Синицын с запросом в руках возвратился в прокуратуру. Девица взяла из стола ключи, и вдвоем они пошли в комнату напротив. Искать пришлось почти час. Синицын перерыл все полки и даже целую кучу в углу, но дело так и не нашел. Нет его в хранилище!
Не успокоившись на результатах поиска, он вошел к начальнику следственного отдела. Тот ворошил в руках газету. Слишком толстая попалась.
— Где дело? — спросил Синицын.
Глаза у того побежали по столу: дело? Какое дело? У него их куча, и за все он один отвечать не может.
— Но вы отвечаете за нераскрытые, Петр Иванович. Нет его в хранилище…
— Не может быть. Идем вместе смотреть.
Вдвоем они вновь переворошили стопки — и никакого результата.
— Ну, не знаю. Чтобы эта корка понадобилась кому-то. Там же материалов один рапорт был… — развел руки начальник.
Губы сковородником. Сама объективность и независимость, вместе взятые. Ничего не знает, но удивлен до крайности. Потому что не может такого быть.
Вот и почитал Синицын уголовное дело на досуге, которого и в помине-то нет. Майор возвратился в кабинет. Зря он все это затеял. Зря выступил против начальника. Ничего он не может один сделать. Тут система должна работать. Но когда эта система сама поражена болезнью, то она становится бессильной.
На часах шел пятый час. Рабочий день заканчивался. Далее шла его неформальная часть, когда нужно было еще какое-то время оставаться на месте и подчищать «хвосты».
Настроения у Синицына не было никакого. Два часа устукал на поиск приостановленного дела и не нашел. Словно его никогда не было. А ведь он точно помнил, потому что возбуждено оно было именно им. В нем находились несколько протоколов осмотра места происшествия, протоколы допроса свидетелей. Начинал это дело Синицын. Он же его и в прокуратуру передавал.
Неожиданный звонок вывел его из размышлений. Звонил Шилов.
— Как дела доблестного следствия? — спросил Шилов. И будто не было между ними тягостного разговора. Странная черта характера. — Слушай, я тут подумал над твоими вопросами. Знаешь, ты, наверное, прав. Приходи. Посидим. Обмыслим как следует. Но заранее предупреждаю: все не так просто, как тебе кажется. Придешь?
Естественно, Синицын придет. Действительно, странная черта характера у этого майора Шилова. Быстро забывает, о чем говорил. А может, наоборот. Возможно, он только тем и занимался, что все это время думал. Так упорно, что даже усомнился в самом себе. Решил пригласить Синицына. Значит, доверяет ему…
Следователь поднялся и оглядел кабинет, будто навсегда уходил из него. Нищему одеться — только подпоясаться. Папку разве что взять с собой с материалами, чтобы дома поработать можно было.
Он вышел из управления. Жара спадала. Через минуту он будет в кабинете у Шилова. Все-таки заинтересовался тот личностью их общего шефа. Дошло до него, что не может быть в жизни сразу несколько таких совпадений.
Перед тем как войти в здание, нужно пересечь липовую аллею. Синицын пересек бы ее, не встреться он взглядом со стариком. Чекист сидел на парковой скамье, опрокинув назад голову и засунув за пазуху руку. Он держался за сердце. На нем был серый поношенный пиджак и желтая рубаха. Они узнали друг друга. Взгляд Чекиста выражал страдание.
— Что с тобой, дед? — испуганно спросил Синицын. — Может, помочь тебе?
Но тот лишь качал головой. Потом произнес с трудом, сквозь зубы:
— Сядь рядом, — он указал глазами слева от себя и снова страдальчески закатил глаза.
Синицын присел рядом с бродягой. Он не мог пройти мимо. Он знал, что в прошлом это был настоящий «смершевец», участник войны и что поныне старик находится на связи со старшим оперативным уполномоченным Шиловым.
— Где болит у тебя?
— В груди… Сейчас пройдет. Уже легче…
Старик повернулся к нему лицом.
— Сейчас покажу, где колет… Вот здесь…
Чекист вынул из-за пазухи руку и неуловимо быстрым движением прижал ее к майорской груди. Удар был точным. Широкое лезвие, войдя меж ребер, враз перебило легкое и сердце. Чекист для верности, как по маслу, повел им вдоль ребер. Майор умирал на глазах, сжав стариковскую руку. Чекист высвободил ее из слабеющего захвата и зашептал в ухо:
— Не Чекист я. Тот давно умер. А я живу под его документами… Ведь правда не больно было? Ты даже не заметил… — и ощерился в хищной улыбке.
Молодая парочка наискосок ничего не заподозрила. Просто человек лег отдохнуть на скамейку, а второй, с виду бомж, помог устроиться поудобнее. Если б они присмотрелись пристальнее, то заметили бы, как на груди человека расплывается, набухая, мокрое пятно.
Бомжик неспешно поднялся со скамьи и пошел вдоль аллеи, держа в руках грязного цвета пластиковый пакет. Он выполнил задание. В аллее ему больше нечего делать. Когда надо будет, майор Шилов вызовет. Он знает, как его искать. Пока лучше упасть в тину и отлежаться до лучших времен. Если пронесет, то позже вновь можно будет возникнуть перед майором. Контракт, заключенный между ними лет десять назад, действует до сих пор. А пока им даже находиться вместе опасно. Самого могут израсходовать. На мыло, к примеру, пустить.
Он уходил за пределы области. Железная дорога прокормит…
Под головой у человека в аллее лежала пухлая папка.
Глава 15
Бутылочкин на глазах поправлялся. Он и без того был худ, существуя в последнее время как растение. А тут еще ранение. Пуля ударила навылет. Слава богу, что на пути у нее не оказалось костей. В таком случае рикошет внутри организма был бы обеспечен. Пуля вошла бы, скажем, под ключицей, но вышла бы где-нибудь в районе геморроя. Тогда никто бы уже не спас. Калибр со смещенным центром тяжести опасная вещь. Бутылочкин благодарил бога, что надоумил полоумного старика ехать в то время в город. И не на чем-нибудь — на автобусе, например, — а именно на теплоходе. Взгрустнулось деду. Решил рекой прошвырнуться на старости лет. Воздухом подышать.
Плечо после ранения стало шевелиться. Опять же главное в том, что кость не задета. И сосуды остались в целости. Разорвана лишь мышечная ткань и кожа. Нервы целы. Связки… Отлежится Бутылочкин и пойдет искать себе работу. Город — не село. Здесь можно выйти из положения. А семья пусть живет пока в поселке. Не больно-то он ей нужен. Пенсию получают по доверенности — тем и живут. Жена работает в детском садике поваром. Дети учатся в школе. Сейчас отдыхают, конечно, а зимой вновь пойдут.
Полковник читает газеты. Тоже интересуется работой. Но у него есть и другой вариант. Его приглашают назад, где он раньше работал. Наверно, Кожемякин так и сделает. А что ему терять. Он, может, еще и генералом милицейским станет. Сестра не надышится над ним. Улыбка с лица не сходит. Вот чудаки. А ведь он таскал им обоим записки, Николай, и теперь словно не с ним это было когда-то.
— Вот еще объявление, — бурчит под нос Михалыч. — Требуется охранник в ЗАО «Овощплодторг». Звонить с утра. Либо приезжать на служебном автобусе непосредственно на базу. Две вакансии. Предпочтение бывшим спецназовцам. До тридцати пяти лет. Я уже опоздал. И ты тоже… Молодых им давай. А тридцать семь — это для них уже вроде как перебор. Избаловался работодатель…
Бутылочкин молчит, слушая речь друга. Изменился Кожемяка. В глазах грусть. А ведь какой был парень веселый и остроумный.
Михалыч набирает номер телефона.
— Алло. «Овощплодторг»? Вам требуются работники в охрану? Двое. Оба спецназовцы. С прошлым. С кем я говорю? А как бы мне директора? Как его фамилия? Рябоконь? Очень приятно… Один старший прапорщик морской пехоты, спецназ. Другой — компьютерный маньяк. Но может быть и простым охранником. Насколько я понял, сегодня же можно подъехать? Через часок? Очень хорошо. А сколько платить собираетесь за наш героический труд?.. Нетелефонный разговор?.. Что ж, до свидания.
И старшему прапорщику:
— Слыхал? Работники нужны… Хочешь на работу? Как себя чувствуешь? Пройдешь комиссию? Нам как раз туда надо…
Вопрос, конечно, интересный. Голова если не закружится во время приседаний, то Бутылочкин готов.
— А ты тренируйся. Присядь для проверки…
Николай встает со стула и делает несколько приседаний.
— Вот видишь. Не упал. Значит, комиссию пройдешь. Кроме того, у них там не военкомат, и мы не призывники. Понял, для чего я тебе навяливаю?
— Нет пока. Чтобы деньги получать…
— Нет, дружок ты мой. Ты упустил из внимания фамилию. Это Рябоконь. Неужели эта фамилия тебе ни о чем не говорит? Именно он виновник нашей счастливой жизни. Надо позвонить Мартыну, чтобы никуда не уходил и был готов… Алло, Мартын, работать хочешь? Охранником у Коня Рыжего…
Мартын молчал. Он не представлял себя в роли охранника, в камуфляжной одежде, с револьвером на поясе.
— Понимаешь, надо… Согласен? Тогда подъезжай к немецкой церкви. Знаешь где?
Еще бы ему не знать! Каждый городской житель знает это место.
— Заводи технику и подъезжай. Буду ждать. — И Бутылочкину: — Собирайся. Едем на презентацию.
— Куда?
— Представлять будем самих себя. Сейчас только бумагу выпишу на вас обоих — и вперед.
Михалыч раскрыл контейнер и вынул оттуда два бланка с оттисками печатей. Осталось вписать сведения — и документы готовы.
— Ты будешь старший прапорщик, спецназовец, но ты не дослужил. Тебя из армии выперли за финансовые махинации. Вот справка об освобождении из колонии строгого режима. Должен клюнуть, стервоза. Но это в самый последний момент пойдет в дело. Если он рыло свое начнет воротить. Такую же и для Мартына заготовлю. П