— К утру отойдут. Зато выспятся. Придется будить… Уходим.
Они двинулись в обратном направлении. Свет был предусмотрительно выключен. В тоннеле стояла абсолютная темнота. Бутылочкин ждал у ворот. Едва ли он видел, что к нему приближаются. У него не было прибора.
Тем же путем Михалыч проводил их к ограждению. Бутылочкин, опрокинувшись на спину, нырнул под стену.
— Нормально, — послышался его голос.
Следом за ним таким же способом ушел Леонидов. В отверстии показался кулак с поднятым кверху большим пальцем. «Все хорошо». Вдалеке послышался вскоре звук работающего мотора: темно-синяя «семерка» увозила двоих мужиков.
Михалыч присыпал пути отхода высохшим сеном, вернулся к телеге и забрался наверх. Резидент поднял голову, пристально на него посмотрел, вздохнул и вновь ее опустил. Ему надоела трава. Он дремал. Стоя. Как и все кони…
Шел третий час ночи. Только что Михалыч ходил в тоннеле, подбирал отмычки к замку неизвестной конструкции. Только что Леонидов перекачивал на свой портативный компьютер информацию подпольной фирмы, и вот его уже нет рядом, как нет рядом и Бутылочкина. Их словно вообще здесь никогда не бывало. Светятся все те же звезды в вышине, да приподнялась из-за косогора над болотом опухшая багровая луна.
«Поздно, однако, ты. Без тебя обошлись…»
Луна всплыла над лесом и посветлела, сразу уменьшившись в размере.
А утром пошел долгожданный дождь. Он лил как из ведра. Михалыч успел спрятаться под телегу. Сверху, на телеге, остался брезент, придавленный травой. Михалыч завернулся в одеяло. Рядом с ним лежал пистолет-автомат. Все оружие, которое он имел с собой, он вновь привел в божеский вид. Рукоять шашки насадил на шейку клинка и вставил в ножны. В револьвере заменил ствол и вставил барабан. Снарядил его патронами. Патроны бутылочной формы. Не каждый имеет подобную убойную силу, как у револьвера. Со скорострельностью, правда, проблемы.
Резидент сиротливой глыбой стоял у телеги и подергивался после каждого громового раската. Михалыч вылез из-под телеги, стянул с нее брезент и накрыл им коня. В ответ тот тряхнул гривой и вновь опустил голову.
Михалыч нырнул под телегу. Промок до нитки за какие-то секунды. Натянул на себя одеяло и, вздрагивая с непривычки от наступающего холода, неожиданно задремал…
Глава 21
Мэр города Ушайска начинал заметно нервничать. К тому имелись все основания. Согласно последним данным, полученным из надежного источника, у Коня Рыжего творилось что-то невообразимое. Во-первых, помимо охранников частного охранного предприятия «Скат», этот господин взял на работу еще одного, можно сказать, с улицы. Во-вторых, взял также начальника УВД. Как будто эта фигура может кому-то принадлежать лично. А ведь известно, что «крыша» может быть только обшей. Под ней всем места хватит. В-третьих, принял на работу негра по имени Мартын, после чего из компьютера была похищена информация. Именно та, которую специально подсунули. Опять же виноват Рябоконь. На кой ему сдался негр. Программистов у него, видите ли, не хватает. И, в-четвертых, что у него там с дисциплиной? Охранники недавно передрались. Свет погас, и они в темноте умудрились разбить себе лица. В кровь. Даже в поликлинику пришлось обращаться. А сегодня вообще двое спали на посту. Улеглись на ящики у объекта и храпели до утра, пока Машка Безгодова на них не наткнулась и не позвонила. Теперь известно, как организована охрана у Коня Рыжего. И это при том, что тот взял на содержание ментовского бугая. Пригрел там какого-то дурачка. Посоветовался хотя бы. Все-таки у мэра больше возможностей. Хотя бы та же Машка. На самом деле Безгодова Марина Валериевна. Она давно работает на Шуру Хромового. А зарплату получает из двух рук. Сидит она как раз там, где перехлестываются теневые денежные потоки. Наверняка Рябоконь думает, что все у него схвачено, что держит он за хвост всех, кого надобно. Он ошибается. Мэр вращается в высоких кругах, встречается с богемными личностями. Он в курсе высокой политики. Рябоконь — запутавшийся в собственных финансах предприниматель, идущий по лезвию бритвы. И за ним нужен глаз. Потому что предприниматель в то же время для мэра — дойная корова.
Мэр нажал кнопку:
— Соедини меня с овощным деятелем…
Через минуту раздался звонок.
— Куликов слушает. Здравствуй. Как наши успехи? Охрана? Деньги перечислил? Я что хотел тебе сказать… Ты охраной своей занимаешься?.. Ну и что ж, что тебе не принадлежит. А ты куда смотришь? Этот у тебя там теперь… общий друг наш. Вот и занялся бы. Спят же ведь на постах. Как не спят?! Утром валялись без задних ног. На ящиках, в тупике… А ты бы как думал?! Конечно, известно. Высоко сижу, хорошо гляжу. Мне много тебе хочется сказать. Но лучше с глазу на глаз. Я сказал бы тебе и во-первых, и во-вторых, и в-третьих, но хочу спросить об одном: у тебя откуда там взялся дурачок, в звании казачьего полковника который? Где откопал такого? У тебя крыша, что ли, дымится? Ты хоть знаешь, кто этот человек? Знаешь?.. Тогда расскажи…
Рябоконь напрягся, вспоминая. Ему позвонил благочинный и заунывным голосом начал петь старую песню о главном: «Как прожить в этом мире и никого не обидеть…» Главного попа местной церковной иерархии беспокоили, как и всех остальных, денежные вопросы. Недостроенный храм без крыши. Народ просит о помощи власть имущих. Но те молчат, словно в рот воды набрали. Слово за слово, благочинный перевел разговор на бытовые темы. Мужик в помощники просится. Хочет помочь, но нечем. Беден. И, кроме того, явно глуп. Скорее всего дебил, а может, и того хуже. В казаках числится… Надоел, в общем. Нельзя ли его пристроить как-нибудь? Ведь Рябоконь не отказывал в прошлом и даже выделил досок на завершение дома для батюшки в Матросовском приходе. Бог не забывает благие дела…
— Ты хоть знаешь, Боря, кто он такой на самом деле, наш благочинный?! — перебил его Хромовый.
— Как кто?.. Регулятор ихний. Руководит…
— Это ясно… Но может, ты знаешь, кем он раньше был, твой благочинный? Не знаешь… — «Голова твоя дубовая», — чуть не вырвалось у мэра. Однако он сдержался и продолжил: — Мент! Вот кто твой батюшка! Может, ты даже в грехах ему каялся?! Нет?!.
Рябоконь замер в кресле. Он вдруг почувствовал, как вянет вокруг него собственная аура. Кажется, обделался наново Конь Рыжий…
— Чо молчишь? — бубнил Хромовый. — Было дело — скажи. Все равно исправлять вместе.
Мэр всегда готов помочь. За бабки он горы свернет. Тем более что при этом ничем не рискует.
— Для чего мне? Оказал спонсорскую помощь, и на том закончились все отношения.
— Это я так, пошутил… — убавил прессинг Шура. — Поглядывай за дурачком. Благочинный батюшка — это капитан милиции в прошлом. Перешел из той епархии в эту. Опером был, между прочим. Если кому-то кажется, что он на свет появился сразу с бородой и крестом, то сильно ошибается.
— Когда это было, — вяло сопротивлялся Боря.
— Когда бы ни было. А помнить надо.
Мэр замолчал, вспомнив информатора. Тоже, между прочим, из ментов. Но это уже совсем другая песня. Безгодова умела хранить тайну. А в закрытый рот, известно, муха не залетит.
— Присматривай там за ним, — еще раз напомнил мэр. — Дурак тем и опасен, что слишком искренен бывает. Пока. Звони, не пропадай, — и положил трубку.
Дело сделано. «Дойная корова» предупреждена. Хорошо, агент вовремя сработал. Хватка у Машки железная. Это только с виду она простофиля. На «покрасочные работы» с утра у нее уходит добрых сорок минут. После этого она сбрасывает информацию на другой компьютер через локальную сеть, делает девочкам ручкой и уходит в другое помещение, где проводит всю оставшуюся часть дня. Она раскидывает доходы по различным учетным статьям. Рентабельность получается у предприятия громадная. И пока что никто не обращал на это внимания. Мало ли почему у Коня Рыжего за реализацию дохлых кочерыжек получается такая высокая выручка. Клиентов знать надо. Некоторые, может, только тем и питаются. Сыроедение называется. Или, может, по-другому как…
Мэр взял в руки сотовый телефон и набрал номер Безгодовой. Пусть присмотрит там. Может, еще что заметит ментовским глазом. Раскусила ведь того негра. Подсунула ему бред сивой кобылы. Но негр, говорят, после этого попал на воинские сборы.
Телефон Безгодовой молчал. Любопытно, сколько она сама имеет от всех этих операций. Не может не иметь. Даже если бы через нее шел хотя бы тощий ручеек. Не может она. Беспорочность — это не про нее. Вот бы проверить, сколько у нее.
Наконец телефон ответил.
— Машенька, это опять Александр Ильич беспокоит. Я что хотел сказать… Этот мужик, который у вас появился, чем занимается?
— Траву косил! — крикнула в трубку Безгодова. По-другому она не умела.
— Так он что же, действительно того, с приветом?
— Похоже…
Она замолчала. Возможно, ждала других вопросов.
— Поглядывай за ним. Протеже у него ненадежный. Опером в прошлом служил…
Машенька задумалась. В трубке гудели сигналы отбоя, а она все держала ее. Потом положила. Что он хотел этим сказать? Пугает? Или предупреждает, чтобы не распускала по полу уши. Но она держит предприятие под контролем. У нее все в порядке. У нее семья. Муж. Муж в последнее время окончательно обленился. Сидит целыми днями у телевизора, а когда она приходит с работы, делает усталый вид. Устал, лежа на диване. Спрашивает, глядя на экран и тыча пальцем на ведущего:
— А что, он старше меня выглядит?
— Да, — смело отвечает она, — месяца на полтора…
Все это давно надоело. Развязать бы узел, да все недосуг: счета, реквизиты, переброс денег из одного угла в другой. Известное дело: отмыв денег. Придание купюрам легального статуса. И, главное, не забывать, когда, куда и сколько. Она всегда мечтала о такой работе. Не зря старалась, изучая компьютерные программы. О службе в Новосибирском ГУВД теперь можно лишь вспомнить да вздрогнуть. Постоянное безденежье, отсутствие квартиры и всего остального, что называется бабьим счастьем. Спасибо, Рябоконь помнил о ней по дяде. А она помнила все дядины счета в банках, знала связи. Через нее Рябоконь сделался тем Конем Рыжим. Однако между ними ничего нет. И ничего не может быть. Исключительно деловые отношения. Для всех остальных она здесь — моль. На штукатурку лица тратит по целому часу. Она об этом знает. Таков у нее имидж.