ткрылась дорога завоевателям в глубь русских земель. В свою очередь, когда наскоро собранные владимирские полки были разбиты под Коломной, а сам великий князь уехал в глухие заволжские леса собирать новое войско, другие князья явно не торопились к нему на помощь. Даже во время самого нашествия не прекращались усобицы. В 1239 г., между записями о разгроме монголо-татарами Переяславля и Чернигова, летописец спокойно повествовал о том, что князь Ярослав «взял град Каменец и княгиню Михайлову со множеством пленных привел в свои волости»!
Не лучше показали себя в годину тяжких испытаний и духовные феодалы — митрополит и многие епископы. Как правило, они бросали свою паству на произвол судьбы и бежали при приближении врага в безопасные места. Пример подал глава русской церкви митрополит Иосиф, грек по национальности: он исчез накануне нашествия и больше на Руси не появлялся. Бежал неизвестно куда при приближении монголо-татарского войска и рязанский епископ. Летописец сообщил об этом факте очень туманно: «А епископа уберег бог, отъехал прочь в тот год, когда рать Батыя оступила град». А вот где спасался от опасности ростовский епископ Кирилл, нам известно. Летописец сообщил, что он «избыл татар на Белоозере», в далеком северном городе, защищенном непроходимыми лесами. Даже когда совсем неподалеку, на реке Сити, стало собираться великокняжеское войско, епископ Кирилл не приехал в лагерь, чтобы напутствовать его на бой, и появился на поле битвы только после отхода монголо-татар, чтобы похоронить павшего Юрия Всеволодовича. Остались в живых после Батыева погрома также епископы галицкий и перемышльский, хотя их города были разрушены до основания. Черниговский епископ Порфирий, правда, остался в городе во время осады, но тоже не пострадал. По сообщению летописца, завоеватели увели его с собой, а затем с миром «отпустили в Глухове», небольшом городке на Сейме. Даже историк православной церкви Е. Е. Голубинский, которого трудно заподозрить в недоброжелательном отношении к духовенству, вынужден был признать, что «летописи не дают нам права сказать, что епископы наши оказались на высоте своего призвания».
Истинным «воителем за землю Русскую» был народ— крестьяне и горожане, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть неравной борьбы с монголо-татарскими полчищами. Героическая оборона русских городов, которые завоевателям удавалось брать, как правило, только после многодневных кровопролитных штурмов, осуществлялась обычно силами местного городского и сельского населения.
Так было при осаде столицы Северо-Восточной Руси города Владимира, покинутого великим князем накануне приступа монголо-татарского войска. Так было при обороне небольшого города Торжка, где в опасное время не оказалось ни князя, ни княжеской дружины, и городские стены защищало посадское население во главе с выборными посадниками. Ни от кого не получая помощи, жители Торжка две недели отбивали приступы Батыя — втрое дольше, чем великокняжеский Владимир! Так было при героической обороне Козельска, где князь «млад был», и инициатива обороны принадлежала самим горожанам, которые решили «не сдаваться Батыю» и сумели так организовать сопротивление, что грозный хан вынужден был два месяца стоять под стенами Козельска— дольше, чем у любого другого города. Так было и при обороне Киева, в котором тоже не оказалось князя, а обороной руководил «тысяцкий Дмитр».
Храбро, до последнего воина, защищались русские города. Горы трупов захватчиков остались под стенами Рязани, Владимира, Переяславля, Торжка, Козельска, Чернигова, Киева. Не раз русские дружины выходили в чистое поле встречать страшных степных завоевателей и в «сечах злых» на рубежах рязанских и владимирских земель, в глубине заволжских лесов, на укрепленных линиях Киевской земли наносили им тяжелый урон. Дорогой ценой заплатили монголо-татарские ханы за разорение русских земель: их войско оказалось ослабленным, обескровленным непрерывными боями.
Героическая борьба Руси против монголо-татарских завоевателей имела всемирно-историческое значение. После тяжелых походов по русским землям хан Батый уже не сумел собрать достаточных сил для победного нашествия на запад. Именно героическое сопротивление русского народа и других народов Восточной Европы (волжских булгар, половцев, аланов, племен Поволжья) сорвало планы монгольских ханов расширить границы своих владений до «моря Франков».
Народы Западной и Центральной Европы навсегда запомнили ужасы гуннского нашествия. Если бы русский народ ценой неимоверных жертв не обескровил полчища Батыя, новое нашествие кочевников могло бы быть еще ужаснее и опустошительнее. По словам революционера-демократа прошлого столетия А. И. Герцена, «татары пронеслись над Россией подобно туче саранчи, подобно урагану, сокрушающему все, что встречалось на его пути. Они разоряли города, жгли деревни, грабили друг друга и после всех этих ужасов исчезали за Каспийским морем, время от времени посылая оттуда свои свирепые орды, чтобы напоминать покоренным народам о своем господстве… Люди бежали из деревень, никто из жителей не чувствовал себя в безопасности… Именно в это злосчастное время, длившееся около двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе»[8].
Но и после Батыева погрома народные массы не покорились завоевателям. Потребовалось почти два десятилетия, чтобы монгольские ханы сумели обложить Русь регулярной данью. Неоднократно против завоевателей поднимались народные восстания. Они-то и помешали хану Батыю организовать планировавшееся раньше новое нашествие на запад.
Последствия монголо-татарского нашествия
Страшен был Батыев погром. Многочисленные жертвы и разрушения принес он Руси и навсегда остался в памяти народной как «черная година», как время величайших бедствий. Но зимний поход 1237/38 г. на Северо-Восточную Русь был только одним из этапов нашествия: за Батыевым погромом последовала серия новых монгольских вторжений в русские земли, приносивших все новые и новые опустошения и не дававших Руси возможности ликвидировать последствия первого удара.
В 1252 г. во Владимиро-Суздальскую землю вторгся ордынский царевич Неврюй. Его полки, перейдя вброд Клязьму и разгромив под Переяславлем-Залесским великокняжеское войско, «разошлись по всей земле, и людей бесчисленное множество повели до коней и скота (т. е. в ордынский плен. — В. К.), и много зла сотворили». Особенно пострадали от Неврюевой рати сельские местности.
В 1273 г. монголо-татарские отряды дважды «воевали Новгородские волости», подвергнув опустошению земли, не затронутые Батыевым погромом.
Два года спустя монголо-татарская рать, возвращаясь после похода на Литву, разорила земли около Курска. Летописец сообщил, что ордынцы «великое зло и великую пакость и досаду сотворили крестьянам, по волостям, по селам дворы грабя, кони и скот и имущество отнимая, и где кого встречали, то, раздев донага, отпускали».
В 1278 г., по сообщению летописца, «приходили татары на Рязань и много зла сотворили».
В 1281–1282 гг. ордынские рати дважды подвергали опустошению почти всю территорию Северо-Восточной Руси. Сначала войска ордынских полководцев Кавгадыя и Алчедая разорили северо-восточные княжества, затем пришла на Русь «рать многочисленная Турантемира и Алына и многих татар», которые тоже «много зла сотворили в Суздальской земле».
В 1283 г. монголо-татары разорили земли Воргольского, Рыльского и Липецкого княжеств.
В 1285 г. «царевич из Орды» снова «приходил на Русскую землю и много зла сотворил христианам».
В 1288 г. отряды завоевателей грабили рязанские, муромские и мордовские земли.
Особенно опустошительной оказалась так называемая «дюденева рать» 1293 года. По разрушительным последствиям летописцы сравнивали ее с Батыевым погромом. Монголо-татарские отряды прошли от Мурома до Волока-Ламского, «города пожгли, села и волости и монастыри повоевали и всю землю пустой сотворили». Ордынский военачальник Дюдень так же, как раньше это сделал Батый в «месяц февраль», «пленил градов 14», в том числе Муром, Владимир, Суздаль, Юрьев, Переяславль, Коломну, Москву, Можайск, Волок, Дмитров, Углич. Множество людей было уведено в плен. Не спаслись даже те, кто прятался от насильников в лесах: по сообщению летописца, ордынцы «людей из лесов изведоша». В том же году ордынское войско предприняло поход на Ярославль, где началось восстание против местного князя, известного своей дружбой с Ордой. По пути завоеватели еще раз разорили владимирские и переяславские земли, людей «одних посекли, а других в плен повели».
В 1297 г. снова «была рать татарская, пришел Олекса Неврюй».
Таким образом, после Батыева погрома, во второй половине XIII столетия, монголо-татарские орды еще не менее 15 раз опустошали Северо-Восточную Русь, причем четыре вторжения (1252, 1281, 1282, 1293 гг.) имели характер настоящих нашествий, приносивших разорение значительной части Руси. Русские города переживали период упадка. Везде, где проходили монголо-татарские орды, на месте цветущих городов оставались развалины, жителей убивали или уводили в ордынский плен. «Множество мертвых лежали, и град разорен, земля пуста, церкви пожжены, людей избили от старца до младенца, только дым, да земля, да пепел», — такими словами характеризовали летописцы состояние русских городов после монголо-татарских погромов. Серьезный удар был нанесен ремесленному производству — основе городской культуры. Ремесленников завоеватели массами уводили в плен. Вместе с мастерами Русь утрачивала их производственные секреты. Это имело особенно тяжелые последствия потому, что в условиях феодализма, когда сношения между отдельными землями ограничивались простым соседством, каждое изобретение в области производства приходилось делать заново в каждой отдельной местности, и было «…достаточно простых случайностей, вроде вторжений варварских народов или даже обыкновенных войн, чтобы довести какую-нибудь страну с развитыми производительными силами… до необходимости начинать все сначала»