Кстати, необходимо предупредить и Петровича. Еще один пулемет в деле лишним не будет. «Отважный» сейчас в рейсе к Сереге за очередным грузом и может получиться неприятная коллизия: вот он подходит (ни сном, ни духом, что тут происходит), и неожиданно становится свидетелем того, что нас на берегу идет жестокий бой. Поэтому нужно написать ему записку и отправить ее навстречу кочу на челноке с парой незамужних девиц-полуафриканок. Миновать друг друга у них никак не получится.
Тот же день. Поздний вечер. Двадцать километров к югу от Большого Дома, холм в центре современного Бордо, временный полевой лагерь 8-й, 9-й и 10-й когорт VII легиона.
Командующий отрядом военный трибун Секст Лукреций Карр.
Разведчики вернулись только поздно вечером, и возвращение их было печальным. Двое из них пострадали: у одного была окровавлена половина лица, другого, с раной в ноге, товарищи несли на самодельных носилках. Эти несчастные встретились с превосходящими силами врага и были вынуждены отступить, опасаясь полного окружения и уничтожения. Декан разведчиков, старый воин Луций Сабин, счел, что в его обязанности входит обнаружить врага и отступить в относительном порядке. В противном случае, если разведка погибнет в сражении, командование останется в неведении по поводу возможной угрозы.
Он же рассказал трибуну о том, как разведка столкнулась со странными воинами врага. Те были одеты во все зеленое с черными пятнами, и даже лица их были размалеваны зеленой и черной краской. Настоящие лесные духи, о присутствии которых можно скорее догадываться, чем видеть. И оружие их непонятно и внушает опасения. Оглушительный грохот и яркие вспышки, хорошо видимые под пологом леса, пронзительный визг летящих прямо в лицо мелких свинцовых шариков. Правда, эти шарики не в состоянии пробить даже пластинчатый доспех и поддетую под него кольчугу, не говоря уже о щитах, и поэтому опасны только для открытых частей тела, в то время как римские пилумы пробивают врагов насквозь. Он, Луций Сабин, сам видел, как упал вражеский воин, пораженный римским копьем в плечо, – а значит, это все-таки не духи или иные сверхъестественные существа, а живые люди. По-видимому, подобно галлам, неизвестные враги не знают, что такое доспехи, и сражаются, не обременяя свои тела защитой.
Сказав это, декан высыпал в руку трибуна горсть мелких свинцовых шариков, значительно более мелких, чем те свинцовые «желуди», которые мечут во врага болеарские пращники.
– И в то же время, – продолжил старшина разведчиков, – не создается впечатления, что поблизости расквартированы хоть сколь-нибудь значительные силы врага. Местность выглядит совершенно пустынной и необжитой, нет ни селений, ни дорог, ни даже приличных троп, а это значит, что имело место столкновение с очень небольшим гарнизоном дальнего форпоста, численность которого составляет центурия или две, что значительно меньше наличных сил нашего отряда…
– Свои соображения, дорогой Луций Сабин, – недовольным тоном сказал Секст Лукреций Карр, – можете оставить при себе. От разведки мне хотелось бы получить более подробные и достоверные сведения о силах врага, а не сплошные догадки и предположения.
– Из достоверных сведений, – сказал Луций Сабин, – можно упомянуть, что галлы, которых мы преследовали, встретили странные чужеземцы – причем не как друзей, а как вражеских лазутчиков. До того как мы сумели их догнать, они уже были схвачены, избиты и связаны и лежали на земле. Я подозреваю, что галлы сами шли по чьему-то следу, который и привел их к незнакомцам, а вот этого кого-то вражеские солдаты наверняка встретили как своих и специально ожидали в том месте, не будет ли за ними погони. Просто с двумя галлами они смогли справиться, напав из засады, а целый котуберний[25] римских солдат оказался им не по силам.
– Вы думаете, что, когда мы разбивали лагерь, поблизости от нас был вражеский лазутчик? – с сомнением произнес Секст Лукреций Карр. – Что же, это вполне возможно. В последнее время наши солдаты расслабились и не несли службу должным образом. А ведь на нас лежит огромная ответственность: мы должны доставить добытую нами казну племени васатов в распоряжение легата Публия Лициния Красса или даже самого проконсула Юлия Цезаря. Так что еще одна такая ошибка – и я буду вынужден просить о децимации[26] для всего нашего отряда.
Тут надо сказать, что лучше бы Секст Лукреций Карр не произносил этих слов, ведь разговор был не наедине и, помимо собравшихся на лагерном форуме центурионов, его слышало множество простых солдат и деканов. А быть казненными без вины, только по капризу слепого жребия и стремящегося выслужиться заносчивого сенаторского сынка, не хочет никто. Однако это не вылилось в какие-то конкретные действия, потому что пока брошенная для красного словца фраза трибуна не разошлась еще широко в солдатской массе. Но в перспективе это заявление могло иметь серьезные последствия, ибо до Юлия Цезаря и вообще до родной им Римской Республики не ближе, чем до Альфы Центавра (если бы «дорогие» римляне еще знали, что это такое). При этом некоторые центурионы обладают в солдатской массе достаточным авторитетом, чтобы претендовать на лидерство и самое главное имеют соответствующие амбиции.
Вот, например старший центурион Гай Юний Брут – стоит, сложив поверх панциря огромные волосатые руки. Из сорока двух лет прожитой жизни двадцать четыре года он находится в строю легионов. Его авторитет у солдат высок, но амбиций при этом не много. Хотя в случае необходимости старший центурион способен взвалить на себя ответственность и тянуть этот воз. Если бы решать пришлось ему, то он бы организовал все по-другому. Попав в незнакомую местность, прежде чем махать мечом и предаваться неумеренному грабежу (тем более что и профит с того грошовый), он бы сначала осмотрелся по сторонам и ознакомился с соседями. Но чего нет, того нет. Пока командует нынешний трибун, враги вокруг будут множиться как кролики под кустами, а перспектива печального исхода будет непрерывно увеличиваться.
Второй претендент на лидерство – это Марк Сергий Германик, сын германского военного вождя (о чем говорит третье имя Германик), попавший в римский плен и ставший рабом-телохранителем одного из сенаторов из рода Сергиев. Однажды он спас жизнь своему хозяину и был им отпущен на свободу с причислением к фамилии Сергиев. Обычное дело по тем временам. Не пожелав возвращаться на дикую родину, Марк Сергий Германик поступил в легионы и, используя свои способности и знания, быстро выслужился до декана, потом до опциона, а совсем недавно, перед самой Галльской войной – до центуриона. Авторитета у солдат он имел все же поменьше, чем Гай Юний Брут, а вот амбиции у него были большие. Если кто и задумался о том, чтобы сунуть проклятому Сексту Лукрецию Карру лезвие меча между ребер и натянуть все одеяло на себя – так это он, Марк Сергий Германик. Были у него сторонники и среди других центурионов. Прокл Корнелий Фавст, сын вольноотпущенника, «крестника» Суллы[27], записанного в римские граждане, приятельствовал с классово близким Марком Сергием Германиком и был готов поддержать во всех его начинаниях. Единственное, что до поры сдерживало двух авантюристов – это то, что пока жив Гай Юний Брут, большая часть легионеров пойдет как раз за ним и поддерживающими его центурионами-ветеранами. Но если старший центурион вдруг падет в бою, перед молодыми приятелями откроется великолепная возможность вскарабкаться на вершину власти. В отличие от военного трибуна, они уже поняли, что возвращения в Рим не будет (да не очень-то им и хотелось этого Рима).
А Секст Лукреций Карр тем временем думал над задачей, которую для него не сумел решить Луций Сабин, так и не выяснивший о новом враге ничего конкретного. Посылать туда разведку еще раз не имеет смысла. Сейчас там все наготове, и еще одна попытка окончится так же, если не хуже. Нет, надо поступить по-иному: промаршировать до места вражеского поселения максимально возможными силами, оставив в лагере одну или две центурии, после чего, увидев вражеские силы, принять решение на месте: атаковать или договариваться о мире. В поход следует выступать завтра на рассвете, с таким расчетом, чтобы оказаться на месте не позднее полудня. Если силы врага окажутся незначительными, как о том говорил Луций Сабин, а поселение будет выглядеть слабо укрепленным и достойным разграбления, то тогда следует атаковать, потому что есть надежда, что хоть там найдется так необходимое римскому отряду продовольствие.
Тот же день и час. сорок километров к северу от Большого Дома, ночная якорная стоянка «Отважного»
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.
Известие, которое мне привезли маленькие храбрые девочки Гаитэ-Герта и Фаитэ-Фая, в буквальном смысле ошарашивало. Сказать честно, о римских легионерах я говорил немного в шутку, опасаясь выходцев из более поздних времен; и вот она, новость: эти самые легионеры у нас уже на пороге, и если не сегодня ночью, то завтра утром придется с ними сражаться. И это неизбежно. Враг будет разбит, победа будет за нами, а живые мерзавцы позавидуют мертвым. Только так, и никак иначе. Люди, которые без всякой пощады истребили один из самых безобидных кланов, не достойны иного отношения. И при этом даже не возникает вопроса, откуда они тут взялись. Понятно, что оттуда же, что и остальные. Вопрос, который стоит передо мной, несколько иного рода. Не стоит ли мне сейчас плюнуть на риск, сняться с якоря и прямо так, ночью, полагаясь только на показания сонара, отправиться в плавание к Большому Дому? А вдруг враг нападет достаточно рано, и Андрей, сражаясь с ворами и грабителями, будет нуждаться в моей помощи и поддержке? К тому же потом мне потребуется своевременно принять участие в разделении побежденных на фракции агнцев и козлищ. А то нашему главному охотнику только дай порулить – потом костей не соберешь, ибо агнцев у него не будет, одни козлища.
Итак, решено: сейчас я окликну Алохэ-Анну, пусть готовит «Отважный» к отплытию. Надеюсь, у Большого Дома мы будем вовремя или даже чуть раньше и при этом сонар нас не выдаст, а Гаронна не съест.