– Княгиня Сагари, – сказал Сергей Петрович, – не просто жена и дочь аквитанских племенных вождей, но и хорошо образованная, волевая и целеустремленная особа. Насколько я помню, ее отец, прежде чем принять власть над своим племенем, служил у вас в ауксилариях, и именно он обучил дочь той добротной латыни, которую вы так хвалили. С волками жить, дорогой Гай Юний, по-волчьи выть. А сама княгиня Сагари не только не сломалась в клетке вашего эргастула, но и, в отличие от других своих соплеменников, мужественно пережила факт невозможности вернуться на родину, и к тому же, получив это назначение, не стала вымещать на вас вполне законные обиды мелочными придирками.
– Действительно, – согласился Гай Юний, – если не в центурионы, то в жены я бы эту особу непременно взял. Хозяйство у нее всегда было бы образцовом порядке, так что гвоздика не потеряется. С тех пор как госпожа Сагари стала нашим куратором, я могу не думать о том, вовремя ли накормлены наши парни, во что они одеты и нет ли в хозяйстве еще каких проблем. К тому же Ефимий, как оказалось, не такой уж и хороший врач. Из тех раненых, которых госпожа Марина приказала ему лечить, тридцать два человека все равно умерли, хотя остальные, ничего не могу сказать, быстро идут на поправку.
– По мне, – сказал Сергей Петрович, – чем меньше утончен тот или иной народ, тем приятнее иметь с ним дело. Яд обычно прячут именно в сладком вине. Что касается лечения раненых, то тут я полагаюсь на нашего специалиста. Если она сочтет, что у этого вашего Ефимия недостаточная квалификация или он недобросовестно относится к своим обязанностям, то он в один миг потеряет привилегированное место врача и отправится на лесоповал на общих основаниях…
Тут надо заметить, что только сотня здоровых легионеров суетилась непосредственно на месте постройки казармы. Остальные, разобрав топоры и пилы, отправились валить лес под командой младшего центуриона Луция Фостуса. На самом деле этот человек был старше всех остальных, и это звание он получил, повторно записавшись в легионы после полного срока службы.
Делянку легионерам нарезали там, где из-за недостаточной длины кабеля не могла работать оснащенная электропилами бригада Андрея Викторовича и Оливье Жонсьера. При этом вывоз древесины своими упряжными ослами осуществляли аквитаны княгини Сагари, а римских пленных никто не охранял. А зачем? Каждый котуберний коллективно отвечает за своих членов, и поэтому сам остановит потенциального беглеца, который захочет податься в темный лес и пожертвовать свое тело на корм диким зверям.
Да и, собствено, желающих бежать или как-то бунтовать не было, потому что жизнь легионеров почти не изменилась. У них только отобрали мечи и кинжалы, но командиры по большей части остались прежними, а вместо тренировочных занятий их направляли на работы по постройке казармы и валке леса. Кормили их при этом от пуза, густой похлебкой из овощей, мяса и рыбы, так что на голод никто не жаловался. Одну и ту же еду ели и вожди, и их подопечные, и пленные римляне, и освобожденные из римского плена аквитаны. Единственное, чего в рационе не хватало, это круп. Все зерно урожая этого года, включая бобовые, было оставлено на семена. Пройдет еще несколько лет, прежде чем в рационе племени Огня появятся различные каши.
Конечно, древесина, поступившая напрямую с лесоповала, была сырой, и постройки из нее должны были быстро прийти в негодность, – но ведь на появление римлян никто не рассчитывал, а потому лишнего запаса сухого леса у племени Огня не было, возможности же сушилки для дерева были крайне ограничены по объемам. Поэтому строить, причем без всяких хитростей, приходилось из того, что имелось под рукой. Такое же, только разбитое на маленькие клетушки, сооружение предстояло возвести и для аквитанов. Главное, чтобы эти люди, не болея и не умирая, пережили зиму, а по весне эти постройки можно разобрать, чтобы потом в течение лета возвести заново, на более капитальном основании и из качественных материалов.
При этом Петрович помнил, что, помимо постройки казармы для римлян и общежития для аквитанов, понадобится пошить восемьсот комплектов настоящей зимней одежды, в подавляющем большинстве рассчитанных на плечистых, мускулистых мужиков, а по этому вопросу придется планировать отдельную спецоперацию с походом на охоту в тундростепи. И это тоже было важно, но до самой этой зимней охоты задача не могла быть решена никаким образом. Пока шкур набиралось чуть более чем на сто комплектов зимней одежды, а местные ресурсы в смысле пушной охоты были почти исчерпаны. Основной дичью в этих краях были быстро редеющие дикие свиньи, а если вдруг охотничьим партиям и попадется олень или лось, то по летнему времени его шкура будет годиться только на ремни и подметки. Для пошива настоящей зимней одежды предпочтительней всего были шкуры северных оленей, убитых как раз в холодное время года.
Кстати, аквитаны, в отличие от римлян, несмотря на внешнее благополучие своего положения, грозили стать для племени Огня определенной проблемой. Подчиненные Гая Юния, убедившись, что на них не собираются надевать колодок, цепей, а также приставлять к ним надсмотрщиков и экономить на их питании, махнули рукой на все случившееся и активно влились в новую жизнь; тем более что она не очень отличалась от того, что они знали в легионах, разве что шагистики стало поменьше, а хозяйственных работ побольше – только и всего. Тем более что эти работы были нацелены на улучшение их собственного благополучия.
Аквитаны же, наоборот, в своей массе впали в какое-то вялое безразличие и лишь чисто механически выполняли указания княгини Сагари, которая на их фоне держалась в общем-то молодцом. Они потеряли свой дом, родных и близких, попали в чужой и враждебный мир, и теперь с трудом привыкали к его обычаям и порядкам. Подумать только: они попали в мир бога Эцая, покровителя знаний, где чудеса на каждом шагу… и чудеса эти не всегда добрые и могут больно укусить за пальцы, если умудриться сунуть их не туда куда следует.
И только дети, которых среди аквитанов было достаточно, попав под мудрое руководство Фэры и вернув себе силы обильным питанием, отошли от шока последних событий и принялись активно знакомиться со сверстниками, исследовать новый для них мир и учиться, учиться, учиться – пока что только новому языку. Теперь Петровичу следовало взять с собой переводчика (Виктора де Леграна или леди Гвендаллион) и переговорить с княгиней Сагари по поводу того, что период первичной адаптации закончен и, поскольку дети уже пошли в школу, взрослым тоже требуется начать учить священный язык знаний. Без этого никак: в стране бога Эцая жить – на его языке и говорить. И неважно, хотят аквитаны этого или нет – княгиня дала за них слово, и теперь они должны выполнять договоренность.
2 сентября 2-го года Миссии. Воскресенье. Два часа дня. Окрестности Большого Дома.
Княгиня Сагари (27 лет), темпоральная вдова и глава клана васатов-аквитанов.
Мир Эцая, как и ожидалось, встретил нас удивительными чудесами, по сравнению с которыми самодвижущаяся повозка, в которой ехали Эцай и Орци, а также гром без грозы, сделались самыми обыкновенными вещами. Не было никакой пещеры с заточенными внутри учениками. Было довольно большое поселение, где, вместе с богом знаний Эцаем, богом грома Орци, богиней Амалур и незнакомым мне божеством по имени Антон, покровительствовавшим кузнецам и гончарам, жило множество их учеников и последователей, принадлежавшим к самым разным народам. В мою бедную аквитанскую голову все никак не помещалось, как такое может быть, чтобы темные и светлые аборигены, пришлые кельты и люди из далеких краев могли жить и работать вместе, не ссорясь и не вступая в долгие бесплодные споры. Наверняка это все регулирует сам Эцай, который держит своих учеников в невидимой, но жесткой узде.
Кстати, римляне тоже были там, в поселении богов; не всех их убили гром и молнии бога Орци. Но теперь они ходили тихие и покорные, с опущенными головами. Былых горделивых победителей было не узнать. А то как же – могила с их приятелями, убиенными оружием богов, была еще не закрыта, и недостающая половина римского воинства лежала там, нагая и пересыпанная от моровых поветрий негашеной известью и золой из очагов. Ну что ж – достойная участь для собак, укусивших мой народ, а потом набравшихся наглости вторгнуться в обитель богов…
Но римляне были совсем не главным из того, что я увидела в этом удивительном поселении. Убедившись в их униженном и побежденном положении, я временно выкинула этих людей из головы, ибо они мне были больше не интересны. Гораздо большее любопытство представляли те, кто встречал наших освободителей из боевого похода. Первым были две ламии, которых звали Лялла и Лиза. У них не было ни рыбьих хвостов, ни крыльев, они не несли в себе зла, но все равно они представлялись сверхъестественными вечно юными существами, родственными Эцаю и Орци, а следовательно, были опасны для нас, простых смертных. Их adur[43] сиял почти так же ярко, как и у главных богов. При этом женщины-воины, которые с наступлением утра смыли черную окраску со своих лиц и рук (что означало, что они не были настоящими порождениями ночи) встретили ламий по-дружески и в какой-то мере даже по-родственному, как младшие сестры старших. При этом ничего сверхъестественного в наших освободительницах я не обнаружила. Обычные молодые женщины, только какие-то слишком уж резкие и бойкие, запросто держащие себя и с ламиями, и с богами. Но чего можно ждать от тех, кто живет вместе с сверхъестественными существами и рожает от них детей? Толкалась только у меня в голове какая-то неопределенная мысль, что часть из этих женщин мне совсем не чужие по крови, но только я никак не могла взять в толк, почему это так.
Но главное началось, когда мы пришли туда, где нам предстояло жить. Там нас встретила богиня Амалур и ее помощница из смертных по имени Фэра, примерно одного со мной возраста и положения. Нет, эта Фэра была уже не совсем смертной, но пока еще не стала полностью похожей на ламию. Ее adur уже пробивался откуда-то изнутри, будто первые язычки огня из-под груды сухого хвороста. Да, дей