й по образу и подобию Творца, научится созидать, а не разрушать; творить доброе, а не злое; и быть достойным Того, Кто вдохнул в него свою душу.
Еще святой отец ужаснулся рассказам Виктора де Леграна о жестокостях, к которым приводили вроде бы благие пожелания христианских теологов и государей будущих для него времен. Если Западная Европа в начале седьмого века в религиозном смысле пока оставалась достаточно спокойным местом, то Византийский Восток буквально кипел религиозными страстями. Из-за споров о природе Христа скрещивались мечи, пылали пожары и лилась кровь. В результате смут и гонений в пустыню превращались процветающие земли, а убийства громоздились на убийства. А потом та же участь ждет и европейские страны, которым еще предстоит пережить альбигойскую смуту, мадридские аутодафе и войны Реформации. И снова кровь, горе и пожары из-за кучки злобных дураков, жаждущих драки. Необходимо воспрепятствовать тому, чтобы нечто подобное повторилось и в новом мире. А потому догматы веры должны быть короткими, ясными и не допускать двоякого толкования, а высшей мерой социальной защиты для еретиков и смутьянов следует определить изгнание прочь из обитаемых земель. И вообще, такие вещи, как наказание и воздаяние за поступки, необходимо поручить Ордену последователей Андрея ап Виктор, чтобы они, действуя без гнева и пристрастия, с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками несли в мир божественную справедливость.
Да-да, в результате синтеза научного и божественного на свет было готово появиться нечто вроде просвещенной теократии с социалистическим уклоном. Не уравниловка, но минимально необходимые средства для здоровой и полноценной жизни должны быть у каждого. Эгоизм при этом порицается, а представители учения социал-дарвинистов с их мантрой о «не вписавшихся в рынок» высылаются в необитаемые земли, где они никому не смогут причинить зла. Сильное государство, примат общественного над частным, – но в идейном обосновании такого государственного устройства вместо марксистско-ленинской теории лежат божественные откровения. Согласно предварительных планов, первую официальную проповедь отец Бонифаций готовился произнести на празднике осеннего равноденствия. А пока он просто решил побеседовать с Гаем Юнием Брутом – чтобы поискать точки соприкосновения. Возможно, будучи оторванными от тех сущностей, которыми им представлялись олимпийские боги, римляне почувствуют себя осиротевшими и охотней пойдут навстречу новой для них религии. С аквитанами, кстати, отец Бонифаций, имевший сегодня с утра беседу с княгиней Сагари, вопрос уже решил. В их пантеоне присутствовал верховный Бог-Творец – Йайн Гойкоа. Для обращения их в новую веру требовалось сделать так, чтобы он стал главным и единственным богом, которому поклонялось бы это племя, а остальные снизошли бы до уровня ангелов и архангелов (если добрые) и демонов (если злые). Тем более что начало этому процессу положила сама княгиня аквитанов, сопоставившая известных ей богов с будущими апостолами (или архангелами) новой веры.
В конце этой беседы княгиня, убежденная красноречием священника, склонила перед ним свою голову и сказала, что уверовала в Единого для всех людей Бога.
В тот же час и миг. Окрестности Большого Дома.
Княгиня Сагари (27 лет), темпоральная вдова и глава клана васатов-аквитанов.
Сегодня утром я виделась с еще одним сверхъестественным существом. Когда я глянула на его adur, то чуть не ослепла, настолько ярким было сияние вокруг его головы. Насколько я понимаю, это земное воплощение верховного бога Йайна Гойкоа, который создал все сущее, и в первую очередь три основы жизни: Эгиа – мир духов, Экхиа – Солнце и Бегиа – свет тела. Сделав это, он почти не вмешивался в жизнь людей, поэтому его стали забывать. Но я, посвященная богине Амалур, помню все. И при этом неважно, что находящееся передо мной существо пытается изображать простого смертного, жреца самого себя, которого тяжело ранили римские легионеры, когда он вздумал заговорить с ними о любви и мире. Напрасные старания. Витая у себя в небесах, верховный Бог-Создатель забыл, как жестоки, жадны и самонадеянны бывают люди, а римляне по этим качествам далеко опередили другие народы. Право силы, грабеж и убийства – вот те божества, которым на самом деле поклоняются эти люди, до тех пор, пока не будут побеждены еще большей силой.
Именно поэтому Отци провел ту же проповедь мира куда успешней, чем Йайна Гойкоа. Язык несущих смерть громов и молний эти недоумки поняли гораздо лучше, чем слова о мире и любви, и теперь они стали такие мирные, что их и не узнать. После того как половину из них забрала смерть, они не только согласны жить в мире с обитателями селения богов, но и признали над собой их полную власть, и в первую очередь власть бога Отци, обрушившего на них ярость уничтожения. А Отци отдал часть этой власти мне, ибо заниматься некоторыми вещами богу-мужчине просто невместно. И теперь стоит прийти к ним в лагерь (например, проверить чистоту) – дежурные по палаткам встают навытяжку у своих жилищ и буквально едят меня глазами, опасаясь, что я найду у них какой-нибудь беспорядок. А я помню, что эти римляне вытворяли, когда только захватили нас в плен. Меня и моих дочерей, как высокопоставленных заложниц, чаша сия избежала, а вот многие мои спутницы, жены и дочери простых воинов, были изнасилованы с самой скотской жестокостью. А сейчас эти «герои» буквально шелковые. Или это всего лишь привычка к повиновению начальству, в которой они, как и во всем прочем, не знают никакой меры. Например, они до полусмерти излупили палками своего же товарища только за то, что тот просто шлепнул девушку по попе. И мнение девушки при этом совершенно никого не волновало. Они бы вдобавок отрубили этому несчастному голову, но Отци не дал им на то своего разрешения. Жизнь и смерть людей, давших клятву повиновения, это исключительно его прерогатива.
Но вернемся к жрецу, воплощающему в себе само верховное божество, которое тут называют Великим Духом, Творцом всего Сущего. С ним я могла беседовать и на латыни и на языке вибисков, и даже немного на том языке, на котором Эцай направо и налево раздает свои знания. Учит этому языку ламия Лялла, и получается это у нее хорошо. Почти так же хорошо, как соблазнять мужчин, и значительно лучше, чем изображать из себя простую смертную.
– Здравствуй, дочь моя, – сказало мне при встрече воплощение Йайна Гойкоа, – садись вон туда на табурет и давай поговорим.
Нет, это точно он, бог-создатель, какие могут быть сомнения… С виду такой кроткий, а внутри – неугасимый огонь. И смотрит так ласково, как не смотрел на меня даже родной отец. Ведь не зря говорят, что Йайна Гойкоа всех живых существ считает своими детьми. Правда, не очень-то он этих детей воспитывал, устранившись от всяческих дел, но тут, в диком и юном мире, когда люди еще совсем неразумны, все может быть совсем по-иному. И мы, попав сюда, тоже оказались под его опекой: и римляне, и все прочие; а Эцай, Отци, богиня Амалур – это только его помощники, претворяющие в жизнь какой-то великий план.
– Здравствуй, Создатель, – сказала я, садясь на табурет, – твоя недостойная дочь слушает тебя.
– Я не Создатель, леди Сагари, – ответило возлежащее на кровати существо, – я только его слуга. Ты можешь звать меня отцом Бонифацием, скромным служителем Божьим.
Ну точно как Эцай, Отци и Амалур – они тоже отказываются от своих имен и называют себя обычными людьми, хотя их суть видна каждому, кто умеет смотреть. Что ж, так, наверное, задумано…
– Хорошо, отец Бонифаций, – сказала я, сложив руки на коленях и опустив глаза в пол, потому что меня слепил его adur, – если ты хочешь, то я буду звать тебя именно так. Как бы тебя ни звали, твоя дочь ждет твоих речей…
Немного помолчав (возможно для того, чтобы собраться с силами своего смертного тела), воплощение Йайна Гойкоа заговорило.
– Времена изменились, – сказал бог-создатель, – и теперь у нас будут новые правила. Пройдет еще немного времени – и не будет ни римлянина, ни аквитана, ни русского ни француза, ни темных ни светлых аборигенов этих мест. Все сольются в один народ, во главе которого будут стоять умные, честные и добродетельные вожди, ибо так будет правильно. И Бог у нас будет только один – Великий Дух, Творец всего Сущего, прочие же боги станут либо добрыми ангелами при нем, либо злобными демонами, слугами Князя Тьмы. Скажи мне, леди Сагари – на чьей стороне будешь ты? На нашей стороне, или на стороне нашего оппонента из Мрака, который желает, чтобы люди жили отдельными, маленькими и слабыми племенами? Скажи, к чему склоняется твоя душа? Веруешь ли ты в Великого Духа, Творца всего Сущего, Небесного Отца, единого Бога для людей всех рас и племен?
Да уж – чего мы, аквитаны, не любим и боимся, так это Тьму. Во тьме живет все то злое, что делает нас несчастными, и даже римляне напали на нас когда тьма еще не успела рассеяться. Кстати, о том же, только другими словами, говорил и Эцай, не делающий различий между нами, римлянами, своими сподвижниками и жителями этих мест. А раз так, если боги сговорились между собой, то у меня просто нет иного выбора, ведь я дала слово жить по законам этого народа. Но воплощение Йайна Гойкоа спрашивает меня о другом. Рада ли я буду жить по этим правилам? Наверное, да. Как это ни удивительно, но, подчинившись правилам Эцая, я почувствовала покой и свободу, которую никогда не имела прежде. Да, я по-прежнему боюсь его и не хочу становиться ламией как Лялла, Лиза, Фэра и многие другие женщины, которые поменяли свою человеческую сущность на сверхъестественное могущество знаний…
Да-да, я поняла. Чтобы стать ламией, не обязательно спать с кем-то из богов в одной постели. И даже более того – этого будет совершенно недостаточно. Для этого необходимо с благодарностью принять из рук Эцая его отравленный дар и начать все больше и больше стремиться к раздаваемым им знаниям. Мы, аквитаны, все время полагались на защиту добрых богов и чурались лишних знаний лишь чуть меньше, чем тьмы. Но Эцай говорит, что отсутствие знаний – это и есть сама Тьма… Одним словом, я совсем запуталась в своих рассуждениях, но меня никто не стал торопить или принуждать. Недавно я, только чуть выучившись говорить на языке богов, осторожно спросила богиню Амалур, то есть Марину дочь Виталия, что будет, если я захочу выйти замуж за римлянина, а не за одного из местных вождей, то есть Эцая или Отци?