– Выходи, – ответила та, – Гай Юний Брут – хороший человек и сумеет сделать тебя счастливой… Надо только дождаться, когда у него закончится срок искупления, и тогда вы сможете соединить свои руки и сердца перед Богом и людьми.
Услышав это, я покраснела как овощ помидор, который Амалур выращивает на грядках, прикрытых особой прозрачной пленкой, и ничего не сказала богине. Этот Гай Юний Брут – он все время на меня так смотрит, как будто я – это не я, а ламия Лялла, которая голая купается в ручье, – смотри, но не тронь. А ведь он римлянин – значит, человек, который причинил аквитанам много горя. И пусть Отци, Эцай и их ученики уже сотворили священную месть, поставив римлян на место, но все равно другие женщины аквитанов, претерпевшие от римлян значительно больше меня, могут не одобрить, если я выберу в новые мужья кого-то из римлян, тем более их командира. А кого мне еще выбирать – пропахшего навозом погонщика ослов? Или юношу с быстро растущим adur, который в два счета сделает меня ламией, ибо, как говорит та же Лялла – «с кем поведешься, от того и наберешься»?
Нет, наверное, Амалур все же права, и Гай Юний Брут – как раз тот человек, который нужен для счастья усталой вдове. А то, что он не похож на Тибалта, это даже к лучшему. Я же все-таки не девочка, чтобы прятаться за иллюзии, тем более что мой бывший муж по соглашению с моим отцом владел только моим телом, но не сердцем. Тогда оно так и осталось холодным. Зато теперь, когда я ловлю на себе якобы случайный восхищенный взгляд, оно начинает биться часто-часто, будто хочет выскочить из груди. А может, это какое-то колдовство Эцая или самого верховного божества, которые хотят свести вчерашних врагов, положить их в одну постель и посмотреть, какое у них будет потомство… Но я не верю в эту мысль – такое было бы невместно для этих достойных существ. Сейчас я знаю Эцая значительно лучше, чем когда-то, в самом начале, и понимаю, что когда он говорит «белое», то это действительно белое, а когда говорит «черное», то это действительно черное. Ум в нем есть, и знания тоже (будь они прокляты), но хитрость отсутствует полностью.
И вот теперь воплощение Йайна Гойкоа предлагает мне, пожалуй, наилучший выход из всех возможных. Если не будет римлян и аквитанов, то никто не сможет осудить меня за чувства ко вчерашнему врагу.
– Да, Создатель… то есть отец Бонифаций, – сказала я, не поднимая головы, чтобы не ослепнуть от сияния adur, – я буду вместе с вами, ибо вижу, что нет иного пути из Мрака. Но ответь мне на один вопрос. Новые времена наступили только здесь или в нашем родном мире тоже?
– Там, – сказало воплощение Йайна Гойкоа, – они тоже наступят, ибо предчувствие перемен уже носится в воздухе. Только, с точки зрения обычных людей, это будет нескоро, и лишь для госпожи Истории девяносто лет – всего один миг. Но ты сейчас не там и никогда туда не вернешься, а потому тебе не следует печалиться по этому поводу.
А я и не печалилась. Первое решение, – согласиться на предложение Эцая, сделанное мне на месте разгромленного римского лагеря, – я приняла по велению долга, поскольку несла ответственность за оказавшихся здесь вместе со мной соплеменников и считала, что без моего согласия им грозят разброд и шатания. Второе решение, – обратиться в новую веру, проповедуемую воплощением Йайна Гойкоа, пришло по велению души, которая требовала, чтобы я изменила не только образ жизни (раз уж случились все эти события), но и образ своих мыслей. Отныне я верую в Великого Духа, Творца всего Сущего, Небесного Отца, единого Бога для людей всех рас и племен!
16 сентября 2-го года Миссии. Воскресенье. Полдень. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.
Присутствуют:
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня;
Андрей Викторович Орлов – главный охотник и военный вождь племени Огня;
Антон Игоревич Юрчевский – главный геолог, металлург и директор кирпичного завода;
Марина Витальевна Храмова – председатель женсовета и главный фельдшер;
Отец Бонифаций – капеллан и вероучитель племени Огня;
Гай Юний Брут – бывший старший центурион римского отряда.
Это не был в полном смысле этого слова совет вождей в расширенном составе, иначе тогда на эту встречу пришлось бы также пригласить младших вождей: Валеру, Гуга, Ролана Базена, выдвинувшегося в лидеры французского клана, Виктора де Леграна, госпожу Гвендаллион и госпожу Сагари. И в то же время это не были пустые посиделки – по поводу распития бочонка пива, к примеру… Нет. Это был совет старших вождей (включая отца Бонифация), куда пригласили бывшего старшего центуриона Гая Юния Брута, поскольку вопрос шел как раз о римлянах. Казалось бы, с момента разгрома римского отряда прошло всего три недели, но уже можно было делать о них определенные выводы, тем более что в костюмах Адама (с подачи Марины Витальевны) бывшие легионеры щеголяли всего один день, а после этого стали выглядеть почти как цивилизованные люди.
Поведение бывших легионеров характеризовалось как приличное, конфликтов с прочими группами, составляющими племя Огня, они не допускали, а инциденты со стороны отдельных буйных личностей ликвидировали собственными силами. И все же вождей настораживало, что на настоящий момент римляне с их условной лояльностью составляют сорок процентов от общего населения поселения и почти девяносто – от общего количества всех взрослых мужчин. Конечно, волчицы и полуафриканки, вооруженные огнестрельным оружием и приученные к такой же, как у римлян, дисциплине, могут составить им серьезный противовес, но таких моментов, когда одну группу населения, пусть пока и не равноправную, требовалось бы уравновешивать другой вооруженной группой, желательно все-таки избегать. Сергей Петрович таких методик не одобрял, и остальные вожди придерживались той же позиции. Все-таки не полицейское государство.
Поэтому можно сказать, что эта встреча продолжала тему той беседы, которую два главных вождя имели на окровавленном поле сразу после капитуляции остатков римского отряда: «казнить нельзя помиловать», – но только на новом, расширенном уровне. В условиях, когда в любой момент «сверху» мог быть сброшен следующий джокер, процесс интеграции и, главное, лоялизации римлян следовало ускорить; но пока никто не представлял себе, как это можно сделать. Бывшие легионеры продолжали быть вещью в себе – скорее, подчиняющиеся по необходимости, чем искренне лояльные, – и чтобы прояснить эту ситуацию, на Совет и пригласили бывшего старшего центуриона Гая Юния Брута. Ведь теперь это не поверженный враг, которому победители будут диктовать условия капитуляции, а пусть и неравноправный, но все же партнер. Он по-прежнему передвигался на костылях, в сопровождении совсем молоденького коротко стриженного лопоухого паренька, имевшего такую субтильную внешность, что даже удивительно, как того вообще взяли в армию.
– Терций Силон, – говорил по этому поводу сам Гай Юний, – приписал себе два года, чтобы записаться в легионы. Тогда на войну в Галлии римских граждан гребли всех без разбора. Выбор-то у бедняги был не велик. Или встать под орла, или самому продать себя в рабство, либо же сдохнуть от голода на помойке. Если бы парень знал хотя бы грамоту и имел хорошо поставленный почерк, то мог бы рассчитывать на должность писца с перспективой выкупиться обратно лет через десять-пятнадцать уже состоятельным человеком… Но чего не было, того не было, вот и пришлось малышу Терцию учиться махать мечом; хотя, сказать честно, мечник из него как из дерьма дротик…
Вот и сейчас молодой человек со всем почтением помог своему начальнику сесть на скамью, после чего принял из его рук костыли.
– Поставь их вон там, сынок, – ворчливо сказал Гай Юний Брут, указывая на угол, – и подожди меня за дверью. Когда ты будешь нужен, тебя позовут.
При этом, входя в помещение, бывший старший центурион не приветствовал присутствующих традиционным римским салютом, потому что уже был наслышан, что этот жест далеко в будущем был опоганен человеком настолько нехорошим, что по сравнению с ним Секст Лукреций Карр выглядел почти святым. «Проклятые германские варвары, – проворчал он, когда узнал об этом факте, – что им в руки не дай, все изгадят!»
Поэтому, усевшись на скамью и отпустив денщика, бывший центурион только вяло махнул рукой и на ломаном русском языке, будто хвастаясь своей способностью обходиться без переводчика, сказал:
– Я приветствовать вас все. Особенно ты, амиго Сергий. Крыша на казарма почти закончен. Еще один день, и мы больше не бояться дождь.
– И мы приветствуем тебя, Гай Юний Брут! – ответил Сергей Петрович. – Я рад, что постройка вашей казармы идет по плану, но сегодня мы позвали тебя, чтобы поговорить совсем на другую тему.
– Да, амиго Сергий, – насторожился бывший центурион, – я слушать тебя?
– Скажи мне, друг Гай Юний, – вместо коллеги спросил Андрей Викторович, – как настроение среди твоих людей? Что они думают по поводу своего положения и к чему стремятся?
– Дело в том, – добавил Сергей Петрович, – что мы ожидали определенных трений и недовольства с вашей стороны… а вместо того – тишина и все усердно трудятся. Нет ли тут какого-либо подвоха?
– Я не думать, что есть повод для тревога, – проворчал Гай Юний, покосившись на Андрея Викторовича, – парни вполне доволен. Кушать легионер иметь, много кушать и вкусно. Каструм строить. Хороший каструм, в Риме быть хуже. Вы делать свой договор, мы нравится или не нравится, должен выполнять. А кто недоволен, того мы сами бух-бух-бух, – как это будет правильно, – воспитывать. Тут им не заведение госпожа Фэра, нянька нет.
– И что, – спросил Антон Игоревич, – никто из твоих солдат не ворчит из-за того, что им надо подчинять варварам, носящим длинные штаны?
– О нет! – замахал руками бывший центурион, – вы все неправильно понимать. Варвар – он не в штанах, варвар в головах. Варвар не строить, варвар ломать. Варвар делать нападений, чтобы украсть сестерций, а сломать на миллион. Варвар не знать дисциплина, он сам за себя. Сегодня варвар с тобой дружить, завтра он враг навсегда, а потом наоборот. Варвар не знать порядок, он всегда сам по себя. Вождя он слушать, если захотеть, не захотеть – не слушать. Варвар не иметь план, а все делать как получиться. Варвар ничего не хотеть знать. Вы не варвар. Вы не нападать, а только строить, много строить. У вас крепкий дисциплина. Вы всегда делать план, ваш дом стоит один ряд, а не как у варвар…