Владельцы фабрик в большей мере, чем представители других классов, озабочены и заинтересованы вопросом интеллектуального развития своих работников. Когда последние хорошо образованы, а первые — настроены поступать по справедливости, тогда нет места противоречиям и забастовкам, а умы масс не засоряют демагоги, ими не овладевают временные и фракционные устремления.
Дж. Спринг в своей книге «Образование и развитие корпоративного государства» пишет: «В школе XIX в. развитие системы, похожей на фабричную, было неслучайным». Это явление перешло и в XX в., когда книга У. Бэгли «Управление классом» стала стандартным учебником по подготовке преподавателей и выдержала 30 переизданий. Автор писал: «Тот, кто должным образом изучает педагогическую теорию, может увидеть в механической рутине классных занятий те силы образования, которые мало-помалу превращают ребенка из маленького дикаря в существо законопослушное, готовое к жизни в цивилизованном обществе».
Именно в середине и конце XIX в. средняя школа стала помощницей индустриальной системы, а историю начали широко включать в школьную программу для развития патриотизма. Клятвы верности[124], сертификация учителей, требование наличия у них американского гражданства были введены как меры надзора как за качеством педагогической подготовки, так и за политическими воззрениями учителя. Также в конце столетия школьным чиновникам, а не преподавателям был поручен контроль за учебниками. Законы, принимавшиеся в различных штатах, запрещали некоторые их виды. Например, в Айдахо и Монтане были под запретом учебники, пропагандировавшие «политические» доктрины, а на Территории Дакота в школьные библиотеки не допускались «партийные политические брошюры или книги».
В противостоянии этой гигантской системе получения знаний и организации учебного процесса, служившей интересам консерватизма и покорности, появилась литература несогласия и протеста, которой приходилось преодолевать путь к читателю сквозь многочисленные препятствия. Г. Джордж, рабочий-самоучка из бедной филадельфийской семьи, ставший газетным журналистом и экономистом, написал книгу, вышедшую в 1879 г. и проданную миллионными тиражами не только в США, но и по всему миру. В его работе «Прогресс и бедность» выдвигался следующий тезис: основой богатства является земля, которая переходит в монопольную собственность, и единый налог на землю при отмене всех остальных даст стране достаточно средств, чтобы решить проблему бедности и равномерно распределить богатство. Возможно, читатели и не были убеждены в предлагавшихся автором решениях, но на примере собственной жизни они могли убедиться в точности его наблюдений:
Правда состоит в том, что благосостояние намного повысилось и поднялся средний уровень комфорта, отдыха и изысканности; но этот рост не является всеобщим. Нижний класс он не затрагивает… Эта связь нищеты и прогресса — великая загадка нашего времени… В рабочей среде существует смутное, но всеохватное чувство разочарования и горечи; распространено ощущение волнения и нависшей угрозы революции… Цивилизованный мир дрожит в ожидании великого движения.
Это может быть или скачок вверх, открывающий путь к прогрессу, о котором нельзя было и мечтать, или погружение вниз, которое вернет нас к варварству…
Другой вызов социально-экономической системе бросил Э. Беллами, юрист и писатель из западной части Массачусетса, написавший простым языком увлекательный роман «Взгляд назад». Автор книги засыпает и просыпается в 2000 г., обнаружив социалистическое общество, в котором люди живут и работают сообща. В течение нескольких лет был продан 1 млн экземпляров романа, где ярко и с любовью описан социализм, а по всей стране появились сотни групп, пытавшихся воплотить эту мечту в жизнь.
Оказалось, что, несмотря на энергичные попытки государства, бизнеса, церкви и школы контролировать образ мышления народа, миллионы американцев были готовы к жесткой критике существующей системы и рассмотрению других, альтернативных способов бытия. В этом им помогали великие общественные движения рабочих и фермеров, которые охватили страну в 80 —90-х годах XIX в. Эти движения пошли дальше, чем разрозненные забастовки и борьба арендаторов в 1830–1877 гг. Они стали общенациональными, в большей степени, чем когда-либо ранее, угрожавшими правящей элите, и более опасными тем, что предлагали иные пути развития. Это было время, когда в большинстве американских городов существовали революционные организации, а в воздухе веяло революцией.
Поток иммигрантов из Европы в 80-90-х годах XIX столетия заметно усилился. Все эти бедняги пережили мучительное трансокеанское путешествие. Приезжих из Ирландии и Германии было теперь меньше, чем итальянцев, русских, евреев, греков — выходцев из стран Южной и Восточной Европы, гораздо больших чужаков для англосаксов, чем ранее прибывшие иммигранты.
То, как различные этнические группы повлияли на раскол рабочего класса и каким образом развивались конфликты между этими группами, сталкивавшимися с одинаковыми трудностями, наглядно показано в статье из газеты богемских иммигрантов «Сворност» от 27 февраля 1880 г. В петиции 258 родителей и попечителей нью-йоркской школы Трооп, подписанной более чем половиной всех налогоплательщиков школьного округа, говорилось, что «у просителей столько же прав требовать преподавания богемского языка в государственных школах, сколько у немецких граждан — требовать преподавания немецкого языка… Возражая на это, мистер Воке утверждает, что между немцами и богемцами существует большая разница, или, иными словами, они [немцы] стоят выше».
Ирландцы, все еще помнившие о той ненависти, которую к ним проявили после их приезда, теперь получали работу в рамках новых «партийных машин»[125], которые нуждались в их голосах. Те, кто шел работать в полицию, сталкивались с недавно прибывшими в страну евреями. Тридцатого июля 1902 г. еврейская община Нью-Йорка собралась на похороны игравшего важную роль в ее жизни раввина, и произошли стычки со взбунтовавшимися ирландцами, которые сопротивлялись поселению евреев в их районе. Полиция преимущественно состояла из ирландцев, и в ходе официального расследования волнений выяснилось, что она помогала нарушителям порядка: «… против полицейских были выдвинуты обвинения в неспровоцированном и крайне жестоком избиении дубинками, но в результате их либо оправдали, либо оштрафовали, лишив жалованья за один день, но оставили работать в полиции».
Между вновь прибывающими возникала отчаянная экономическая конкуренция. К 1880 г. в Калифорнии насчитывалось 75 тыс. китайских иммигрантов, ввезенных в страну железнодорожными компаниями для выполнения самых тяжелых работ за гроши, и они составляли почти десятую часть населения. Эти люди стали объектом постоянных жестоких нападений. Романист Брет Гарт написал такой некролог на смерть китайца по имени Ван Ли:
Скончался он, мои почтенные друзья, скончался. Забит камнями до смерти на улицах Сан-Франциско, в лето Господне 1869 г., забит толпою подростков и школяров-христиан.
Летом 1885 г. в Рок-Спрингс (Вайоминг) белые напали на 500 китайских шахтеров, хладнокровно зарезав 28 человек.
Новые иммигранты становились разнорабочими, малярами, работали на каменоломнях и рыли канавы. Часто подрядчики ввозили их в массовом порядке. Один итальянец, которому сказали, что его везут в Коннектикут для работы на железной дороге, вместо этого оказался на Юге на добывавших сульфаты шахтах, где за ним и его товарищами в бараке и в рудниках наблюдала вооруженная охрана, а денег выдавали ровно столько, чтобы оплатить железнодорожный проезд и покупку инструментов, и их едва хватало на еду. Вместе с другими этот итальянец решил бежать. Они были схвачены. Под угрозой оружия им предложили продолжить работу или умереть. Когда беглецы отказались работать, их привели к судье и заковали в кандалы и отпустили только спустя пять месяцев после прибытия на рудники. «Мои товарищи поездом поехали в Нью-Йорк. У меня был лишь 1 долл., и, не зная ни страну, ни язык, мне пришлось идти туда пешком. Спустя 42 дня, в конце концов, я добрался до города совершенно изможденным».
Условия, в которых оказывались иммигранты, иногда заставляли их бунтовать. Современник писал, что «некоторые итальянцы работали в поселке у озера Дил в штате Нью-Джерси; не получив свою зарплату, они захватили подрядчика и заперли его в хибаре. Так этот человек и оставался в плену, пока шериф графства с собранным им отрядом не прибыл на выручку».
Развивалась эксплуатация детей-иммигрантов, которых или отдавали по контракту отчаявшиеся родители у них на родине, или попросту похищали. За детьми потом надзирали «наставники», что напоминало одну из форм рабства; иногда их отправляли зарабатывать в качестве уличных музыкантов. Толпы таких ребят наводнили улицы Нью-Йорка и Филадельфии.
Когда иммигранты становились натурализованными гражданами США, то попадали в сферу действия американской двухпартийной системы. Им предлагали соблюдать лояльность в отношении одной из двух партий, и таким образом политическая энергия этих людей перетекала в форму участия в выборах. В ноябре 1894 г. иммигрантская газета «Италия» призывала итальянцев отдавать голоса Республиканской партии:
Когда американские граждане, родившиеся за границей, отказываются связывать себя с Республиканской партией, они ведут войну с собственным благосостоянием. Республиканская партия отстаивает все то, за что борются народы Старого Света. Она выступает за свободу, прогресс, порядок и закон. Она — самый стойкий противник правления монархического класса.
В 80-х годах в страну прибыло 5,5 млн иммигрантов, в 90-х годах — 4 млн. Их присутствие позволяло сдерживать рост заработной платы. Приезжавших было проще контролировать, они оказывались более беспомощными, чем местные рабочие. Между иммигрантами, очутившимися в чужеродной культурной среде, возникали противоречия, и потому они были полезны в качестве штрейкбрехеров. Часто работали и дети вновь прибывших, что только усиливало проблему избытка рабочей силы и безработицы. В 1880 г. в США трудились 1 млн 118 тыс. детей в возрасте до 16 лет (т. е. каждый шестой). Поско