Вместе с Ильей-пророком и Михаилом-архангелом, приписывает народ св. Николаю-чудотворцу участие в перевозе душ христианских через реки огненные, отделяющие пределы земные от мира загробного. Среди благоуханного рая, под густым навесом «племенитаго лавра», распустившего во все стороны света белого свои ветви золотые с листьями серебряными, «на святом ложе», усыпанном пестрыми цветами духовитыми, лежит-почивает «святой отец Никола». Приходит к нему, — говорит сказание, — Илья-громовый. «Вставай, Никола, пойдем в лес, построим корабли и давай перевозить души с того света на этот!» Это предание повторяется с одинаковой точностью у всех славянских народов, — что является явным доказательством нерушимой духовной связи даже у разъединенных судьбами единокровных братьев.
Уделив св. Николаю-чудотворцу обширное место в области своих чудесных сказаний, окружив его имя вереницею обычаев и поверий и рассыпав вокруг него яркую россыпь пословиц, поговорок и всяких речений, народ не забыл о нем и в своих заговорах. Вот один из последних (самый немногословный): «Завяжи, Господи, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье уста и язык на раба Божия (имярек) зла не мыслити. Михайло-архангел, Гавриил-архангел, Никола-милостив! Снидите с небес и снесите ключи и замкните колдуну и колдунье, ведуну и ведунье и упырю накрепко и твердо. И сойдет Никола-милостив, и снесет железа и поставит от земли до небес, и запрет тремя ключами позолоченными, и те ключи бросит в окиян-море; в окиян-море лежит камень алатырь: тебе бы, камню, не отлежаться, а вам, ключам, не выплывать по мое слово!»…
"У того ли, у Николы можайского,
Те мужики новгородские сходилися,
На братчину, на Никольщину,
Начинают пить канун, пива ячныя»…
Так пелось в старинной песне, занесенной Киршею Даниловым в его «Древния русския стихотворения». «Никольщина-братчина» справляется и в настоящее время в некоторых местностях, преимущественно в северных губерниях. Это — «обетный» праздник, готовясь ко встрече которого, варят всею деревней, на общий счет, пиво, распиваемое до последней капли в один день (кроме «Николы зимнего» это блюдется и в некоторые другие праздники). В старину на Николу приносили «мужики новгородские» к обедне в церковь жареных петухов, баранину и караваи хлеба. Часть этого отдавалась причту церковному за молебен, а остальное — шло на угощение съезжавшихся и сходившихся на братчину. «На братчину ездят незваны!», «Братчина судит, ватага — рядит!» — говорят в народе. — «На Никольщину и друга зови, и ворога зови, оба друзьями будут!» — добавляет он в другом изречении, намекая на то, что за одним столом с братающимся людом сидит и Яр-Хмель, общий примиритель. «Николить» — праздновать Никольщину — является в то же самое время равнозначащим словам: пить, гулять, пьянствовать. «Наши заниколили», говорят в народной Руси, любовно относящейся к своему «веселию», но тут же следом приговаривают: «Что наковал, то и прониколил!», «Дониколился до сумы»… Крылатое слово народное рисует яркую картину деревенского веселья, связанного с зимней Никольщиною. Вся эта картина составлена из поговорок, вроде: «Веселилась Маланья на Николин день, что мирскую бражку пьет, а того Маланья не ведает, что за похмелье мужиков бьют!», «Звали бабы Никольских ребят брагу варить, а того бабы не ведали, что ребята только брагу пьют!», «На Никольщину едут мужики с поглядкой, а после Никольщины валяются под лавкой!»; «Знать мужика, что Никольщину справлял, коли на голове шапка не держится!»… В таких поговорках народ сам подсмеивается над своим обычаем; но он же все-таки не так-то уж строго порицает этот последний, если и теперь повторяет старые слова: «Никольщина красна пивом да пирогами!», «Для кума Никольщина бражку варит, для кумы пироги печет!», «Городская Никольщина на санках по улице бежит, а деревенская в избе сидит да бражку пьет!», «Горевал мужик по Никольщине, зачем она не целый век живет!»
Сохранились в памятниках народного изустного творчества и другие изречения, обнаруживающие подкладку, имеющую значение для изучения летописей быта русской деревни: «Никольщина не ходит с поклоном на барский двор!», «Позывала Никольщина барщину в гости пировать, а того Никольщина не ведала, что на барщину царем от Бога навек заказ положен!» и т. д.
Зимний Никола, однако, запечатлевается в памяти русского крестьянина не только всем приведенным выше. День, посвященный Церковью памяти святого угодника Божия, ведающего «все воды и все броды», был в старину (а местами остается и до сих пор) днем первого хлебного торга. «Цены на хлеб строит Никольской торг!», «Никольской обоз для боярской казны дороже золота!», «У доброго мужика и на Никольщину торг стоит!»… Длинная цепь подобных этим, подсказанным многовековым хозяйственным опытом, поговорок замыкается наиболее точною из них: «Никольской торг всему указ».
LIIСпиридон-солноворот
Двенадцатое декабря, день, посвященный Православной Церковью памяти святого Спиридона, в неписанном народном дневнике является отмеченным совершенно особыми приметами-поверьями, присвоенными исключительно ему. Это — день, когда, по народному преданию, приближающемуся к действительности — «солнце поворачивает на лето, а зима — на мороз».
Поэтому-то всегда непременно к имени воспоминаемого в этот день святого и присоединяются прозвища: «солноворот», «солнцеворот», «поворот» и т. п. «На Спиридона-солноворота медведь в берлоге поворачивается на другой бок!» — говорит деревенский люд. — «После солноворота хоть на воробьиный скок да прибудет дня!» — добавляет он к этим словам, выводя такое заключение из своих непосредственных наблюдений над обступающей его быт природою.
Эти же самые наблюдения заставляют его повторять каждое 12-е июня, в день «Петра-капустника-поворота» (св. Петра Афонского) приметы: «С Петра — солнце на зиму, а лето на жары!», «Солнце с Петра-капустника укорачивает ход, а месяц идет на прибыль!». 24-го июня, на Иванов день, совершается, — говорят в народе, — первый торжественный выезд солнца в далекий зимний путь: дни с этой поры начинают уменьшаться, а ночи — прибывать все заметнее.
По одному старинному сказанию — солнце, выезжая с зимнего на летний путь, не знает расстилающейся перед его огненными взорами новой дороги. Дева-Зоря (богиня) ведет его по небу, каждым утром умывает его росой до тех пор, пока она выступает на земной растительности. Другое сказание говорит, что с лета на зиму поворачивает «колесо солнца красного» бог-громовник — Перун, отождествленный впоследствии с грозным Ильею-пророком, объединившим в себе по народному представлению, главнейшие особенности языческих божеств древнеславянского Олимпа.
По словам этого сказания, призванный повернуть солнцево колесо и освежить удушливый летний воздух Перун совершает этот подвиг во мраке ночи. На темном небе, по его воле, загораются-расцветают яркие огненные цветы молний. Тучи и реки озаряют блеском «грозового пламени»; дубравы бьют челом Матери-Сырой-Земле, потрясаемые грозной бурею. Громовые стрелы разбивают облачные горы, открывая затаенное в их подземных скрынях золото солнечных лучей. Все это неизменно сопровождается целым вихрем буйных плясок, игр и песен злых духов.
Выехавшее в зимний путь солнце, что ни день, теряет свою плодотворную силу, оживляющую недра земные. Блекнет зеленый наряд природы, замолкают одна за другой певчие птицы, зреет и снимается с полей хлеб, засеваются новые озимые поля, собирается в отлет и покидает Русь перелетное птаство, засыпают на зимнюю пору мухи, свертываются клубками и также засыпают змеи. И вот матушка-зима появляется на земле во всей суровой красе своей, со вьюгами-заметями, ледяными мостами, сугробами сыпучими, морозами трескучими. Злые силы, затемняющие силу света солнечного, забирают на земле все в свою власть, заставляющую даже и не особенно зябкого человека прятаться-хорониться в хату от стужи и согреваться искусственным теплом. Неприветливым-затуманенным взором смотрит на землю небо, все реже и реже освещаемое солнечными лучами, как будто и само красное солнышко собирается в эти покоренные зимой студеною угрюмые дни если не умереть, то заснуть тяжелым, полным зловещих сновидений томительным сном.
Наступает, однако, и конец росту силы-власти ворогов светла и тепла, — приходит на землю Спиридон-солноворот. И словно возрождается светило светил небесных. По древнему, не отжившему и до сих пор своего века на Руси поверью, рядится красное солнышко в праздничный сарафан свой, убирает волосы серебряные золотым кокошником и садится на свою телегу, запряженную лихой тройкою — конями серебряным, золотым и алмазным — и поворачивает их на летнюю дорогу. Чем ретивее погоняет оно своих коней, тем трусливее поджимают хвосты демоны мрака, чувствуя, что приспевает конец их своевольничанью на Святой Руси.
Солнце, круто поворачивая с зимы на лето, словно возрождается к новой жизни с новой силою, — хотя и говорит народ, что со Спиридона-солноворота до Нового года день прибавляется всего только на «куриный шаг «или даже и того менее — «на гусиную лапу». Радуясь победе источника света над силами тьмы, наши отдаленные предки разжигали по горам и пригоркам костры. Даже и теперь в некоторых местностях сохранился в деревенской глуши обычай чествовать первый поворот солнца зажиганием костров в ночь на 12-е декабря, — хотя, — обыкновенно, справляют этот переживший века обычай старины в другое время: в ночь под Рождество, под Новый год или в крещенский сочельник.
Весь декабрь-месяц считался в старину месяцем благотворного возжигания солнца всемогущим Перуном-громовником на радость всему жаждущему тепла и света на земле. В малорусских и белорусских местностях, где долее, чем где бы то ни было на Руси, сохранялись древние народные обычаи, еще не так давно — в честь предстоящего торжества солнца — варилось к Спиридонову дню пиво, а затем, начиная с этого числа, откладывалось ежедневно полено дров. Накануне Рождества Христова, — когда набиралось двенадцать отложенных полей, — ими, с благоговейной молитвою, затапливалась печь на святой вечер.