серенького зверька русскому пахарю, когда об иную пору мышиный народ у него чуть не весь хлеб на гумнах да по амбарам поедает! Недаром заводит русский мужик кошек для борьбы с этим страшным для него зверем и даже особыми заговорами, из уст ведунов-знахарей, заговаривает свои скудные запасы «от мышеяди».
Кошка у древних египтян считалась священным животным. У всех народов она была спутницею колдунов. Народное суеверие приписывает ее видящим в темноте глазам необычайную силу, почерпнутую из мира таинственного. Трехшерстная кошка, по мнению наших пахарей, приносит счастье тому дому, где живет; семишерстный кот является еще более верным залогом семейного благополучия. По словам русских сказок, кошка — чуть ли не самое смышленое животное. Она сама «сказывает сказки» и не хуже дотошного знахаря умеет «отводить глаза». «Кот-баюн» был наделен голосом, слышным за семь верст, и видел за семь верст; как замурлыкает, бывало, так напустит, на кого захочет, заколдованный сон, которого и не отличишь, не знаючи, от смерти. Черная кошка является, по народному слову, олицетворением нежданного раздора: «Им черная кошка дорогу перебежала!» — говорят о врагах, недавно еще бывших чуть не закадычными друзьями. В стародавние годы знающие всю подноготную люди говаривали, что на черную кошку можно выменять у нечистой силы шапку-неведимку и неразменный червонец. Нужна-де ей, окаянной, черная кошка, чтобы прятаться в нее на свят Ильин день, когда грозный для всякой нежити-нечисти пророк сыплет с небес своими огненными стрелами. Еще и в наши дни говорят на Руси, что, кто убьет чьего-нибудь любимого кота, тому семь лет ни в чем удачи не будет. Кто любит-бережет кошек, того этот хитрый зверь охраняет от всякой «напрасной беды». Много и других поверий связано с ним в богатом суеверной памятью русском народе.
Собирающий дани-выходы с пчелиных бортей и пасек, лесной воевода медведь, исстари веков живущий по соседству с краснословом-пахарем, дал обильную пищу его красному слову-преданию. Запечатлелся он своим неуклюжим обликом во многом-множестве пословиц, поговорок, прибауток и загадок, каждая из которых росла-повыросла на утучненной веками почве народной жизни — веками богатырского труда, подвижнического терпения и простодушной мудрости. Окрестил русский народ медведя Мишкой, Михайлой Иванычем величает, Топтыгиным прозываючи. Распознали-разведали двуногие соседи обитателя лесных берлог весь норов его, знают, что незлобив и даже добр по-своему — по-медвежьему — он, если его не трогать; но что охотникам, выходящим на него с топором да с рогатиной, совсем напрасно полагаться на его доброту: умеет он быть грознее грозного воеводы — того и гляди из «косолапого Мишки» превратится в свирепое лесное чудовище. «Отпетыми» зовут завзятых медвежатников, при каждом выходе на охоту провожая их, как на смерть. «Всем пригнетыш!» — прозвали медведя даже и по тем местам, где еще на нашей памяти водили их на цепи с кольцом в губе вожаки, заставлявшие лесных воевод давать и серому люду деревенскому, и господам-боярам целые представления: показывать, как ребята горох воровали, как пьяные мужики по канавам валяются, как старые старухи, как молодые молодушки ходят, и всякие иные премудрости. Плясал медведь на цепи, угощался медком да винцом, потешал честной люд православный, а сам — только бы сорваться с цепи! — все в лес норовил убежать на свободное житье привольное. Оттого-то, вероятно, и сложилась старая пословица ленивых работников, любящих откладывать со дня на день свою, даже и урочную, работу: «Дело не медведь — в лес не убежит!» Увалень-медведь: идет-нейдет, сопит, с боку на бок переваливается, а ломит наверняка: где прошел, там и чуть не просека в лесу. Присмотрелся к его «вожеватости» деревенский приметливый люд: «Экий медведь!» — говорит он о неповоротливых мужиках — «Так и прет, не разбирая!»; «У него все ухватки медвежьи: как увидит, облом, так и облапить норовит!» — оговаривают привередливые красные девушки неуча-парня. «Корова комола (безрога), лоб широк, глаза узеньки; в стаде не пасется и в руки не дается!» — обрисовывает самарская загадка пасущегося весной-летом в лесных трущобах, а на зиму заваливающегося в теплую берлогу да целую зиму сосущего свою жирную лапу медведя. «Медведь — лешему родной брат, не дай Бог с ними встренуться!» — говорят симбирские подлесные жители, а сами (кто посмешливее!) приговаривают, прибаутки ладят: «Ванька малый, где был? — У Тули! — Чего ел? — Дули! — Кого видал? — Воеводу! — В чем он? — В черной шубе и кольцо у губи!» От псковичей пошла гулять по светлорусскому простору такая загадка в лицах: «Пошел я по тухтухту (на охоту), взял с собой тавтавту (собаку), нашел я храп-тахту (медведя); кабы не тавтавта, съела бы меня храп-тахта!» О том, как собирает медведь дань с народа пчелиного, существует немало всяких россказней.
По медвежьему хотенью и зима студеная длится: как повернется он в свое берлоге на другой бок, так и зиме ровно половина пути до весны осталась.
Волк, лиса и заяц стоят следом за медведем, лесным воеводою, в словесном воспроизведении народной Руси, причем каждый из этих трех представителей дикого звериного царства вносит в общую картину последнего свои, только ему одному присущие, черты. Первый является ярким воплощением злобного хищничества; вторая — сама хитрость, умеющая заметать хвостом следы своей вороватости; третий — воплощенная трусость и незлобивость. Самыми выразительными для них можно назвать присловья: «Из-под кустика хватыш!» (волк), «В чистом поле увертыш!» (лиса) и «Через путь предыш!» (заяц). Едва ли возможно точнее определить в немногих словах весь их нрав-обычай.
Еще лучше медвежьей знакома волчья повадка русскому пахарю, то и дело приходится ему сталкиваться лицом к лицу с этим хищником: то зарежет он корову, забредшую из стада в лес, то дерзко ворвется в самую средину стада и выхватит овцу-другую, а то даже заберется темной ночью на двор, если голоден очень. «Волка ноги кормят!» — говорит народная Русь, а сама приговаривает: «Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел!» Но тут же и применяет она волчьи качества к своему брату-человеку, не отдавая предпочтения последнему: «Двуногий волк опаснее четвероногого!», «Сытый волк смирнее ненасытного человека!» Сплошь да рядом можно услышать такие пословицы-поговорки, как: «Стань ты овцой, а волки готовы!», «Выть тебе волком (с голоду) за твою овечью простоту!», «Пастухи воруют, а на волка поклеп!», «Видать волка и в овечьей шкуре!», «Пустили волка в хлев!», «Сказал бы словечко, да волк недалечко!» Видит краснослов-народ около себя всяких хищников, но, и видя, не сидит из предосторожности у себя по запечью: «Волков бояться — в лес не ходить!» — говорит он, выходя прямо к ним навстречу. Слышит мужик-простота, что обок с ним возводят на кого-нибудь злую напраслину, невольно вырывается у него поговорка: «И то бывает, что овца волка съедает!» Пригляделся он к хищному люду: «Не клади волку пальца в рот — откусит!» — гласит о последнем крылатая молвь. «Дай денег в долг, а порукой будет волк!» — обмолвилась народная Русь о любителях занимать без отдачи; «Как волка ни корми, все в лес глядит!» — о людях, которых не приручить; «Отольются волку овечьи слезы!» — о том, что не избежать злому человеку заслуженного волчьим нравом возмездия; «Обманет — в лес, как волк, уйдет!» — о ненадежном товарище-сотруднике; «И волки сыты, и овцы целы!» — о таких случаях, когда концы недоброго дела спрятаны в воду, а те, над кем это дело сделано, еще не совсем обобраны. Приходится кому-нибудь случайно покривить душой, не под силу против всех прямой дорогой идти, когда все колесят вокруг да около; и вот — в оправдание готова у него подсказанная горьким опытом поговорка: «С волками жить — по волчьи выть!» Простонародные приметы гласят, что если перебежит путнику дорогу волк, это — к счастью; покажется много волков в какую зиму под деревней — к голоду. В некоторых местностях называют волка «страхом»: «Страх (волк) тепло (овцу) волочет!» — говорят рязанцы, любители загадок; «Страх тепло тащит, а тепло — караул кричит!» — вторят им симбирские краснословы. По всему светлорусскому простору ходит такая загадка о волках: «За лесом, за лесом жеребята ржут, а домой нейдут!» По стародавнему поверью, от нападения волков можно зачураться путнику именем св. Георгия Победоносца: но это только в таком случае, когда тот, на кого нападают волки, не обречен им на растерзание за грехи. Белый волк — царь-волк; если встретится с ним человек — не быть ему живому, даже если в руках ружье.
Волк, по народным сказаниям, является олицетворением темной тучи, заслоняющей солнце, и вообще темноты. «Пришел волк (темная ночь) — весь народ умолк; взлетел ясен-сокол (солнце) — весь народ пошел!» — загадывается старинная загадка. «Облакыгонештеи от селян влъкодлаци нарицаються; егдау бо погыбнеть лоуна или слънце — глаголють: влъкодлаци лоуну изъедоша или слънце; си же вься басни и лъжа суть!» — говорится в Кормчей Книге. Волком иногда оборачивался, по слову языческой старины, даже сам Перун, появляясь на земле; колдуны и ведьмы старались подражать богу богов славянских. В одном из наиболее древних заговоров причитается о том, что на сказочном острове Буяне «на полой поляне светит месяц на осинов пень — в зеленой лес, в широкой дол. Около пни ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый…» Повторяющиеся не только на Руси, но и у всех славянских и соседних с ними народов сказки об Иван-царевиче и сером волке наделяют этого зверя-хищника даже крыльями. Летает он быстрее ветра, переносит — серый — на своей спине царевича из одной стороны света белого в другую, помогает ему добыть чудесную жар-птицу, золотогривого коня и всем красавицам красавицу — Царь-Девицу. Говорит этот сказочный волк голосом человечьим и одарен необычайной мудростью. Старинное малорусское поверье подает пахарю-скотоводу совет класть в печку кусок железа — в случае, если отобьется от стада, забредет в лес животина, ни за что не тронет тогда ее лютый зверь-волк. С зимнего Николы, говорит народ, начинают волки рыскать стадами по лесам, полям и лугам, осмеливаясь нападать даже на целые обозы. С этого дня вплоть до Крещенья — волчьи праздники. Только после крещенского водосвятия и пропадает их смелость. По рассказам ямщиков, волки боятся колокольного звона и огня. Поддужный колокольчик отгоняет их от проезжего: «Чует нечистая сила, что крещеные едут!» — говорит бывалый, состарившийся за ямской гоньбою люд. Во всей новгородской округе для предохранения скота от волков, в зимнее время подбирающихся по ночам к задворкам, еще недавно было в обычае обегать села-деревни с колокольчиком в руках, причитая под звон: «Около двора железный тын; чтобы через этот тын не попал ни лютый зверь, ни гад, ни злой человек!» Верящие в силу колдовства люди рассказывают, что если навстречу свадебному поезду бросить высушенное волчье сердце, то молодые будут жить несчастливо. Волчья шерсть считалась в старину одною из злых сил в руках чародеев.