ловлявшим его святым крестом владыкою-патриархом, митрополитами, архиепископами и епископами; все же остальное духовенство «жаловалось к руке». Следом за духовным чином шло христосованье светского. Начиналось оно с патриарха, к которому подходили все, целовали его руку и оделялись красными пасхальными яйцами — по три, по два и по одному. Государь был уже в это время на своем «месте» царском, у южных дверей собора, и ожидал продолжения выполнявшегося обряда. По заранее составленному и утвержденному списку, подходили бояре и все молившиеся в соборе ближние люди государевы к его царскому высокому месту н творили целование руки царевой. «Христос воскресе!» — приветствовали они государя — «Воистину воскресе!» — отзывались им уста «Солнышка Земли Русской». Христосуясь, раздавал царь всем яйца — гусиные, куриные и деревянные-точеные. При раздаче их находился особый «приносчик»-стольник из ближних людей — и десятеро «жильцов-подносчиков». Яйца, приготовлявшиеся заблаговременно токарями, иконописцами и травщиками Оружейной Палаты, а также иноками Троице-Сергиева монастыря, были красные, богато и искусно изукрашенные по золоту яркой росписью в узор, или «цветными травами, а в травах птицы и звери и люди». Подносчики держали их обок с государем — в деревянных, обитых серебряною золоченой басмой и бархатом, блюдах. На Руси в те времена придавалось пасхальному красному яйцу особое таинственное значение; тем с большим благоговением принимали его в Светлую заутреню благочестивые предки наши из рук государевых. «Яйце применно ко всей твари», — гласит древнее рукописное толкование, приписывавшееся в старину св. Иоанну Дамаскину, — «скорлупа — аки небо, плева — аки облацы, белок — аки воды, желток — аки земля, а сырость посреди яйца — аки в мире грех. Господь наш Иисус Христос воскресе из мертвых, всю тварь обнови Своею кровию, якож яйце украси; а сырость греховную изсуши, якоже яйце исгусти». Кончалось христосование. Святитель московский возглашал-читал, в царских вратах, пасхальное слово св. Иоан-на Златоуста. Внимал ему с благоговением подходивший слушать поучение царь. «Много лет ти, владыко!» — смиренно произносил он при окончании слова. Отходила заутреня, и шествовал государь со всеми окружавшими его боярами и ближними людьми в Архангельский собор. Здесь он поклонялся чудотворным иконам и святым мощам, а затем, следуя завету-обычаю предков, «христосовался с родителями» пред их гробницами. Из Архангельского шел царь в Благовещенский собор, где, поклонившись местным святыням, «целовался в уста» с протопопом — царским духовником — и жаловал его яйцами, а ключарей допускал к целованию своей руки. Иногда следом за Благовещенским собором, а порою на второй день Светлой седмицы, посещал он Вознесенский и Чудов монастыри и Троицкое подворье. Весь чин, окружавший государя в Успенском соборе, следовал за ним в прежнем порядке на всем этом пути.
Наконец возвращался государь к себе «на Верх» (во дворец) и в Столовой палате жаловал к руке и яйцами пасхальными всех, кто из бояр и ближних людей оставался там для «береженья» царского семейства и дворца во время выхода государева. Сюда же сходились и те сановники, которые, по преклонности лет или по болезни, не могли стоять Светлую утреню в соборе, а также и постельничий, стряпчий с ключей, царицыны стольники и дьяки мастерских государевых палат. Из Столовой шел государь в Золотую палату, куда приходили в это время славить Христа патриарх-владыка и иные власти духовные. Со всеми ними изволил выходить к царице царь-государь, окруженный боярами. Принимала гостей царица в своей Золотой палате, где сидела среди мам, дворовых и приезжих боярынь. Христосовалися с царицею царь, патриарх и все, кто были с ними. Все власти духовные благославляли царицу святыми иконами и целовали у нее руку. К ранней обедне, по описанию исследователя домашнего быта русских царей, шел государь вместе со всем государевым семейством в которую-либо из своих дворцовых церквей, к поздней — в Успенский собор, куда выходил в большом царском наряде, ведомый под руки двумя ближними боярами, в сопровождении всей свиты. От поздней обедни возвращался царь в царицыны покои, где жаловал к руке и одарял крашеными яйцами всех ее ближних людей, мам, верховых боярынь, крайчих, казначей и постельниц. Затем изволил христосоваться государь со своими дворовыми людьми — комнатными («стоявшими у крюка»), «наплечными мастерами» (портными), шатерными мастерами, иконниками, мовными, постельными, столовыми, истопниками и сторожами, не исключая ни одного — даже самого низшего положением — дворового. Разговевшись, шел он принести радостную весть о Светлом-Христовом-Воскресении тем, кто не мог внимать ей в соборах и церквах: в городские тюрьмы, больницы и убогие дома (богадельни). «Христос воскрес и для вас!» — произносил царь, входя в эти приюты скорбей и печалей, и одаривал заключенных и больных от щедрот своих пасхальными яйцами красными, деньгами и разными новыми вещами, обиходными в их быту. Присылалась заранее сюда от государя и праздничная розговень. Об этом благочестивом обычае сохранились подлинные записи, с точностью передающие, как совершался и чем сопровождался этот богомольный выход государя в день Светлого Праздника. «1664 году 10-го апреля», — говорится в придворных записках того времени, — «государь пожаловал на Английском Дворе пленным полякам, немцам и черкасам, а также и колодникам, всего 426 человекам, каждому: чекмень, рубашку и порты и потом приказал накормить их; еств им давали лутчим по части жаркой, да им же и достальным всем по части вареной, по части ветчины, а каша из круп грешневых и пироги с яйцами или мясом, что пристойнее; да на человека же купить по хлебу да по калачу двуденежному. А питья: вина лутчим по три чарки, а достальным по две; меду лутчим по две кружки, а достальным по кружке». Из этого простого перечисления всего пожалованного от щедрот государевых заключенным иноверцам и колодникам, сидевшим «за тяжкия вины», достаточно видно, с какой заботливостью относился самодержец московский ко всем нуждам посещаемых им несчастных в Светлый Праздник, приобщая их ко всеобщему народному ликованию на Святой Руси, охватывавшему всех от мала до велика, от богатых палат до бедной хижины. Это повторялось неукоснительно из года в год. В первый день Пасхи красной раздавалась, от царского имени, щедрая милостыня нищим на всех площадях московских. Иногда устраивались даже столы для нищей братии в Золотой царицыной палате, где оделяли бедняков верховые набольшие боярыни крашеными яйцами и деньгами. Подавалось убогим гостям на этом кормлении немало яств праздничных — «курей индейских, уток жареных, пирогов, перепечей». Шло столованье, подходило к концу, — выходили царь с царицею из внутренних покоев. Слышал убогий люд из государевых уст весть о Воскресении Христовом и откликался на нее со слезами умиления своим «Воистину». А над Москвой Белокаменной, над златоглавым Кремлем и теремами золотоверхими плыл-разливался в это время красный перезвон со всех сорока-сороков.
В царствование царя Алексея Михайловича неоднократно открывались о Святой Пасхе, — преимущественно на третий или четвертый день праздника, — двери Передних сеней государевых не только для бояр и сановных людей разного чина, но и для простого люда московского — торгашей, посадских, мастеров всякого цеха, людей дворовых и крестьян. Собирался рано поутру отовсюду народ к палатам царским. Наряжался каждый простолюдин во все, что есть праздничное-цветное. Сколько возможно оказывалось пропустить, столько и пускали в Передние сени, а остальному люду приказ был от стольника — ждать у Красного крыльца. Принимал царь людей московских, всех к руке жаловал, сидя на своем царском месте, каждому из своих рук давал яйцо красное, монастырской росписью изукрашенное. Раздавал царь на пасхальной седьмице до 37000 яиц. Хранили осчастливленные светлым его, великого государя, лицезрением москвичи царский подарок праздничный после во всю свою жизнь, да и детям завещали память об этом. Не только одних попавших в Передние сени осчастливливал Тишайший из русских царей, а выходил после этого на Красное крыльцо и там являл свой пресветлый лик народу, приветствуя его возгласом: «Христос воскресе!» Тишина стояла при выходе государевом на площади Кремлевской: всякому хотелось услышать своими ушами благостные слова из уст помазанника Божия. А как вымолвил царь эти слова, вся площадь, переполненная людом московским, откликалась громогласным: «Воистину воскресе!» И долго, долго еще переливался по ней волнами могучими этот отклик многих тысяч восторженных голосов.
Во время всей Пасхи шли в палатах царских приемы «великоденских даров и приносов». Начиналось это, обыкновенно, со второго дня. Приемы происходили в Золотой палате, в присутствии всего «чина государева». Первым являлся святитель московский, благославлявший государя образом и золотым крестом; за патриархом приносили его дары: кубки, бархаты золотные и беззолотные, атлас, камку, три сорока соболей и сто золотых. От царя шел владыка с приносами к царице, царевичам и царевнам. Митрополиты и архиепископы подносили (или присылали со своими стряпчими) государю и каждому из его семейства «великоденский мех меду» и «великоденское яйцо», благославляя при этом иконою в серебряном окладе. Келарь Троице-Сергиевской лавры подносил царю образ «Видение великого чудотворца Сергия», пять «братин корельчатых», ложку «репчатую», хлеб и мех меду. Образа и мехи с медом подносились архимандритами, строителями и игумнами монастырей: Чудова, Новоспасского, Симонова, Андронникова, Саввинского, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, Соловецкого и Никольского-на-Угреши. Вслед за духовенством принимал царь-государь с великоденскими дарами именитого человека Строгонова, являвшегося представителем целого края; за ним — гостей московских, новгородских, казанских, астраханских, сибирских, нижегородских и ярославских; наконец — гостиной и суконной сотен торговых людей. Царь Федор Алексеевич принимал в течение Светлой седмицы после обедни каждый день людей разного звания, всех допуская к руке и жалуя крашеными яйцами.