А в великом почете на Руси св. угодник Божий Николай Чудотворец[49], слывущий за «Николу-Милостивого», покровителя морей и полей, за крепкую защиту мужика-хлебороба, за грозу всякой нечисти, утесняющей и без того тесную жизнь пахаря. Этот добрый, но строгий старец, по прихотливой воле слагателей былей-небылей, восприял на себя многие черты могучего былинного богатыря Микулы-света-Селяниновича. Он примиряет враждующих, связует союзы вековечные. «Како возможем достойно хвалити, песньми духовными тя ублажити, дивна и чюдна отца Николая, святого славнаго архиерея. Архиереом отец и начальник, нам же ты добрый наставник, вси бо тобою спастися желаем»… — поется в одном старинном духовном стихе. Много других песенных сказаний о Николае Чудотворце сохранилось в народной памяти.
«А кто, кто Николая любит,
А кто, кто Николаю служит, —
Тому святый Николае
На всякий час вспомогае.
Николае!
А кто, кто к нему прибегает,
А кто, кто в помощь призывает, —
Тому святый Николае
Всегда вспомогаяй.
Николае!
А кто, кто живет в его двори, —
Николай на земли и в мори
Не дает ему пропасти,
Измет его от напасти.
Николае!
Пастырю словесного стада,
Изми мя пекелнаго ада,
А мы будем прославляти,
Имя твое величати.
Николае!».
Так распевают на весенний Николин день калики перехожие, сидючи по церковным папертям, — по тем местам, где сохранились еще эти разносители неведомо кем слагавшихся в давние времена «стихов», убогие люди Божий, собирающие себе на пропитание своим пением, доходящим до самого сердца простодушных слушателей, оделяющих певцов копейкой медною, трудовым потом политою. «Микола» является (по другому стиху) «святителем, морям проходителем, землям исповедником». Он, за свои подвиги, почитаем не на одной православной Руси:
А знают Миколу
Неверных орды.
А ставят Миколы
Свечи воску яры,
Кануны медвяны.
А ему, свету, слава,
Слава-держава,
Во всю его землю,
Во всю подселенну»…
Слушает честной люд певцов, прославляющих его покровителя и заступника пред Господом, — умиляется, ведет иной раз старцев убогих в свои хаты. «Хоть на вешнего, голодного, Николу не до разносолу, а все угостить надо странника Божьего, что, как птаха небесная, идет-поет!», — говорит гостеприимная деревня, если найдется у ней чем ни на есть угостить об эту, подобравшую все кормы, пору. «Не накорми о Николин день голодного — сам наголодаешься!» — подсказывает умилившемуся люду крылатое слово. «С хлеба на квас да на воду о вешнем Николе перебиваются, на зимнего заниколят — три дня опохмеляются!». Но и зимой, и весною, и во всякое время готова повторять за каликами перехожими вся богомольная посельщина умилительные слова их духовного стиха, посвященного великому Божьему угоднику и чудотворцу: «Мироточивых струй обильныя реки туне точит во вся веки ныне человеки, мир весь чудесами чудно удивляяй. Ликийский же остров светло просветляяй, благовонным каплет целеб альвастром, росит всем желанным чистым благодарством: днесь сему приносим должно того дару, великий нам есть, Миру же и Бару, архиерей, ибо словом пасет люди, Николае честный, от нас слово буди сему приносимо, вместо мира драга, мирны гласы в песнех, похвала преблага. Верных собор черпаем, миро излиянно; краевестны вся суть, что ему есть данно; миры благодатны туне ка-плющи черплем, невидимо присно текущий. Многи содеваем за дар пений гласы, сему есть достойно пети во вся часы. Дарствим дарованно пение мысленно, словес воздаянми со гласом чувственно. Слоги соплетая, незлобну жертву приими, молим, главу миртом всю обвиту, отче Николае мироточивейший, отцем верх пречестный, пастырю светлейший, славо всея церкви, чудесы светяща, миром же сугубым во весь мир тучаща, тучная пучина Мирянскому граду, честна Ликийскому острову во правду, главо пресвященная, росы исполнена, капли миру сладость миром утучненна, миро знаменно перстнем Духа златым, нам еси подобно в фияле пресвятым. Избранно от тем род имя победнейше, чудес бесчисленных изъявительнейше! Многих неповинных от смерти избави, Бога во всем мире и везде прослави, данно ти есть всех нас от бед заступати, отче святителю, и от зол спасати: святый чудотворче и преблаженнейший, непрестанно буди всем в помощь скорейший!»… В витиеватых словах этого стиха вылилось все благоговейное отношение народа-стихослагателя к своему великому заступнику.
За Николою — Симон Зилот, 10-е мая. «Кто досевает пшеницу на Зилота — выдет как золото!» — говорит стародавнее вещее слово: «Мокро на Мокея (11-го мая) — жди лета еще мокрее!». На Епифана (12-го), «утро в красном кафтане» (т. е. ясная утренняя заря) — к пожарному лету. Тринадцатого числа — «Лукерьи-комарницы»: в этот день, по примете, вместе с теплым ветром налетают комары с мошкарой. Есть поверье, что «комариный народ» улетает по осени, — уносится на крыльях осеннего ветра, — на теплые моря, где и зимует зиму, чтобы, расплодившись, вернуться в мае-месяце на Русь. На следующий, Сидоров, день, когда прекращаются, по народным наблюдениям, до самой осени холодные ветры, прилетают на старые гнезда последние перелетные птицы из-за синих морей, с теплых заморских вод — стрижи быстрокрылые. «Пойдут Сидоры, отойдут сиверы, и ты, стриж, домой летишь!» — приговаривают деревенские погодоведы-краснословы: «Придет Федот (18-е мая) — последний дубовый листок развернет!» Если лениво распускаются листья на Дубах, народ не ожидает хорошего урожая яровых раннего сева. «Сей овес, когда дуб развернется в заячье ухо!» — говорят в Тульской губернии. «На дубу лист в пятак, быть яровому так!», — идет повсеместная народная молва: — «Коли на Федота на дубу макушка с опушкой, будешь мерять овес кадушкой!» С этого дня принимается земля «за свой род», — можно услышать в народе.
«На Филиппа да на Фалалея — досевай огурцы скорее». Старинная примета советует огородникам делать посадку огурцов скрытно от всех соседей и даже домашних, не принимающих непосредственного участия в работе. Особенно должно скрывать от любопытного глаза первую засаженную гряду, а тем более — первый выросший на ней огурец. Этот последний скрывают-закапывают в потаенном месте на огороде, как бы принося жертву покровителям огородов — святым Филиппу и Фалалею, память которых чествуется 20-го мая. Если будет много желтых, до поры до времени поблекших огуречных плетей, — это приписывается тому, что чей-нибудь лихой-недоброжелательный глаз подсмотрел «на росту» первый огурец. 21-е число — Еленин день, напоминающий деревне, что пора сеять льны. В некоторых местах этот день так и зовется: «длинные льны — Еленины косы». На сев льна в старину было в обычае не выезжать без выполнения особой обрядности. Старухи собирали в канун Еленина дня по паре яиц с каждой бабы, пекли их «всем бабьим миром» — в одной облюбованной для этого печи и, затем, раскладывали, не без ведома сеятелей, в мешки с семенами; но мужики не должны были проговариваться о своем «знатье», — молча собирались и выезжали они, благословясь, на вспаханную подо льны полосу, где прежде всего и принимались за завтрак, а потом уже — за посев. Скорлупки яиц должны были привозиться домой; там старухи толкли их и подбавляли понемножку в корм курам: чтобы неслись лучше. «Лен с ярью не ладит», а потому деревенский опыт не советует сеять на льнищах ничего иного. «На Ферапонта (25-го мая) — первые худые росы», вредные для пасущейся животины, для древесной листвы и для малых ребят. «Напала на медяную росу!» — говорят о заболевшей в этот день скотине: «От Ферапонтовой росы и трава ржавеет». В этот день советуют «глядеть рябину»: много цвету — будут и овсы хороши; малое цветенье — жди худа, не будет с овсами толка, хоть сызнова пересевай! «Знать рябину на цвету, что идет к мату!» 26-го мая — «на Карпа» хорошо «коропы» (рыба карп) ловятся. Опытные, приглядевшиеся ко всякому ходу рыбы ловцы и стараются не пропустить этого дня.
«На Федору (27-го мая) не выноси из избы сору!» — говорит пережившая многие века простодушная народная мудрость. Внимая ей, благомысленные деревенские хозяйки не метут избы, чтобы не быть худу. Если на следующие сутки, на Евтихия, день тихий, — ждет пахарь хорошего урожая. 29-е число — «Федосьи-колосяницы»: рожь принимается выметывать колос. «На Федосью» хорошо, по примете, прикармливать скотину хлебом печеным: плодливее будет, хозяевам на прибыль да на радость!
За Федосьями — Исакий следом идет на светлорусский простор широкий, во все стороны света белого разбежавшийся: на его день выползает из норы всякий гад. Старые люди предостерегают молодежь, чтобы с опаской да с оглядкой ходить по лесу да по лугу. «Идут поездом в этот день змеи ползучия на свадьбы змеиныя», — гласит старинное сказание: «укусит человека гадина, не заговорить никакому знахарю». С этого, змеиного, дня садят бобы, перед посадкой вымачивая их в «озимой воде», натаянной из мартовского снега, собранного заранее по лесным оврагам. «Уродитесь, бобы, и крупны, и велики, на все долина старых и малых, на весь мир крещеный!» — приговаривают огородники, сажая их. А через плетень уже новый месяц — июнь-«розанцвет» глядит: конец приходит веселому, да тяжелому, май-месяцу. Близится вещий «праздник кукушек» с его дышащими пережитком древнеславянского язычества сказаниями. А там — рукой подать и до «Ярилы», разгульного чествования назревающих сил природы, берущей верх надо всем ратоборствующим с нею. Не за дальними горами и те дни, когда из конца в конец деревенской Руси зазвенят купальские песни.
XXIIIВознесеньев день
Вознесеньев день — последний весенний праздник на Святой Руси. Дошла Весна-Красна до Вознесеньева дня, послушала в последний раз, как «Христос Воскрес» поют, — тут ей и конец пришел! — говорят в народе. «Весна о Вознесенья на небо возносится — на отдых в рай пресветлый просится!» — можно услышать в поволжских деревнях. — «Не век девке невеститься: на что весна — красна, а и та на Вознесенье Христово за лето замуж выходит!», «И рада бы весна на Руси вековать вековушкой, а придет Вознесеньев день — прокукует кукушкой, соловьем зальется, к лету за пазуху уберется!», «Цвести весне — до Вознесенья!», «До Вознесенья Христова весна петь-плясать готова!», «Придет Вознесеньев день, сбросит с плеч Весна-Красна лень, летом обернется-прикинется — за работу в поле примется!» — гонятся одно за другим стародавние слова крылатые, долетевшие к нам из-за дали былого-минувшего. А весна, и впрямь, с этого праздника Господня уступает на политой трудовым потом бесчисленных поколений русского пахаря земле место лету знойному-жаркому, с его работами страдными да сухотами-заботами, — по народной поговорке: «Потом умывается, Честному Семику кланяется, на Троицу-Богородицу из-под белой ручки глядит».