. К ним можно было получить доступ без всяких проблем. 18 ноября 1938 года представитель рейхсминистерства иностранных дел записал следующие тезисы речи, недавно произнесенной Герингом: «Финансы рейха находятся в весьма критическом положении. Помочь им можно в первую очередь за счет наложенного на евреев искупления в миллиард рейхсмарок и прибыли рейха от ариизации еврейских компаний»[115].
Постановлением от 21 ноября 1938 года министр финансов дополнил «искупление» разовым имущественным сбором в размере 20 %. Пострадали все евреи, которым пришлось сдать декларацию, то есть те, кто владел имуществом на сумму более 5 тыс. рейхсмарок. Им следовало «без особого напоминания» выплатить причитающуюся сумму четырьмя частями в соответствующий налоговый орган – 15 декабря 1938 года, 15 февраля, 15 мая и 15 августа 1939 года[116]. Таким образом казна получила более 1,1 млрд рейхсмарок, записанных в бюджет в статье «прочие доходы». Регулярные доходы рейха в 1938/39 бюджетном году составили около 17 млрд рейхсмарок. К ним следует добавить доходы от налога на переселение и прочие доходы от дискриминации евреев в том же бюджетном году, которые по скромным оценкам составили не менее 500 млн рейхсмарок. Итого, таким образом, не менее 9 % текущих доходов рейха в последнем довоенном бюджете составляли доходы от ариизации. Сюда же относился неофициальный принудительный обмен иностранной валюты и части пакетов акций евреев на государственные ценные бумаги (только налог на переселение принес в 1933–1945 годах почти миллиард, из которых 342 621 млн рейхсмарок пришлись на 1938/39 бюджетный год, самый прибыльный год благодаря террору)[117].
Если на мгновение представить себе, что какой-то министр финансов, городской или партийный казначей в Германии или где-то еще в мире мог бы сегодня внезапно получить в свое распоряжение на 9 % больше поступлений (не обременяя при этом собственный народ), это сразу иллюстрирует, насколько расслабляюще должны были подействовать «еврейское искупление» и выходящая за его рамки экспроприация еврейского имущества на бюджет рейха в то время. Deutsche Steuerzeitung[118] отмечала: «Доходы от еврейского разового имущественного сбора идут исключительно рейху, который использует их для решения общих задач и тем самым на благо всего германского народа»[119]. В своем возможно преувеличенном сводном отчете СД отмечала, что, в отличие от погромов, «законы об искуплении встретили повсеместную поддержку населения»[120].
После войны Шверин фон Крозиг распространялся в своих мемуарах о следующем: «Я также прикрыл своим именем наложение искупления. Но это было уже выше моих сил»[121]. Насколько мало его слова соответствовали действительности, показывает уже второе постановление (вскоре после начала войны) о проведении «искупления евреев», в котором говорилось: «Разовый имущественный сбор для евреев с целью достижения суммы в 1 млрд рейхсмарок увеличен с 20 до 25 % от стоимости имущества». На документе стоит подпись Шверина фон Крозига.
Дополнительный сбор необходимо было оплатить в течение четырех недель, в результате казна рейха собрала в общей сложности 1 126 612 495 рейхсмарок «еврейского искупления», согласно другим источникам, несколько больше, а именно около 1,2 млрд[122].
Тысячи неразрывных личных и духовных нитей, ведущих из времен Третьего рейха в Федеративную Республику Германия, бесспорны; об этом не нужно говорить все время. Если проследить последующую карьеру упомянутых в этой книге чиновников Рейхсбанка и рейхсминистерств, то половину места можно было бы легко заполнить анекдотами о них и невероятными (но реальными) историями. Только ради примера упомяну манеру, в которой чиновник министерства финансов ФРГ, некий доктор Зигерт, летом 1951 года объяснил повышение разового имущественного сбора для евреев с 20 до 25 % в официальном письме в ответ на соответствующий запрос американской стороны: «Изначально приказывалось взимать имущественный сбор для евреев до тех пор, пока сумма не достигнет 1 млрд марок. Следовательно, если какой-то еврей полностью или частично уклонялся от обязанности оплаты сбора путем ложного декларирования своего имущества или не платил вовсе, это происходило не за счет Германского народа, а за счет самих евреев»[123] (курсив, а также написание «Германского народа» с заглавной буквы соответствует оригиналу письма).
В каких финансовых тисках оказалось германское государство в ноябре 1938 года видно и по тому, как «еврейское искупление» промежуточно финансировалось с помощью крупных германских банков. 14 ноября 1938 года кредитный отдел Рейхсминистерства экономики (отдел IV) пригласил председателей правлений пяти крупнейших банков Берлина (Deutsche Bank, Dresdner Bank, Commerzbank, Reichskredit-Gesellschaft и Berliner Handels-Gesellschaft) на утреннее совещание 23 ноября. Согласно протоколу, его участники говорили и о решении Геринга «о передаче всего движимого и недвижимого имущества из собственности евреев в руки государства, а затем, возможно, и частных лиц».
Предполагалось получить еще от 3 до 5 млрд рейхсмарок – в зависимости от возможности реализации собственности, то есть стабилизировать получение дополнительных доходов на ближайшие несколько лет. Германские банки больше не выдавали кредиты евреям, так как в результате политической дискриминации они стали (с точки зрения кредитной истории) «плохим вложением». Поэтому для уплаты принудительного сбора евреям приходилось продавать ценные бумаги, драгоценности и земельные участки. Однако это нервировало банкиров, опасавшихся реальной вероятности «стремительной и неграмотной продажи» акций и, как следствие, «обвала фондового рынка». Ведь по меркам того времени речь шла об «огромной массе ценных бумаг» стоимостью 1,5 млрд рейхсмарок. Банкиры хотели, чтобы пакеты акций продавались «медленно и при соответствующей поддержке рынка», но с оговоркой, что «на банки не должны возлагаться никакие риски в результате колебания курса». Что касается технической стороны вопроса, они намеревались «закрыть полученные ценные бумаги для рейхсминистерства финансов во избежание ненужной работы в депозитариях, где они хранятся в настоящее время, а затем (в зависимости от ситуации на рынке капитала) продуманно и расчетливо реализовать их в пользу финансового управления рейха».
Но Германский рейх был банкротом. В этой ситуации банки предложили «предоставить финансовому управлению рейха приемлемый аванс за сданные в будущем ценные бумаги [евреев], условия которого, вероятно, не составит труда согласовать». В итоге так и поступили[124]. В результате обсуждение этого вопроса с главами германской банковской системы привело к обязательству депонировать все принадлежащие евреям ценные бумаги[125]. Таким образом обеспечивались поддержание и полный контроль рынка облигаций, а также гарантировалось, что никакие долговые обязательства Германского рейха не попадут на биржевые торги.
При этом главы крупнейших германских банков выглядели не грабителями, а помощниками, конструктивными соорганизаторами, обеспечивавшими наиболее эффективную процедуру экспроприации. В дальнейшем они стали реализаторами добытого преступным путем имущества. Они превращали экспроприированную собственность в наличные деньги. Например, Deutsche Bank взимал комиссию в размере 0,5 % за предоставление сведений об активах вкладчика, а также определенный процент со своих еврейских клиентов за переоформление имущества. На «культурном банковском немецком» это звучало так: «За свои услуги в связи с такого рода контрибуционными расчетами путем выпуска ценных бумаг мы хотим удержать с наших клиентов (то есть еврейских владельцев вкладов) 0,5 % комиссии от обнаруженной суммы, но не менее одной рейхсмарки за одну ценную бумагу»[126]. Дальнейшая торговля национализированными в то время ценными бумагами также стимулировала банковский бизнес и открывала банкам возможности привилегированного доступа к активам. Однако дополнительные доходы поступали в основном в германскую казну, тем самым облегчая налоговое бремя народа. То же самое относилось и к полисам страхования жизни, которые в подавляющем большинстве случаев уходили в казну по согласованной в договоре выкупной стоимости.
Банк, управлявший принудительными депозитами от имени государства (и в ущерб бывшим клиентам), продавал ценные бумаги в пользу рейха или передавал их Прусскому государственному банку (Обществу прусской морской торговли). В других случаях они передавались в отдел ценных бумаг Рейхсбанка и уже оттуда продавались. Финансовые институты производили учет по форме «Приход ценных бумаг в качестве оплаты за разовый имущественный сбор евреев» вместе со старшим правительственным советником доктором Буссманом из рейхсминистерства финансов и перечисляли вырученные средства на авансовый счет центральной кассы рейха «Разовый имущественный сбор евреев, раздел ценных бумаг». Это происходило непрерывно, до самого падения нацистского режима[127]. Поскольку цены на акции резко росли до осени 1941 года, доходы по ценным бумагам рейха тоже росли – иногда более чем на 200 % в год[128]. Впоследствии Рейхсбанк часто продавал такие ценные бумаги на фондовых биржах в оккупированных странах (например, в Париже)