Хотя оккупационные марки уже лежали в хранилищах Рейхсбанка перед началом войны, но совсем с другой целью. Первоначально они предназначались для использования внутри страны, чтобы в случае войны как можно быстрее вывести из обращения серебряные, медные и никелевые монеты, а затем использовать эти металлы для военного производства. Но оккупационные марки сразу же отлично зарекомендовали себя в качестве оккупационных денег – эта функция, судя по всему, была спонтанно возложена на них во время польской кампании. Таким образом, Рейхсбанк создал «из первоначального случайного решения хорошо продуманный, отвечающий всем требованиям инструмент ведения экономической войны»[294].
Понятию «кредитная касса рейха» не хватало более глубокого смысла. Оно возникло только потому, что это слово было напечатано на уже выпущенных оккупационных марках. Поэтому выпускавший такие банкноты институт должен был «обязательно именоваться кредитной кассой»[295]. В сентябре 1939 года кредитные кассы появились в оккупированной Польше[296]. В правление входили представители Рейхсбанка, рейхсминистерств экономики и финансов и верхушка вермахта. Согласно закону они регулировали платежные и кредитные операции на оккупированных территориях, тем самым фактически возложив на себя права и обязанности центральных банков. Директор Рейхсбанка Кретчман неоднократно хвалил использование оккупационных марок в качестве «германской денежной помощи на оккупированных территориях» и средства «восстановления нормальных условий жизни»[297].
С лета 1940 года по июнь 1941-го главное управление кредитных касс рейха во главе с директором Рейхсбанка Эрнстом Шольцем находилось в Брюсселе. Затем оно переехало в Берлин, так как его самая важная задача сместилась на восток[298]. Во главе правления кредитных касс стоял Эмиль Пуль. Вместе с ним делами кредитных касс до 1945 года руководил директор Рейхсбанка Макс Кретчман при полной поддержке штата своих высококвалифицированных чиновников. В то же время Рейхсбанк заботился о том, чтобы его опытные чиновники отправлялись в оккупированные страны для наблюдения за сотрудниками соответствующих национальных или эмиссионных банков, которые затем «могли прекрасно работать вместе» со своими коллегами из кредитных касс[299]. Таким образом, Рейхсбанк двумя способами контролировал валютную политику в оккупированной Европе.
Для бесперебойной работы необходимо было обеспечить «внимательное наблюдение центрального банка за финансовым состоянием оккупированной территории». При этом следовало позаботиться об обеспечении «доверительного сотрудничества» для использования знаний региональных особенностей национальным банком и тем самым предотвратить потенциальные ошибки в экономической и денежной политике «местных банкиров в оккупированной стране». Этот мягкий, но целенаправленный надзор также включал контроль над частью местного банковского сектора[300]. Разумеется, использование соответствующей национальной валюты оказалось еще более выгодным, чем использование оккупационных марок: «Все психологические мотивы отказа приема денег, – говорил Хольцхауэр, – отпадают, потому что средства платежа известны и в большинстве случаев не вызывают недоверия»[301].
Вместе с тем изменившееся использование обычных денег в оккупированных странах коренным образом изменило структуру их финансового рынка. Если до сих пор речь шла о валютах, котирующихся на иностранных биржах и курсы которых можно было защитить с помощью соответствующей политики центральных банков и национальных министерств экономики, теперь они выродились в локальные средства платежа, имевшие лишь ограниченное территориальное хождение. «Любые задачи вне собственной экономики, а именно финансовые связи с другими странами» у них отняли. Введенные рейхскомиссарами регламенты валютных операций прямо запрещали национальным банкам оккупированных стран использовать свои валюты в Германии или в других (оккупированных или союзных рейху) государствах[302].
Со времен войны против Франции, Голландии, Люксембурга и Бельгии кредитные кассы также получили право хранения и распоряжения ценностями и ценными бумагами[303]. Сразу после окончания боевых действий управление по защите иностранной валюты Франции выпустило обязательный циркуляр для всех банков. Он устанавливал обязанность заявления о наличии иностранной валюты, золота, драгоценных камней, зарубежных и отечественных ценных бумаг (привязанных к иностранной валюте). Все это «не разрешалось использовать до особых указаний». Соответственно оккупационные власти ограничили доступ всех клиентов банков к их банковским ячейкам. Вначале их можно было открыть только в присутствии чиновника управления[304], которое обычно состояло из сотрудников германской таможни, следовательно – специалистов из финансового управления рейха.
Ценности в сейфах «врагов рейха» члены управления конфисковывали по собственной инициативе. По данным парижской кредитной кассы, к концу августа 1940 года управление по защите иностранной валюты захватило золото, иностранную валюту, ценные бумаги и непогашенные требования к иностранным кредиторам на сумму около полумиллиарда рейхсмарок, включая почти тонну золота, 389 тыс. швейцарских франков, 850 тыс. долларов и 800 тыс. ценных бумаг различной стоимости. Если почитать опись от 30 июня 1940 года, составленную управлением по защите иностранной валюты округа Бордо, то среди пострадавших значатся в основном еврейские клиенты, например Лихтенштерн, Лейбовиц, Гутверт, Лейбль, Бек или просто «анонимный вкладчик». Ценности доставлялись в кредитную кассу в Париже[305]. Согласно «сводке успехов» управления по защите иностранной валюты во Франции до 30 апреля 1941 года, в реальности награбленное рейхом во много раз превысило вышеназванную сумму. В числе прочего были «сохранены и конфискованы» 2,4 т золота, а также большое количество чеканного золота и бриллиантов. Общая реальная стоимость конфискованного уже оценивалась во внушительные 2,85 млрд рейхсмарок[306]. Среди конфискованного имелись и значительные по стоимости иностранные ценные бумаги с неуточненной ценой. Таким образом, только в Бельгии, Франции и Голландии с помощью управления рейха по защите иностранной валюты было отобрано (тем или иным способом) в общей сложности 53,6 т золота и «переправлено в Берлин различными кредитными кассами»[307].
От случая к случаю кредитные кассы также управляли и экспроприированной еврейской собственностью. Например, в 1942 году рейхскомиссариат восточных территорий издал директиву о «пересылке ценных предметов из некоммерческого движимого имущества евреев, врагов государства и “бесхозного имущества”». Согласно этому распоряжению ценности должны были передаваться в кредитную кассу в Риге и сдаваться там на хранение в пользу финансового отдела рейхскомиссариата восточных территорий[308]. Данные из кредитных касс, внесенные в регистрационный журнал «золотого погреба» Рейхсбанка в Брюсселе, Антверпене и Станиславе[309], говорят о том же. Поэтому Джонатан Стейнберг ошибается, считая, что предположение о поставке кредитными кассами «золота, принадлежавшего жертвам нацистских преследований» нельзя «ни опровергнуть, ни доказать»[310].
Для покупки еды в дороге при депортации евреев из Германии в лагеря смерти начальнику конвоя не выдавали внутреннюю валюту, не оплачивались рейхсмарками и обратные билеты для конвоя. В одной из телеграмм, подтверждающей вывоз 941 еврея из Дюссельдорфа и окрестностей для отправки в восточную Польшу, содержится следующее: «Итого начальнику конвоя выдано 4703 оккупационные марки»[311]. Даже расходы такого рода германский рейх перекладывал на оккупированные страны.
К августу 1941 года рейхстипография поставила оккупационных марок на общую сумму 5,4 млрд внутренних рейхсмарок[312]. Сколько банкнот было допечатано впоследствии, сейчас установить уже невозможно. Поскольку система отлично себя зарекомендовала, в октябре 1941 года Кретчман подробно проинформировал японских союзников о германских финансовых технологиях на оккупированных территориях. Вскоре после этого японские войска также получили собственные солдатские деньги – «военную иену» по образцу оккупационных марок. В Токио появился Банк развития южных территорий, который занимался валютными вопросами в оккупированной части Китая, в Корее и Индокитае, а также на Филиппинах и должен был «инициировать экономическое развитие»[313]. Спустя несколько недель после визита японской делегации в Индию группа местных политиков начала наводить справки по поводу этой валюты, «так как они ожидали от этого мобильного валютного инструмента нечто для подготовки к освобождению Индии и созданию независимой индийской агломерации»[314].
После того как весной 1941 года вице-президент Рейхсбанка Пуль превозносил кредитные кассы «как эффективные войска Германского рейхсбанка»