О том, как проходили аукционы, особенно в рабочих кварталах, сообщала после войны библиотекарь Гертруда Зейдельман: «Простые домохозяйки из Ведделя внезапно надели шубы, торговали кофе и драгоценностями, имели антикварную мебель и ковры из Голландии и Франции. <…> Некоторые из моих читателей говорили и мне запастись коврами, мебелью, украшениями и мехами в порту. Это было награбленное имущество голландских евреев, которых (как мне пришлось узнать уже после войны) к тому моменту уже казнили в газовых камерах. Я не хотела иметь с этим ничего общего. Даже в своем неприятии я должна была быть осторожна с этими ненасытно обогащающимися людьми, особенно с женщинами. Я опасалась открыто выражать свои истинные мысли. Лишь на нескольких, не столь опьяненных потребительской эйфорией женщин (чьи мужья, как мне было известно, были убежденными социал-демократами) я могла осторожно воздействовать, объясняя им, откуда берутся эти корабли, полные наилучших предметов домашнего обихода, и приводя им старую пословицу “Чужое добро впрок не пойдет”. Некоторые прислушивались»[433].
Только из Франции за первый год М-кампании было вывезено (по самым скромным подсчетам) ценностей на сумму более 100 млн рейхсмарок, что сегодня равняется 1 млрд евро. Кража мебели из Голландии достигла аналогичной общей цифры[434]. Но цены для покупателей в Германии были гораздо более низкими, поскольку М-кампания лишь во вторую очередь была направлена на принесение пользы казне. В своем рапорте организаторы хвастались: «Проведенная западным отделом М-кампания целиком и полностью служит обеспечению сильно пострадавших от бомбардировок. Благодаря ей приносится значительная польза германской мебельной торговле. В то же время не следует недооценивать чисто психологическое воздействие на пострадавших сограждан быстрого предоставления жилья. Если всего через несколько часов после крупного налета потерявшие жилье семьи могли быть перемещены в полностью меблированную квартиру (и такие факты случались неоднократно), это можно рассматривать как решающий фактор подъема нашего боевого духа».
Благодарственные письма от получателей мебели «всех профессий» не раз убедительно подтверждали социально-психологическую эффективность подобного рода «экстренной помощи». Если верить особым помощникам, то «западный отдел помощи приобрел большую популярность среди всех слоев населения». Их деятельность вскоре была признана не только «важной для хода войны», но и «важной для победы работой во благо оказавшихся в нужде сограждан». Несмотря на растущие проблемы с транспортом, набитые краденым имуществом товарные поезда и баржи всегда «имели первостепенное значение», когда речь шла о грузовместимости и безостановочном следовании[435].
Помимо М-кампании, политическое руководство пыталось умилостивить жителей пострадавших городов специальными подачками. Вместе с Геббельсом и рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом Розенберг и Геринг организовали «подвоз продовольственных поездов на территорию рейха для особых случаев и особых целей». Поставки осуществлялись с Украины, на которой от этого страдало население. Операция по оказанию помощи официально именовалась «продовольственными дарами с востока»[436].
Параллельно с ней подполковник Хенке, личный друг Геринга, создал филиал западного отдела. Его сотрудники скупали одежду и ткани и отдавали заказы голландским, бельгийским и французским швейным компаниям. В связи с этим осенью 1942 года данный военачальник перечислял ежемесячно около 8 млн рейхсмарок для скупки тканей на французском черном рынке. Оплата производилась из бюджета оккупационных расходов: товары предназначались для помощи «особо нуждающейся части населения Германии, в частности пострадавшим в результате бомбежек»[437]. Доставка готовых, скупленных и украденных из еврейских домов тканей «осуществлялась филиалом вспомогательными поездами (автопоездами) непосредственно в пострадавшие города». По приказу ответственных лиц колонны грузовиков должны были всегда стоять наготове, «чтобы в случае авианалета без промедления оказаться на месте». Помимо одежды, они грузили «укрепляющие средства», такие как вино и коньяк[438].
В то же время Геринг разработал «рождественскую кампанию» (начатую в оккупированной Западной Европе еще летом 1942 года): скупку игрушек и детских товаров в качестве подарков под германскими рождественскими елками. До 20 декабря Геринг приказал скупить во Франции «косметику, игрушки и общепринятые подарки». Размещенная в 2306 товарных вагонах и на нескольких баржах добыча «в первую очередь отправлялась в пострадавшие от бомбежек области». В следующую очередь подарки отправлялись в те города и районы, где настроение народа по поддержке войны грозило снижением: в Вену, Бреслау, Кёнигсберг и промышленные районы Силезии[439]. С той же целью в Голландии Геринг приказал скупить товаров на 176 млн рейхсмарок[440].
Хотя попытки несколько сократить эти, чуждые войне расходы не прекращались, верховное командование вермахта еще в июне 1942 года приказало выплатить германским скупщикам 200 млн рейхсмарок во франках. В августе последовала выплата в размере 100 млн, 9 сентября – 200 млн, а в октябре потребовалось еще 200 млн. Двадцатого ноября верховное командование вермахта приказало предоставить «244 500 тыс. рейхсмарок во франках», чтобы (как требовал Геринг) «не допустить перебоев в закупочной кампании на черном рынке Франции»[441]. Во второй половине 1942 года германские государственные скупщики потратили на «рождественскую кампанию» 18,5 млрд франков, которые им перечислило верховное командование вермахта. Чиновники рейхсминистерства финансов обсудили «кампанию по скупке товаров черного рынка», одобрили ее и с чистой совестью проинформировали об этом счетную палату Германского рейха[442]. По данным Рейхсбанка, в 1942 году во Франции «около 3 млрд рейхсмарок из оккупационных расходов было потрачено» с целью «импорта дефицитных товаров в Германию»[443].
Внутри страны Геринг объявил о «рождественской кампании» очень рано – 6 августа 1942 года. В «зале Германа Геринга» в рейхсминистерстве авиации он потребовал от руководящего персонала, созванного из соответствующих министерств и с оккупированных территорий, «извлечения максимума из завоеванной Европы для улучшения жизни германского народа». Пожаловавшись на то, что мародерство на войне больше не является чем-то само собой разумеющимся, он объяснил собравшимся: «Я намерен получать товары в любом случае, и делать это с размахом, послав скупщиков с чрезвычайными полномочиями сначала в Голландию и Бельгию, а потом во Францию. Они должны до Рождества скупить все, что только там есть, в лучших магазинах и на складах. На праздники мы выложим это в витринах магазинов, и германский народ сможет все купить». По задумке Геринга, его скупщики должны были приобрести «одежду, обувь и многое другое, то есть все, что там есть»[444].
В начале ноября 1942 года отвечавшие за продовольствие ведомства уже выпустили дополнительные продуктовые карточки к Рождеству. Их получатели немедленно оценили сдержанное рейхом обещание. «Особенно приветствовались распределение спиртных напитков и раздача вина занятым на тяжелых и ненормированных работах. <…> В общем и целом именно специальное рождественское распределение товаров заставило многих сограждан позабыть о тягостных будничных заботах»[445].
Как обычно, деньги на покупку «рождественских даров рейха» поступили из бюджетов оккупированных стран. «Поощренные» немцы заплатили повторно, независимо от того, шла ли речь о специальной оплате по карточкам, о «товарных надбавках» для определенных групп лиц или о покупках награбленного «дополнительного ассортимента» в магазинах. Люди совершали покупки с легким сердцем, радуясь превращению имеющихся денег в подарки, вино, шнапс, кофе, сливочное масло и сахар. Это убрало избыточную внутреннюю покупательную способность (следуя целям денежной политики) и принесло казне новые доходы.
В первый день Рождества 1942 года Геббельс написал об оглушительном успехе негласной директивы «жратва превыше всего»: «Специальное распределение продуктов питания продолжало оказывать положительное влияние на народ. Кроме того, мои дополнительные дары старикам и многодетным семьям сотворили настоящие чудеса»[446]. В тот же день Гитлер уже жаждал следующего чуда, поскольку стало очевидно, что намеченные на 30 января торжества по случаю десятой годовщины прихода нацистов к власти совпадут с поражением под Сталинградом (которое к тому времени уже не могло дольше скрываться). Его доверенное лицо Борман отмечал: «Фюрер неоднократно подчеркивал, что наиболее действенной в этот день была бы возможность сообщить германскому народу о повторном увеличении продовольственных пайков и улучшении снабжения другими товарами». Он снова хотел «закормить» народ в буквальном смысле этого слова, но вынужден был с досадой признать, что это (практически сразу же после помпезной «рождественской кампании») «к сожалению, теперь невозможно»[447]. Однако он потребовал хотя бы «сохранения» пайков на «прежнем уровне за счет более полного использования оккупированных территорий»