Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм — страница 42 из 85


После осуществления жесткой «политики голода» в отношении советских военнопленных, евреев и населения советских городов, 4 октября 1942 года, в воскресенье, в берлинском дворце спорта Геринг произнес речь в «благодарность за урожай». Прежде всего он говорил об урожае не германских фермеров. Он заявил, что «мы кормим все наши войска благодаря оккупированным территориям». «Несколько бестактное заявление» – так посчитал Геббельс. В целом Геринг объявил об увеличении еще в конце этого месяца продовольственных пайков, особенно в районах с повышенной угрозой бомбардировок. На Рождество он пообещал «специальную раздачу». О завоеванных восточных территориях он сказал буквально следующее: «С сегодняшнего дня дела будут идти все лучше и лучше, поскольку мы владеем территориями с самой плодородной почвой. Там такое изобилие яиц, масла и муки, какое вы и представить себе не можете». За несколько дней до этого Гитлер выступил на открытии организации «Зимняя помощь». С повторной речью он выступил по радио и также вселил надежду миллионам слушателей, что объявленное им «освоение восточных территорий» вскоре снова приведет к «миру». И да, оно позволяет «без особых ограничений пройти войну до победоносного конца».

Озвученные фюрером перспективы вылились в конкретные заявления Геринга, сделанные через несколько дней, и они действительно вселили в народ уверенность. СД сообщала о реакции населения типа: «Геринг обратился к сердцу и желудку нации» или «Подробное описание постоянно улучшающейся продовольственной ситуации в рейхе в целом укрепило мысль о том, что мы преодолели критическую отметку наших продовольственных трудностей» (тем более что рабочие увидели в этом «нечто осязаемое»). Кроме того, в широких кругах перестали так оживленно обсуждать военное положение (например, продолжительность боев за Сталинград). В отчете СД от 12 октября 1942 года констатировался «значительный рост настроения женщин, для которых обещание постоянного улучшения питания и снабжения, естественно, играет наибольшую роль». Геббельс отмечал «большой всплеск настроения германского народа»[595].


По данным управления статистики рейха, за два военных продовольственных года, 1941/42 и 1942/43, оккупационные власти вывезли из завоеванных частей Советского Союза следующие основные сельскохозяйственные товары (продовольственный год длится от урожая до урожая; в таблице фуражное и продовольственное зерно объединены в зерно; семена масличных культур, намазываемые жиры, пищевые масла названы пищевыми маслами и жирами)[596].



По мнению современных статистиков, эти цифры должны были быть дополнены «непосредственно добытыми или захваченными войсками продуктами, которые составляют хотя и меньший, но все же весьма значительный объем: только неучтенного зерна было вывезено несколько сот тысяч тонн. И наконец, следует упомянуть снабжение дислоцированного на востоке аппарата Германского рейха (чиновников, рабочих и служащих восточных компаний), которое не учитывалось статистикой рейха». Сюда же добавляются частные закупки многих миллионов германских солдат в течение двух лет, также не отраженные в статистике. Тем не менее исследователи тех событий пришли к выводу, что неучтенная часть «изъятых продуктов» была «хотя и меньше» учтенной, «но все же довольно значительна». Поэтому далее я добавляю к потреблению вермахта 15 %, минимальный показатель (который, конечно же, отстает от реальных цифр).

Если подвести общий итог в соотношении к германскому производству зерна, то грабеж советских территорий дал плюс 10 %, добавка по растительному маслу – более 60 %, а по мясу – около 12 %[597].

Если теперь соотнести все добытое с едва достаточным для выживания годовым прожиточным минимумом в перерасчете на каждого жителя страны, равнявшимся тогда 2,5 зерновой единицы (ЗЕ), становится понятно, почему на оккупированных советских территориях должен был царить голод. Перерасчет различных продуктов питания производится с использованием кода ЗЕ, разработанного в 1940-х годах и употребляемого рейхсминистерством продовольствия. Зерновая единица соответствует центнеру зерна. Другие сельскохозяйственные продукты оценивались научными консультантами Бакке, известными агрономами Эмилем Вёрманом и Георгом Бломом, на основе пищевых злаков, пересчитанных в «энергию содержания питательных веществ», выраженную в зерновых единицах. Этим они обеспечили научную основу нормирования продуктов питания во время войны; сегодня такие расчеты полезны для эффективного планирования рациона помощи в случае голода. В соответствии с ними картофель пересчитывается с коэффициентом энергии 0,2, бобовые – 1, живой вес коровы – 5,7, свиньи – 4,2, яйца – 4,2, жир – 3,4 (в дальнейшем мясу присваивается общий коэффициент 5, находящийся между свининой и говядиной).

Для вывода о катастрофических последствиях вывоза продовольствия необходим следующий расчет: с помощью указанных соотношений можно привести к общему знаменателю в зерновых единицах продовольствие, награбленное немцами за два года в Советском Союзе. Выбрав наиболее важные продукты питания, мы получим следующий результат (на основе данных управления статистики рейха).



Как уже говорилось, для элементарного выживания человеку необходимо в среднем 2,5 зерновой единицы в год. В соответствии с этой нормой необходимо поделить на пять пересчитанный теперь в зерновые единицы минимальный объем продовольствия, награбленного «на востоке» германским вермахтом, и добавить к нему объем для снабжения германского гражданского населения в течение двух лет, чтобы узнать, какое количество людей в СССР тем самым было лишено своих основных пищевых потребностей. То, что речь на самом деле шла о самом минимуме, видно из германских данных о «продовольственной зоне Европы». В соответствии с ними показатель самообеспеченности Советского Союза в мирное время составлял 101 %. Таким образом, во время войны он должен был упасть ниже минимума в 100 % (просто из-за разрухи и хаоса) даже без германского вывоза продуктов питания[598]. Помимо этого, германский продовольственный грабеж вызвал голодную катастрофу среди десятков миллионов жителей СССР, или (в чисто арифметическом выражении) полное лишение элементарной пищи более 21,2 млн человек.

Столкнувшись с таким мысленно предвосхищенным и, вероятно, еще более радикально изложенным сценарием, 21 мая 1941 года конференция статс-секретарей постановила: «Война должна быть продолжена только в том случае, если на третьем году войны весь вермахт будет питаться за счет России. При этом несомненно, что в случае получения нами всего необходимого десятки миллионов местных жителей будут обречены на голод»[599].


В письме, написанном летом 1942 года германским служащим, работавшим в Кировограде (Украина), содержится информация о практике разграбления продовольствия. Этот человек работал на монополистическую компанию рейха на оккупированных территориях СССР, и в его задачи входили «учет и обеспечение работы всех производств как в сельском хозяйстве, так и во всей промышленности, и в первую очередь снабжение нашего Юго-Восточного фронта всеми мыслимыми продуктами питания». После того как автор письма вскользь заметил про «смерть евреям», он назвал главной целью своей работы «максимальную помощь родине продовольствием». Однако оставались кое-какие позиции, которые «вермахт не мог перевезти в настоящий момент», но впоследствии отправит в Германию: «В рейх с востока поступают огромные количества пшеницы, семян подсолнечника, подсолнечного масла и яиц. Так что, если, как пишет мне жена, в ближайшую продовольственную декаду в рейхе будет раздаваться подсолнечное масло, я смогу с некоторой гордостью заявить, что я тоже приложил к этому руку»[600].


Продовольствие из оккупированных стран в первую очередь приносило пользу германским солдатам. Немалую его часть они отправили домой. Другая часть (резко увеличившаяся в 1942 году) была вывезена для занятых тяжелым трудом германских рабочих, беременных женщин, арийских стариков и младенцев и, наконец, что не менее важно – для достойного обеспечения пресловутого рядового потребителя. Под ним имелся в виду обладатель обычной продуктовой карточки, не дававшей ему права на какие-либо добавки.

Размер продовольственного пайка и относительно справедливое распределение продуктов среди немцев с каждым днем укрепляли доверие народа к своему руководству. В феврале 1945 года берлинские матери жаловались, что впервые «не могут получить нормальное цельное молоко»[601]. Десятилетия спустя после 1945 года германские женщины с обвинительным подтекстом вспоминали одно и то же: «В войну мы не голодали, все работало! Только после нее нам стало плохо».

Сюда же относятся и встречные воспоминания из блокадного Ленинграда. В январе 1942 года здесь ежедневно умирало от 3500 до 4000 человек: «Найти гроб было почти невозможно. Сотни завернутых лишь в ткань трупов просто оставляли лежать на кладбищах или вокруг них. Власти хоронили брошенные тела в братских могилах, вырытых силами гражданской обороны с применением взрывчатки. У людей не было сил копать обычные могилы в промерзшей земле»[602].

Часть IIIЭкспроприация имущества евреев

Принцип государственного грабежа

Инфляция и ариизация

Обычно представление о выигравших от процесса ариизации быстро ассоциируется с руководством концернов и директорами банков. Состоящие из специалистов-историков комиссии по расследованию преступлений нацистской эпохи, созданные во многих европейских странах и крупных компаниях в конце 1990-х годов, только усилили общее ложное впечатление. В несколько более дифференцированной специальной литературе как мелкие, так и более крупные нацистские функционеры часто причисляются к выгодоприобретателям ариизации. Уже несколько лет назад в поле зрения попали и обычные германские жители, а также польские, чешские или венгерские выгодоприобретатели – люди, которые часто получали в награду за свою грязную службу оккупационной власти «деиудизированную» собственность. Но любая концепция, фокусирующая свое внимание исключительно на частных выгодоприобретателях, вводит в заблуждение. Она уводит от сути при ответе на вопрос о том, куда делась собственность лишенных имущества и убитых евреев Европы.