ВА также распоряжалась «наличными деньгами, бриллиантами, драгоценностями и т. д.», которые германская охранная полиция отобрала у предназначенных для депортации евреев в транзитном лагере Мехелен. Для надлежащего контроля БОУ (находящееся в стопроцентном владении вермахта) постоянно откомандировывало своего сотрудника на склад. Пакеты акций и депозитарные счета, а также выручка от продажи конфискованного имущества в основном переводились во «Французскую банковскую и депозитную компанию» под принудительным управлением ВА[669].
Германские военные чиновники написали окончательный отчет о своем валютном и финансовом управлении зимой 1944/45 года, после того как они покинули Бельгию перед лицом неминуемого поражения. Это, разумеется, привело к упущениям в представленной информации. Одно из них особенно важно в обсуждаемом здесь контексте. Согласно отчету, в дополнение к официально оформленным расходам «оккупационные власти получили дополнительные бельгийские франки в качестве дохода за административное управление». Это были, в частности, «деньги за “еврейское искупление”… административные штрафы, выручка от продажи конфискованных контрабандных и дефицитных товаров и т. д.». Однако документы об этом сохранились только за период с 1 октября 1943 года по 31 марта 1944 года, пояснил автор отчета. За это время накопилось несколько миллионов рейхсмарок, по поводу которых отмечалось, что «в результате они сокращали реальные оккупационные расходы»[670].
Но статья административных доходов (о которой в значительной степени умалчивалось в итоговом отчете военной администрации) содержит экспроприированную собственность бельгийских евреев. Сейчас уже невозможно сказать, о какой сумме шла речь. В любом случае она была не так уж велика с учетом относительно небольшой совокупной собственности бельгийских евреев. Согласно сохранившимся документам, периодически поступали ценности в пределах 3, 12 или 10 млн рейхсмарок[671]. Осенью 1944 года чиновник рейхсминистерства финансов сделал пометки в сопроводительной карточке к «Прочим задачам рейхскомиссара Бельгии»: «общество доверительных управляющих (еврейской собственностью)», «вражеская и еврейская собственность (пересланные ценные бумаги)», «требования рейха к министерству оккупированных восточных территорий из-за вывоза еврейского движимого имущества», «произведения искусства, вывезенные оперативным штабом Розенберга»[672]. Чиновник вмешался в дело, поскольку речь шла о средствах, которые должны были быть зарезервированы для нужд военного бюджета или еще не были собраны. Результаты остальных задач не озвучены.
В Голландии немцы создали небольшое «гражданское надзорное управление». В отличие от Бельгии или Норвегии здесь никогда не существовало местного или германского закона о лишении евреев собственности. И тем не менее добыча здесь была особенно обильна. Прежде всего 22 октября 1940 года рейхскомиссар приказал зарегистрировать определенные предприятия, а 12 марта 1941 года конкретизировал процедуру в «распоряжении об обращении с подлежащими регистрации предприятиями». Каким бы нейтральным ни звучало это название, последний абзац был ясен: «Настоящее распоряжение вступает в силу в день его обнародования и понимается как “Распоряжение об экономической деиудизации”».
10 января 1941 года на евреев также было наложено «искупление», экономический прием, характерный для немцев почти повсеместно. 26 марта последовала проверка операций с иностранной валютой и золотом, 27 мая вышло распоряжение об обязательном декларировании евреями своих сельскохозяйственных угодий, 8 августа настала очередь основных средств производства, а через три дня и всей еврейской недвижимости.
Однако в решающем распоряжении от 8 августа речь шла не об экспроприации или об «отходе подлежащей сдаче» собственности евреев германской или голландской казне, а (в более общем смысле) о «правилах обращения с еврейской собственностью». Как отмечала СД, речь шла «об изъятии и накоплении всего еврейского имущества», которым якобы должна была быть оплачена последующая эмиграция. Как в Германии, так и в Словакии, Венгрии или протекторате Богемии и Моравии, непосредственная выгода для военной казны должна была исчезнуть за псевдоформулировкой «создания фонда эмиграции»[673].
В результате все наличные деньги и чеки следовало переводить на счет преобразованного в центр по ариизации банка Lippmann, Rosenthal & Co. Ценные бумаги должны были депонироваться или регистрироваться в нем депозитарным банком. Туда же должны были доставляться «коллекции всех видов, произведения искусства, предметы из золота, платины или серебра, а также обработанные или необработанные драгоценные и полудрагоценные камни, жемчуг»[674]. 21 мая 1942 года евреев также заставили заявить о всех частных задолженностях и требованиях[675]. «Еврейское» название банка скрывало за собой германских финансовых боссов, ликвидировавших еврейское имущество[676].
На управляемой голландцами Амстердамской фондовой бирже удалось продать около 80 % бывших еврейских акций. Аналогичным образом были проданы и другие части имущества. При этом возник диспут о том, соответствовали ли сделки с недвижимостью запрету Гаагской конвенции на экспроприацию собственности. На первый взгляд все казалось правильным, ведь формально речь шла не об экспроприации, а о перераспределении имущества. Выручку от ликвидационных продаж можно было сначала инвестировать в форме государственных и промышленных облигаций, а также в обеспеченные облигации, а спустя очень короткое время – только в голландские государственные облигации. Одной из особенностей Нидерландов было то, что значительная часть изъятых из еврейской собственности денег моментально превращалась в казначейские обязательства Германского рейха. Однако, поскольку голландские государственные облигации были выпущены исключительно для удовлетворения потребностей оккупационных властей в деньгах, все происходило именно таким образом. Голландская казна или Германский рейх регулярно выплачивали проценты банку Lippmann, Rosenthal & Co., которые затем тут же снова превращались в государственные облигации, то есть перетекали обратно в государственный бюджет или в бюджет оккупационных расходов. Сделки проводились через «собирательный счет». В результате собственность отдельных частных лиц могла (в лучшем случае) составлять менее десятой доли процента от общего объема экспроприированных ценностей.
Применяемая здесь система не требовала формального акта экспроприации. Его можно было провести через пять, десять или двадцать лет. Соответственно, рейхскомиссар Нидерландов преобразовывал превращенное в государственные ценные бумаги еврейское имущество в «специальную собственность», которую затем передавал в специально созданное для этой цели в Гааге учреждение «по делам собственности и пенсионного обеспечения». На этом все могло бы закончиться (что в итоге и произошло). Потому что в том случае, если бы к сроку погашения облигаций никто не явился за начисленными процентами, то долги не пришлось бы возвращать и все требования были бы потихоньку забыты (если посмотреть на германскую экспроприационную политику, направленную в первую очередь против евреев, то неверно просто взять количество проданных «ценных бумаг» для измерения степени «ариизации». Прежде всего необходимо провести различие между принудительно и ранее добровольно купленными государственными облигациями, с одной стороны, и акциями частных компаний – с другой. В то время как акции должны были быть проданы для принесения пользы государственной финансовой политике, в случае с государственными облигациями не требовалось никаких дополнительных действий, поскольку государство уже получило свои деньги. Для успеха подобной финансовой политики также не имело значения, была ли конвертированная в государственные облигации собственность по-прежнему на имя владельцев (имущество которых находилось под принудительным управлением), или же она была частью анонимных фондов)[677].
Например, собственность объявленных «врагами» иностранцев или бежавших из Нидерландов голландцев была передана под принудительное управление в соответствии с процедурами, которые в целом не противоречили международному праву. Так было принято даже в Великобритании или в США. Но в случае собственности евреев в 1942/43 году германское управление вражеским имуществом сразу же продало ее и перечислило вырученные деньги на счет, специально открытый для этой цели компанией Deutsche Revisions und Treuhand AG в Амстердаме. Эти деньги (в данном случае на имя уже не существующего еврейского владельца или «вражеского гражданина») также превращались там в голландские государственные облигации и, таким образом, стопроцентно шли на финансирование немецких военных расходов[678].
Только после завершения перехода собственности начальник СС и полиции в Гааге заявил: «Пятнадцатого октября [1942 года] еврейство в Голландии объявлено вне закона, таким образом, начинается крупная полицейская акция, в которую вовлечены не только германские и голландские полицейские органы, но и отделы НСДАП, местные подразделения партии, Национал-социалистический блок… вермахт и т. д. <…> Одновременно я заявляю, что арийцев, укрывавших евреев, переправлявших их через границу или подделывавших удостоверяющие личность документы, ждет такая же конфискация имущества, а исполнителей – отправка в концлагерь. Все это делается для того, чтобы остановить бегство евреев, начавшееся в больших масштабах»