[731], вступивший в силу 26 августа. По сути, он следовал немецкой практике экспроприации собственности 1938–1941 годов. Это означало, что вся принадлежащая евреям собственность передавалась доверительному (временному) управляющему, а затем продавалась и переводилась в наличные деньги или государственные ценные бумаги. Таким образом, формальной экспроприации собственности евреев Франции не происходило. Официально, согласно пункту 1 статьи 1 закона, речь шла об «искоренении любого влияния евреев на экономику Франции». Таким путем удалось использовать почти всю собственность французских евреев для германской военной казны. После того как евреи в вишистской Франции и во французских колониях в Северной Африке тоже потеряли свою перешедшую государству собственность, и эти деньги (поскольку речь шла о единой валюте, поддерживаемой с помощью ариизации) в конечном итоге оказались в карманах немцев.
Уже в статье 1 закон исключил из доверительного управления все французские государственные займы, облигации французских муниципалитетов или государственных предприятий. Это было логично, поскольку соответствующий немецкому предписанию закон был направлен на превращение как можно большей части еврейской собственности в государственные облигации. Для достижения данной, не упоминаемой в законе цели назначенные доверительные управляющие имели полное право в соответствии со статьей 12 продавать доверенные им объекты. Это распространялось даже на ценности, находящиеся в залоге у третьей стороны. Статья 18 показывает, что главной целью была ликвидация собственности: если доверительный управляющий не спешил с продажей, то председатель ответственного коммерческого суда мог назначить «ликвидатора» для обеспечения предписываемой по закону продажи.
Бескомпромиссная ясность законодательного замысла на первый взгляд странно контрастирует с изложенным в статье 7 принципом, согласно которому «доверительные управляющие должны управлять вверенным им имуществом по принципам хорошего семьянина». «Временный управляющий обязан вести себя как хороший отец», – говорится в ней дословно. Однако в реальности «отцовская забота» основывалась не на благополучии евреев, а исключительно на интересах французского и немецкого министров финансов.
Решающим было то, что происходило с выручкой от массовой ликвидации собственности. Это, в свою очередь, регулировала статья 24 закона. Согласно ей «все доходы от продажи должны были выплачиваться на имя еврея, собственность которого принудительно находилась в якобы доверительном управлении, в государственную депозитную кассу». Там суммы немедленно превращались во французские государственные ценные бумаги и, таким образом, в часть германских военных финансов.
Занявшись прояснением финансовых взаимосвязей, можно найти возможную причину, по которой комиссариат по делам евреев располагался на площади Пети-Пэр, 1: он находился в 50 м от главного входа в Банк Франции. Поскольку согласно статье 17 покупатели должны были по возможности оплачивать покупки наличными деньгами (что соответствовало практике ариизации в Германии, а затем и в Венгрии), деньги можно было быстро отнести в Банк Франции и там (казалось бы, безупречно с позиций имущественного права) превратить их в государственные ценные бумаги[732].
Ликвидация еврейской собственности во Франции достигла своего пика в 1942 году и сократилась менее чем наполовину уже в 1943 году[733]. Treuverkehr Deutsche Treuhand AG взимала ощутимые сборы за свою аудиторскую работу, а также собирала прибыль с предприятий в доверительном управлении, определяла размер выручки от продаж и т. д. Примечательно, что она также конвертировала их во французские казначейские обязательства. Германское управление «вражеской» собственностью впоследствии сформулировало это следующим образом: «Она вносила суммы (в соответствии с указаниями военной администрации) на счета в отделениях крупных вражеских банков, находящихся под управлением Германии, на среднесрочный период и регулярно переводила их во французские ценные бумаги при накоплении больших сумм». То же самое происходило с требованиями «вражеских» кредиторов. Они также превращались в казначейские обязательства[734]. Способ вложений, несомненно, имеет отношение к настойчивости немецкого комиссара в Банке Франции, который таким образом поддерживал доверительные отношения с управляющим банка.
Поскольку доходы от реализации еврейской собственности поступали на счета Treuverkehr, во Франции они оставались лишь на бумаге. Германские ответственные лица выбрали такие формы вложений, которые снижали инфляционное давление во Франции и облегчали выплату огромных оккупационных расходов (так, в 1943 году непосредственно в центральную кассу рейха в Берлине была переведена сравнительно небольшая сумма 22,5 млн рейхсмарок из поступлений от доверительного управления)[735].
Субсидии союзников
В Словакии проживало 2,65 млн человек, и своей независимостью она обязана гитлеровской Германии, которая добилась отделения страны от Чехословакии в 1938–1939 годах. Антисемитскую пропаганду задававшей тон Словацкой народной партии можно продемонстрировать в проникнутом духом классовой борьбы выступлении Александра Маха. Будущий министр внутренних дел (который ранее всегда поддерживал контакт с коммунистическими функционерами) заявил на этапе основания нового государства: «С евреями, владеющими золотом, драгоценностями и богатствами, повсюду покончено, и в случае необходимости мы повторим то же самое. Сила Словакии в трудолюбивом народе, и кто здесь не работает – тот не ест. У любого, кто украл здесь богатство, его отнимут! Вот и все решение еврейского вопроса!»[736] Газета Slovenska Politika в июле 1940 года рассуждала аналогичным образом: «У нас сейчас во главе угла прежде всего поставлен еврейский вопрос. Без его радикального решения наши социальные условия коренным образом не улучшатся»[737].
Постановление правительства от 18 апреля 1939 года определяло, кого следует считать евреем, но при этом (в отличие от Германии) допускались существенные исключения. В целом оно отказывало «идентифицированным» евреям в праве занимать государственные должности и частично или полностью ограничивало их доступ к некоторым профессиям[738]. Поскольку словацкое правительство намеревалось улучшить бедственное положение сельских жителей и пролетариата, оно еще в 1939 году обязало евреев регистрировать свои сельскохозяйственные и лесные угодья. Несколько месяцев спустя последовал закон, предусматривавший национализацию таких угодий и предписывавший, каким образом они должны быть разделены и распределены «социально справедливым образом». Фактически связанная с этим экспроприация собственности затронула почти 101 423 га принадлежащей евреям земли (площадь может показаться небольшой, но чисто теоретически ее было достаточно для закладки 20 тыс. ферм площадью 5 га для безземельных семей). Вместе с детьми численность евреев могла составлять 120 тыс. человек (или почти 5 % населения Словакии). 25 апреля 1940 года вышел закон о «словакизации» еврейских предприятий, направленный на создание «сильного словацкого среднего класса»[739].
После принятия законов об экспроприации собственности еврейских землевладельцев, торговцев и ремесленников летом 1940 года появился план депортации словацких евреев на Мадагаскар. Правительство в Братиславе было единственным среди союзников Германии, сразу же присоединившимся к этому проекту. Это, безусловно, связано с деятельностью Дитера Вислицени, которого Эйхман отправил в Братиславу в августе 1940 года в качестве советника по делам евреев. Его первоочередной задачей было полное исключение евреев из словацкой экономики, поэтому Вислицени иногда называли и «советником по вопросам арииза-ции». Прибыв в Братиславу, он немедленно приступил к повышению эффективности законов об экспроприации собственности по германской модели. Таким образом, по примеру созданных в Вене и Праге грабительских и депортационных агентств в Братиславе также возник специальный орган «словакизации» – Центральное экономическое управление и связанный с ним фонд, с помощью которого якобы должна была поощряться «эмиграция» евреев. Этот эвфемизм (который так любили использовать германские бюрократы) скрывал за собой счет, на который перечислялись доходы от массовой продажи еврейской собственности. Название фонда отвечало требованиям секретности, а его работой руководил исключительно министр финансов Словакии. 2 сентября 1940 года он издал постановление об обязанности евреев «регистрировать свое имущество для учета».
К началу 1942 года правительство Словакии ликвидировало 9987 из почти 12 тыс. зарегистрированных на евреев предприятий и ариизировало 1910[740]. Разумеется, заинтересованному словацкому среднему классу была выгодна не только прямая передача собственности еврейских промышленников. Исчезновение конкурирующих компаний и связанный с этим процесс концентрации капитала на словацких предприятиях также были преимуществом для отдельных национальных словацких предпринимателей[741].
Подведением итогов конфискации имущества евреев в Словакии занимались как статистическое управление, так и «Еврейский центр» (так называлось принудительное объединение словацких евреев). По данным словацкого антисемита Антона Вашека, возглавлявшего отдел по делам евреев в министерстве внутренних дел, еврейская собственность составляла 4,5 млрд крон. Согласно данным статистического управления и «Еврейского центра», ее реальная стоимость была значительно ниже, составляя от 2,5 до 3 млрд крон