На основании этих косвенных доказательств можно предположить следующую схему: с октября 1942 года по сентябрь 1943-го немцы тайно укрепляли драхму (с помощью министра финансов Греции, центрального банка и некоторых «доверенных маклеров») посредством золота, украденного ими у евреев Салоник. Тем самым они напрямую профинансировали германский вермахт[887]. «Цель золотой кампании заключалась в следующем, – вспоминал Нойбахер, – купленные банкноты использовались для покрытия оккупационных расходов, что снижало нагрузку на печатный станок». Так ему удалось сохранить греческую валюту как средство платежа, несмотря на большую инфляцию[888]. Это частично освободило греческий государственный бюджет от оккупационных расходов[889].
Экспроприация собственности евреев в Салониках преследовала непосредственные финансовые интересы вермахта. Как констатировал германский банковский комиссар Хан, «главной целью золотой кампании» была «добыча необходимых для финансирования вермахта наличных денег». Поскольку это финансирование (которое немецкие и греческие лидеры до сих пор держат в секрете) состояло не менее чем на 60 % из золота греческих евреев, то здесь происходила прямая конфискация собственности граждан Греции в пользу оккупантов, замаскированная под обычные биржевые операции.
Оправдание своих действий, написанное Ханом в 1957 году, подтверждает вопиющее нарушение финансового права. В заключительном примечании говорится: «Вся золотая интервенция находилась в руках банковского комиссара, который распоряжался золотыми запасами по своему усмотрению», в том числе и золотом евреев Салоник[890]. По сведениям немецких военных, во время официальной «золотой кампании» оккупационные расходы смогли покрыть «приблизительно на 70 % за счет доходов от продажи еврейского золота»[891]. Во время неофициальной первой части золотой кампании все выглядело таким же образом, только речь шла непосредственно о вложенных в золото сбережениях 46 тыс. евреев из северной Греции (затем почти все они были убиты в Освенциме).
Впоследствии участникам немецкой и греческой сторон никогда не приходилось лгать о своих взаимовыгодных сделках в то время, поскольку они оставались настолько секретными, что после войны о них никто не знал. Вместо этого мировая общественность еще несколько десятилетий верила в историю о грабителях, которую Макс Мертен (недолгое время пребывая в заключении в афинской тюрьме) придумал вместе с сокамерником в 1957 году. Мертен и позже неоднократно разглагольствовал о «кладе нибелунгов», принадлежавшем евреям Салоник и найденном на дне моря. По-видимому, он также смог поймать Симона Визенталя на свою уловку, следовавшую стратегии защиты Нойбахера, Хана и Альтенбурга. В 1971 году в суде Вены Визенталь потребовал комиссию в размере 100 тыс. германских марок «за свою помощь в поиске клада золота и платины, похищенных немцами из Греции во время Второй мировой войны». Подсудимые представители греческого государства (которые, вероятно, были лучше осведомлены в этом вопросе) возразили на это, что «информация Визенталя по этому вопросу не представляет собой никакой ценности»[892]. Даже в 2000 году ложный след Мертена многими воспринимался всерьез. В то время профессиональные дайверы искали у юго-западной оконечности Пелопоннеса якобы специально затопленную Мертеном рыбацкую лодку, на борту которой находились «еврейские сокровища Салоник». Даже разгорелся спор о том, кому будут принадлежать богатства, если их найдут в национальных или нейтральных водах. Как и сама вымышленная история, оценки сокровища в августе 2000 года были взяты из воздуха. «Их стоимость – более 2 млрд долларов», – подхватили эту утку BBC и CNN[893].
Еще долгое время после войны афинские финансовые круги должны были прекрасно помнить, куда подевалось золото греческих евреев в 1942 и 1943 годах. Его не потопили и не увезли в Германию. По большей части оно оставалось в стране и меняло владельцев. В 1998 году министерство иностранных дел Греции опубликовало уже упомянутый источник под названием «Документы по истории греческих евреев». Документы взяты из архивов министерства иностранных дел и датируются не ранее чем 1944 годом.
А что случилось бы, если бы после войны были опубликованы бумаги из архивов министерства финансов, Национального банка и кабинетов главных коллаборационистов? Что было бы, если бы ключевые решения об экспроприации собственности евреев между 1942–1943 годами были подтверждены документами, включая все соглашения, заключенные членами греческого правительства и высокопоставленными чиновниками (Ханом, Шефером, Нойбахером и Альтенбургом) для стабилизации драхмы?
По случаю смерти Германа Нойбахера газета Frankfurter Allgemeine Zeitung опубликовала письмо историка Перси Эрнста Шрамма от 18 июля 1960 года. В нем под заголовком «Воспоминания о докторе Нойбахере» говорилось, «что сегодня мир обеднел, потому что нас покинул человек, хотя и связавшийся с “нацистами”, но не отказавшийся от своей личности, сумевший сохранить ее даже в самых ужасных обстоятельствах и в итоге нашедший возможность доказать, что он действительно был мастером своего дела».
За несколько недель до того, как бо́льшая часть германских войск была выведена из Греции, 1673 еврея с Родоса и 94 с соседнего острова Кос были насильственно вывезены и депортированы через Пирей. Их страшное путешествие началось 24 июля 1944 года и закончилось 16 августа в Аушвице-Биркенау. Всякий, кто читает про этот путь страданий в многочисленных трудах о холокосте, регулярно встречает там (но только не у Рауля Хильберга) одно и то же общее замечание: именно это деяние доказывает слепую ярость расового безумия, которое саморазрушительно выходило за рамки собственного неприкрытого интереса к безопасности немецкого народа.
«К тому моменту, – пишет, например, Хаген Флейшер в сборнике “Измерение геноцида” под редакцией Вольфганга Бенца, – когда Красная армия готовится сокрушить юго-восточных сателлитов “оси” одного за другим, как костяшки домино; когда группа армий “Е” уже проводит первые приготовления к эвакуации, а самое ценное армейское имущество неизбежно остается на [греческом] полуострове, эта нецелесообразная трата скуднейшего транспортного сообщения на единственном (и без того перегруженном) пути отступления превращает в насмешку любые стратегические соображения»[894]. Леа Рош и Эберхард Якель предполагают, что в этой точке германской сферы влияния в июле 1944 года стало очевидным «полное безумие нацистов»[895].
Представленные суждения можно считать преобладающим мнением аналитиков тех событий. И в них не находится оправдания произошедшему в разрезе военной необходимости для немцев. Депортация более 1750 человек, занявшая сначала несколько небольших грузовых судов, а затем целый товарный поезд, не конкурировала с другими транспортными потребностями вермахта. Скорее всего, к этой депортации был расовый интерес. Это будет объяснено на следующих страницах.
Родос относился к еще принадлежавшей Италии группе островов Додеканес, насчитывал 45 тыс. жителей и был оккупирован немцами только в сентябре 1943 года после перехода Италии на сторону врага. Местная итальянская администрация осталась на своих местах, а местное отделение Банка Италии должно было организовать снабжение германских войск деньгами[896]. 10 мая 1944 года командир (уже достаточно изолированной штурмовой дивизии «Родос») получил от начальника штаба верховного командования вермахта Вильгельма Кейтеля должность коменданта по Востоку и на Эгейском море. В составленной служебной инструкции того времени о роли интенданта острова говорилось следующее: «Он отвечает за военное управление, в особенности – за контроль в использовании страны для нужд трех родов войск вермахта, включая требование и распределение денежных средств. Интендант технически является интендантом вермахта и подчиняется военному командующему Греции»[897].
В начале июня комендант Крита сообщил Гитлеру, что остров-крепость «имеет запасы продовольствия на четыре месяца» и требует ежемесячного пополнения всего лишь на 1500 т. Поскольку Гитлеру нужны были запасы на шесть месяцев, то из Пирея на Крит должны были доставляться не менее 6 тыс. т продовольствия в месяц[898]. Аналогичным образом развивалась ситуация и на Родосе. Этот остров также был выбран в качестве «укрепленного пункта». Одновременно большая часть других немецких соединений была выведена из района Эгейского моря («временно», как убеждало само себя германское руководство).
Уже во второй половине июня стало ясно, что войска на Крите и Родосе (всего около 70 тыс. человек) вскоре будут отрезаны от всякого подвоза снабжения. Их боевая задача состояла в «оказании максимально возможного сопротивления противнику, даже после блокады, чтобы выиграть время и ценой собственной жизни сковать силы противника»[899]. Разумеется, еще несколько недель производились попытки доставки кораблями продовольствия, бронетехники, оружия и боеприпасов. Пока это удавалось, корабли возвращались обратно в Пирей почти пустыми вплоть до 28 августа. Однако из-за нехватки топлива, превосходства британских бомбардировщиков и подводных лодок, а также массированных авианалетов на порты Пирей и Салоники количество перевозок все больше снижалось. Короткие (часто лунные) ночи не облегчали задачу