Живя в сочетании всеобщей заботы и показательного насилия над так называемыми «врагами народа», большинство немцев превратились не в радующихся победам нацистов, а скорее в приспособленцев, наслаждавшихся ежедневными возможностями сытой жизни, предоставляемыми им системой. Однако долгое время этой пассивной лояльности было достаточно, чтобы нацистское государство могло свободно руководить страной до лета 1944 года.
Чисто спекулятивная технология финансирования войны вылилась в принуждение оккупированных стран к заключению «победного мира». Правительство Гитлера редко прибегало к компромиссам, но тут оно должно было исключить любое сопротивление. По этой причине оно с самого первого дня войны опиралось на «огромные возможности», которые Германия могла дополнительно использовать на оккупированных ею территориях, то есть не прибегая к собственным национальным богатствам. После победы над Францией она была еще более уверена в себе: «владевшая территориями от Нордкапа до Бискайского залива», но погрязшая в долгах Германия теперь имела в своем распоряжении «богатства почти всей Европы»[976].
Таким образом, простые немцы сохраняли спокойствие и даже хорошее настроение с помощью щедрого государственного обеспечения. Осенью 1940 года с целью подъема общественных настроений германским рабочим были повышены пенсии и предоставлены налоговые льготы, а осенью 1941 года правительство отказалось от любых масштабных прямых военных налогов на последующие годы. После вторжения в Советский Союз возобладала интерпретация, согласно которой внутренние германские долги за вооружение и ведение войны существовали лишь виртуально. В 1942 году статс-секретарь Фриц Рейнгардт успокаивал общественность в своей брошюре «Что происходит с нашими деньгами?», написанной для широкой публики. Он говорил о «переустройстве на востоке» и будущих щедрых плодах окончательной победы. Военные долги (как он лживо уверял общественность) «будут компенсированы за счет ценностей и источников дохода, многократно превышающих увеличившийся долг рейха»[977].
Так же смотрели на дело и ведущие германские экономисты. В своем заключительном слове на рабочем совещании по финансированию войны осенью 1941 года Рудольф Штуккен задал следующие риторические вопросы: «Действительно ли долги останутся проблемой после войны? Поддержат ли нас некоторые враги, которые действительно могут оказать нам помощь в существенных экономических вопросах путем репараций?»[978] (конечно, после 1945 года Штуккен вел себя так, словно постоянно выступал против финансовой политики национал-социализма). Ученый-финансист Геро Мёллер указывал на «продажу новоприобретенных освободившихся земель и иного безвозмездно полученного нового государственного имущества», что может «принести значительное облегчение»[979].
Летом 1942 года его коллега Бернхард Беннинг также высказался за «реприватизацию собственности рейха на присоединенных восточных территориях» и привлечение «текущих доходов рейха от дополнительной прибыли за счет ввоза более дешевых товаров с оккупированных восточных территорий» в качестве «дополнительных источников погашения долгов»[980]. В докладе, лежавшем в основе цитируемого здесь сочинения, он еще определеннее высказался по вопросу «обращения к иностранной экономике»: «Кроме того, существует значительное количество материальных ценностей, перешедшее в собственность рейха путем оккупации враждебных стран – особенно в бывшей Польше и России»[981].
Под «дополнительной прибылью» понималась разница между закупочной ценой (например, российского зерна) и розничной ценой в Германии. «Если внутренняя розничная цена тонны ржи в России, – объяснял Рейнгардт главным разбойникам-технократам рейха, – составляет в настоящее время 80 рейхсмарок, то разница на тонну ржи между 180 рейхсмарками розничной цены в Германии и 80 рейхсмарками той же цены в России (включая расходы на транспортировку и хранение) отправится в виде дополнительной прибыли в казну рейха». Согласно протоколу, слушатели Рейнгардта из руководства вермахта, рейхсминистерств продовольствия, экономики и оккупированных восточных территорий «единодушно придерживались мнения, что так и следует поступать впредь»[982].
Вопреки желанию Генриха Гиммлера (как комиссара рейха по делам поселений) статс-секретарь в рейхсминистерстве внутренних дел успешно настоял на передаче захваченного вражеского имущества в казну, не оставив ничего для поселений этнических немцев. Ведь упомянутые «территории были завоеваны всем народом с оружием в руках в кампаниях этой войны… [так что] исходя из этого плоды побед должны приносить пользу всему немецкому народу»[983]. Министерство финансов охотно согласилось с этим заявлением. По мнению работающих там чиновников, «рейх изначально приобрел право собственности на это имущество, оккупировав вражеские территории»[984]. Теми же аргументами они вместе со своими коллегами из ведомства по выполнению четырехлетнего плана свели на нет притязания местных функционеров-коллаборационистов в оккупированной Польше. Для составителей бюджета в Берлине было ясно, «что эквивалентная стоимость завоеванной польской собственности принадлежала только Германскому рейху»[985].
Исходя из экономического реализма и факторов внешнего имиджа, чиновники министерства всегда подчеркивали, что рейх не имеет права на получение самих захваченных материальных благ, а претендует только на их эквивалентную стоимость. Таким образом, с самого начала речь шла о (ре)приватизации завоеванного. Такой человек, как Рейнгардт, уже подумывал о продаже «народных акций», чтобы быстро заморозить сбережения среднестатистических немцев после окончательной победы и впоследствии защитить потребительский рынок от неконтролируемого ажиотажа покупок. С этой точки зрения расходы на вооружение не кажутся непродуктивными, а, скорее, должны оправдываться «огромной массой материальных ценностей, завоеванной германским мечом». Поэтому «часть новой собственности рейха должна была быть предоставлена в распоряжение вкладчиков, например доли в промышленных предприятиях или шахтах на оккупированных восточных территориях»[986].
«Общие принципы экономической политики на недавно приобретенных восточных территориях», принятые 8 ноября 1941 года под председательством Геринга и (предположительно) разработанные ученым-экономистом Отто Доннером, свели общую концепцию к цели исполнительной власти: «С помощью дешевой [сельскохозяйственной] продукции при сохранении низкого уровня жизни местного населения необходимо достигнуть максимально возможных ее излишков для снабжения рейха и других европейских стран-союзников. Таким образом, в дополнение к максимально возможному покрытию европейских потребностей в продовольствии и сырье, для рейха должен быть открыт источник дохода, который позволит покрыть основную часть долгов, взятых на ведение войны, при этом максимально щадя германского налогоплательщика»[987].
Несколько недель спустя статс-секретарь Геринга Пауль Кёрнер заявил: «Вновь завоеванные территории на востоке должны внести свой вклад в покрытие военных долгов. По этой причине заработная плата и цены в восточных регионах должны оставаться как можно более низкими». По-видимому, попутно оратор выказал своего рода гордость за свою находчивость – по крайней мере рейхсминистерство финансов холодно заметило по этому поводу: Кёрнер выдал за программу Геринга то, за что «всегда ратовал» статс-секретарь Рейнгардт[988].
И действительно, министр финансов Шверин фон Крозиг ранее доходчиво рассказал Герингу, как он представляет себе финансовую сторону расширения на восток. В начале сентября 1941 года он объяснил своим занимающимся Россией сотрудникам, что «бывшая русская государственная собственность» («благодаря» коммунизму вся) должна «перейти в распоряжение рейха». В 1942 году он настаивал на том, что «разница в ценах между рейхом и востоком должна покрыть значительную часть военного бремени, в частности выплату процентов и погашение долов рейха»[989]. Некоторое время спустя его поддержал статс-секретарь Рейнгардт: «Долг рейха возник в результате перевооружения и прочих военных расходов. Если мы хотим сохранить имеющийся уровень жизни, то выплату процентов и погашение этого долга нельзя взваливать на население Германии. <…> Горе тому, кто поставит под угрозу соответствующую политику заработной платы и цен на восточных территориях». Общую выручку, которую можно было бы впоследствии получить в пользу казны от продажи завоеванных земель, полезных ископаемых и предприятий в Советском Союзе, он оценил в «несколько сотен миллиардов рейхсмарок»[990].
В январе 1942 года, после нескольких месяцев путешествия по оккупированной Украине, советник по сельскому хозяйству Ганс Детьен заявил перед избранной аудиторией «Клуба германских джентльменов» в Берлине: «Согласно планам высшего руководства, Украина должна “оплатить войну”. На достижение этой цели должна быть направлена местная демографическая политика. Украина должна обеспечить рейх дешевой рабочей силой, а также сельскохозяйственными и сырьевыми ресурсами.