По мнению Томаса Кучински, разграбление завоеванных стран было обычным явлением со времен Тридцатилетней войны и разница между ведением войны нацистами и прежними войнами была «не так уж велика». Вильдт в своем «эпистемологическом любопытстве» приводит аналогичный аргумент, говоря, что солдаты всегда «воровали, грабили, захватывали и отнимали добычу». Хотя от идеологически железной абракадабры данных критиков это могло ускользнуть, но если бы в 1945 году армии антигитлеровской коалиции хотя бы отдаленно вели себя так же, как немцы до них, от побежденных мало что осталось бы (как бывший гражданин ГДР, Кучински наверняка помнит недовольство, которое вызывали совершенно безобидные походы по магазинам советских офицеров и их жен).
Второй критический комментарий Кучински направлен против упомянутого мной эмпирического правила для конвертации сумм в рейхсмарках того времени в сегодняшние евро по курсу 1:10. Вместо этого он предлагает курс 1:5. Но в своей критике он не упоминает о том, что сам написал в более раннем исследовании о требованиях компенсации со стороны бывших подневольных рабочих. Там он подсчитал, что заработная плата в Германии в 1999 году была в 11 раз выше, чем в 1940–1944 годах (в пересчете на евро)[1055]. То же самое относится и к государственным бюджетам. Однако это вовсе не означает, что уровень жизни стал в 11 раз выше. С этой азбучной истиной легко согласиться, поэтому Кучински выбрал в цитируемой работе меньший множитель.
Но в «Народном государстве» речь идет не о реституции как о таковой, а об иллюстрации финансовых различий и масштабов: в то время средний германский рабочий зарабатывал не более 200 рейхсмарок (без учета вычетов и налогов) в месяц, доходы рейха в 1938/39 бюджетном году составили 17 млрд рейхсмарок. Таким образом, зарегистрированная в 1938 году, а затем конфискованная собственность евреев в размере около 8 млрд рейхсмарок составляла почти половину годового дохода последнего немецкого бюджета мирного времени. Сегодня годовой доход федерального бюджета составляет более 200 млрд евро. Для примерного пересчета таких различий в теперешние деньги предпочтительно эмпирическое правило, согласно которому сегодня одна рейхсмарка соответствует примерно десяти евро.
Предположение Кучински о том, что «подневольные рабочие фактически платили такие же налоги на заработную плату, что и немецкие рабочие», взято из воздуха. Как показано в «Народном государстве» на примере подневольного рабочего Эрнста Самуэля, работающего на Daimler-Benz, он зарабатывал внушительную сумму 234 рейхсмарки в месяц. Но из этой суммы ему приходилось отчислять 108 рейхсмарок на налоги и социальное страхование, то есть в три с лишним раза больше, чем должен был заплатить женатый коллега-ариец с одним ребенком. Его ставка налога на заработную плату была изначально в два с лишним раза выше, чем у обычного немецкого рабочего. Дополнительный 15-процентный «социальный уравнительный сбор», который уплачивался вместе с налогами и социальными отчислениями как подневольными, так и обычными рабочими в аннексированной части Польши, по-видимому, отправлялся в фонды социального обеспечения Германии. Это единственный способ объяснить, почему субсидии рейха на социальное обеспечение выросли на 42 % в 1941 году и упали на 31 % в 1942 году. Произошел значительный рост социальных выплат, несмотря на предыдущее увеличение пенсий на 15 % в конце 1941 года, включение пенсионеров в систему государственного бесплатного медицинского страхования (хотя взносы немцев на социальное обеспечение не увеличились, а война создавала дополнительную нагрузку на социальные фонды).
В этом случае также есть причина, по которой Кучински так сильно противится осуществленному мной смещению косвенной вины с элиты на народ. Ее можно найти в книге Кучински «Крохи с барского стола», основанной на его заключении о компенсации подневольным рабочим, сделанном в 1999 году по заказу Бременского фонда социальной истории ХХ и ХХI веков.
В ней он исходит из изначально заниженной предположительной оценки того, что с подневольных рабочих «вычиталось в среднем лишь 25 % завышенных налогов и сборов». Это были (как он подсчитал на примере годовой зарплаты рабочего с Daimler-Benz) 474,96 рейхсмарки, уходившие в государственный бюджет и фонды социального обеспечения. Оставшаяся после вычетов годовая зарплата в среднем составляла 1424,88 рейхсмарки. По правдоподобному подсчету Кучински, средняя годовая заработная плата подневольного рабочего была на 942,36 рейхсмарки меньше того, что платили арийским рабочим. Соответственно, согласно Кучински, две трети дохода от эксплуатации принудительного труда якобы поступали в карманы владельцев предприятий, а одна треть (474,96 рейхсмарки) – в государственную казну, таким образом облегчая налоговое бремя «арийских» рабочих[1056].
Хотя методика расчета сама по себе правильна, но итоговый результат неверен, потому что Кучински следует вымыслу, согласно которому его «образцовый подневольный рабочий» мог свободно распоряжаться своей чистой заработной платой (за вычетом стоимости питания и проживания). Но в действительности как нанятые добровольно, так и подневольные иностранные рабочие обязаны были переводить как можно бо́льшую часть своей заработной платы семьям за границу. Пользуясь возможностью, отдел Рейхсбанка под названием «Германская расчетная касса» собирал переведенные суммы и конвертировал миллиарды в военные облигации германского рейха или переводил их (что фактически было тем же самым) непосредственно в казну. В итоге семьи иностранных рабочих либо вообще не получали деньги своего кормильца, либо получали их в местной валюте из бюджетов оккупационных расходов соответствующих стран[1057].
С помощью такого трюка рейх гарантировал себе львиную долю доходов от принудительного труда. Если в свете этого факта еще раз подсчитать, кто был выгодоприобретателем принудительного труда, то германское государство (даже если принять в некоторых отношениях смягченные тезисы Кучински) получило гораздо больше, чем частный капитал.
Это означает, что общие данные Кучински об эксплуатации иностранных рабочих явно занижены. Он принижает и преуменьшает эксплуатацию иностранных (подневольных) рабочих, потому что смотрит на это «одним глазом». Следовательно, его разбивка на проценты прибыли государства и частного капитала также неверна. Полученные в «Народном государстве» сведения об «общественно полезном» государственном грабеже подневольных рабочих лишили заключение Кучински последней опоры.
Бухгайм касается открытого исследовательского вопроса замечанием, что мое «прибавление значительной части общих административных доходов» в бюджете рейха к доходам от оккупированных стран Европы приводит «к значительному двойному учету средств». Присвоенные рейхом переводы заработной платы иностранных рабочих за границу также включались в статью «Общие административные доходы». Но поскольку они затем выплачивались из бюджетов оккупационных расходов, то учитывались еще раз уже в виде доходов. Однако я не замолчал эту проблему, как предполагает Бухгайм, а явно ее озвучил в книге: «…балансовые отчеты грабежей содержат двойные бухгалтерские записи на несколько миллиардов рейхсмарок, ведущие свое начало от статистических отчетов о выполнении бюджета тех времен».
Но этим слишком часто подсчитываемым миллиардам противостоят суммы, которые, как мною было упомянуто, «ввиду отсутствия статистической базы» не включены в расчет внешних доходов. Сюда относится та часть налоговых поступлений, которую немецкие предприятия и отдельные предприниматели должны были отчислять государству за принудительный труд как фактор производства, равно как и за использование разграбленных еврейских фабрик, их сырье и полуфабрикаты. Я предполагаю (но все же пока не могу доказать), что тем самым эти незначительные двойные записи по крайней мере уравновешиваются, и говорю: «Об этом моменте и некоторых возражениях против отдельных цифр и предположений выше можно продолжать вести дискуссию».
Детальная реконструкция военного бюджета Германского рейха еще далеко не завершена, но дальнейшие исследования еще больше прояснят, а не затуманят полученную мной картину. Для стабильности своего правления власть имущим не нужны были десятки миллионов людей, восторженно кричащих «Хайль, Гитлер!». Им было достаточно просто покорного народа, большинство которого оставалось в известной степени довольным, занятым своими делами и потому не мешающим.
Меня порадовал комментарий Велера по поводу моих книг: «Конечно, интерпретация Али массовых убийств достаточно шатка». Со своей стороны, Велер утверждает, что имеет иную, «реальную интерпретацию». Везет ему. Не будучи таким уверенным в своих выводах, я люблю сидеть в архивах, позволять источникам удивлять меня и (в зависимости от предмета исследований) иногда менять свою точку зрения. Я сосредотачиваюсь то на теоретиках истребления, то на судьбе убитой еврейской девочки, то снова на политике этнической чистки, депортации венгерских евреев или даже на «услужливой диктатуре», то на двойной экспроприации имущества еврейского предпринимателя Юлиуса Фромма.
Так что в результате общая картина многогранна. Неизбежно последуют дальнейшие изменения точки зрения, потому что это единственный способ приблизиться к реальному пониманию случившегося.
Приложение
Установленные Германией в 1939–1945 годах курсы обмена валют[1058]
1 В начале оккупации 100 датских крон соответствовали 50 рейхсмаркам, потом какое-то время – 49,00 и наконец 52,30; о дискуссиях об этом см.: Bundesarchiv (Berlin) R 2/60244.